Весьма опасная игра - Лайл Гэвин - Страница 27
- Предыдущая
- 27/55
- Следующая
Я продолжал раскатывать и скатывать газету.
Наконец они порешили. Здоровяк встал и сказал:
– Я отойду только до конца коридора, так что смогу услышать, если что-то тут будет не так.
Казалось, что предупреждение предназначалось как мне, так и его напарнику.
Его сотоварищ скорчил кислую улыбку и подобрал огромный револьвер со стола.
– Ты не услышишь отсюда и шороха.
Здоровяк поколебался, затем вышел и закрыл за собой дверь.
Когда мы остались одни, коротышка дернул головой в сторону двери и сказал:
– Стареет. Не понимает, что твой случай весьма важен, как и все дела, которые ведет "SuoPo". Ты же не думаешь, что Никонен возвращается сюда пить с тобой шнапс?
Я внимательно смотрел ему под ноги.
– Ты не знаешь, чего Никонен хочет, так что не пытайся решать за него его задачи. Он тебя не отблагодарит, даже если ты кое-что за него и сделаешь. Пусть он сам отрабатывает свой хлеб.
– Ты нас считаешь просто деревенскими простаками, да?
Я поднял на него глаза.
– Да.
Револьвер обрушился на мою левую щеку. Я потрогал ее кончиками пальцев. Револьвер был направлен мне прямо в лицо.
– Сопротивление при аресте, – произнес он задумчиво. – Если не найдут еще кого-нибудь, Никонену понадобятся какие-то зацепки, чтобы все было тип-топ. Нам достаточно лишь видимости этого. Так, несколько царапин. Впрочем, ты конечно можешь сделать заявление.
Я продолжал рассматривать его ботинки.
Он продолжал:
– Ты должен рассказать нам все – просто факты, которые мы выясним так или иначе. Информацию, достаточную для начала дальнейших расследований. Мы не очень-то любим, когда большие люди из "SuoPo" приезжают из Хельсинки и указывают нам, что и как делать. А мы можем даже замолвить за тебя словечко.
Одно саркастическое замечание, и он ударит меня еще раз. Я это знал.
Ситуация, в которую он сам себя загнал, была неблагоприятной для него, потому что я заранее знал его действия до того, когда он на них решится.
Я сказал:
– Тронут до глубины души.
Револьвер взлетел вверх, чтобы обрушиться на меня. Я словно рапирой ткнул его под дых скрученной газетой. Туго свернутая, она была тверда, как дерево.
Он сложился пополам, револьвер шлепнулся на пол. Я вскочил, отпрыгнул в сторону и рубанул его ниже уха краем ладони. Он свалился с кровати на пол с грохотом, который потряс комнату. Но мы были на первом этаже, так что ничей потолок не обвалился.
Подобрав револьвер, я подошел к двери, слегка приоткрыл ее и стал ждать. Ждать мне не хотелось, но другого выбора не было.
Казалось, прошло немало времени.
Отель жил своей жизнью, окружая меня скрипами и гомоном. Ночь вокруг отеля давала себя знать отдаленными звуками и шумами, и довольно громко дышал на полу мой противник.
Я напрягся, как пружина будильника, когда услышал клацанье трубки телефона в холле и шаги по коридору.
Захлопнув за ним дверь, я успел нанести удар револьвером по челюсти снизу, прежде, чем он понял, что ситуация полностью изменилась.
Если говорить прямо, это глупо – демонстративно направлять пистолет на человека. Ни один профессионал этого бы не сделал. Но профессионалы никогда не убивают полицейских. А я хотел, чтобы этот подумал, что я на такое способен.
Он ничего не сказал и ничего не предпринял.
Я отступил в сторону.
– Садись.
Здоровяк двинулся к стулу, затем оглядел меня и увидел ссадины на моем лице.
– Он подошел слишком близко к тебе и облегчил задачу.
– У меня была масса возможностей. Садись.
Он сел спиной ко мне.
– Я не должен был оставлять тебя с ним наедине. Думаю, у тебя немалый опыт обращения с оружием, да и по другой части тоже.
– Есть немного. Побольше, чем у вас обоих, между прочим.
– Что, "Facel Vega" был просто блефом?
– Вы поехали к Вейко потому, что кто-то позвонил, верно?
– Может быть.
– С "Facel Vega" я не блефовал.
– Так или иначе неплохо было бы иметь кого-нибудь за решеткой, когда Никонен заявится, как ты считаешь?
Я рубанул его ниже уха, по месту, которое считал оптимальным для этого. И в результате на моих руках оказались два оглушенных полицейских в ситуации, когда руководства по этикету вряд ли сильно мне бы помогли. И когда они придут в себя – один Бог знает. Этого никогда верно не оценишь. Стремясь только отключить кого-то, всегда надеешься соблюсти верную грань между безопасным обмороком и убийством.
Теперь нужно было связать им руки и ноги и заткнуть кляпы, и все это – только двумя простынями с кровати. Но я не собирался играть роль сестры братьев-лебедей, всю ночь сшивая рубашки, так что пришлось покинуть все, как получилось.
Выждав, когда в коридоре никого не было, я запер за собой дверь и отправился в противоположную от вестибюля сторону, надеясь найти запасной выход. И нашел. Никто не видел, как я выходил.
Ночь пахла свежестью и сладостью и навевала странное умиротворение, словно я уже имел все, чего пытался достичь.
Боль в щеке вывела меня из этого настроения: щека набухала, кровь начала пульсировать, и это отдавалось болью в каждом зубе, будь они прокляты.
Я обошел отель сзади, поднялся по темному берегу реки к площади у моста. В наличии было только одно такси, потрепанный "мерседес 220" со старым тряпьем в боковых воздухозаборниках, которое хоть как-то хранило быстро уходящее тепло мотора.
Пряча левую щеку от света фар, я спросил шофера:
– Буксировочного троса не найдется?
Трос у него был.
– У меня не заводится машина, здесь недалеко, – я махнул рукой в южном направлении. – Сможете подбросить меня к ней и отбуксировать сюда?
Он согласился.
Когда я влез внутрь, полицейская машина подкатила к мосту и расположилась так, чтобы заблокировать дорогу с севера, лучи фар были направлены в северную сторону вдоль моста. Мы проехали полмили от города в сторону аэропорта, когда я приказал остановиться. Затем я показал шоферу револьвер и предложил прогуляться домой пешком.
Тот попытался возразить по существу проблемы, но я убедил его, что мы с револьвером обладаем большинство голосов, и он поплелся в город.
Проехав еще пару сотен ярдов, я остановился, набросил буксировочный трос на телефонные провода и дернул. Потребовались куда большие усилия, чем я предполагал, но в конце концов мне удалось их оборвать. Теперь, если сообщение еще не прошло, в аэропорту не будут знать, что я еду. И я погнал машину дальше.
Можно было затратить уйму времени на запутывание следов моего бегства, но никто не придал им значения. Все знали, что я направлюсь к "Бобру", без которого Лапландия оказалась бы листом липкой бумаги, на котором я влип, как муха. Запихав ком финских марок в перчаточный ящик, "Мерседес" я поставил прямо у аэропорта.
По пути к "Бобру" никто меня остановить не пытался.
Глава 18
Я летел в юго-западном направлении, по основной трассе в Швецию, с полными огнями, так, чтобы с диспетчерской вышки видели это ложное направление ясно и четко.
Спустя четверть часа я спустился на триста футов, выключил огни и на самых малых оборотах повернул на север.
Была тихая, почти безветренная ночь с редкими рваными перистыми облаками и молодой луной, блистающей на западе. Клочья тумана стелились по озерам и речным руслам, но пока ничего серьезного не намечалось.
Я пересек арктическую трассу как раз южнее Инари, и дальше следовал над озером, на этот раз набрав высоту, чтобы никто не услышал звука мотора.
Затем я повернул обратно, еще сбавил обороты и начал скользящее планирование к югу, в направлении огней Ивайло, мерцающих в дымке милях в пятнадцати впереди. Я искал семидесятифутовый трейлер.
Это было не таким трудным делом, как может показаться. Такое сооружение далеко от основной дороги не отгонишь. А между Ивайло и Инари не было других дорог достаточной ширины. Такой фургон не спрятать под деревьями, как невозможно спрятать большой дом.
- Предыдущая
- 27/55
- Следующая