Весьма опасная игра - Лайл Гэвин - Страница 15
- Предыдущая
- 15/55
- Следующая
Она глядела на меня с некоторым удивлением, которое угадывалось по легкому изгибу уголков рта.
Я буркнул:
– Давайте скажем так: я ему симпатизирую.
Действительно, какие-то чувства к нему я испытывал, но пока не знал, как их выразить.
– Мистер Кери, вы действительно верите, что я сама не люблю его? Наверно я ведь тоже кое-что о нем знаю? Вы что, предполагаете, что я проделала весь этот путь чтобы только доставить себе удовольствие отчитать его и наставить на путь истинный?
Я принялся неотрывно наблюдать за давлением масла.
– Если мне доведется его увидеть, – продолжала она, – все, чего я хочу – попытаться убедить его вернуться домой и принять некоторые неотложные решения по состоянию, ведь он до настоящего времени остается единственным официальным владельцем.
– Я думал, решения принимает ваш муж.
Она задумчиво глядела вперед через лобовое стекло, заляпанное масляными пятнами и следами от комаров.
– Не вижу, для чего вам говорить об этом, но мы с мужем разводимся.
– Сожалею...
Она взглянула на меня.
– Я – нет.
Вот твой шанс, Билл Кери. Твои семейные проблемы решались, пока ты упорно возводил башню одиночества.
Я вернулся к заботам о температуре и давлении масла.
Глава 10
Мы как раз только миновали Саданкайля, когда диспетчерская Рованиеми вышла в эфир с моими позывными. Они хотели знать мое местонахождение.
Я использовал обычный свой прием с ответом только на повторный вызов, после чего сообщил координаты.
Рованиеми передало на четком медленном английском:
– Есть сообщение об аварии в нескольких километрах северо-восточней вас. Можете уточнить, что там такое?
– Сделаю. Какие еще данные?
После некоторой паузы послышалось:
– Это английский самолет – гидроплан "Остер". Он передал, что у него горит мотор.
– Вы не узнали поточнее, где это?
– Он сказал, что пытается приземлиться на длинной полосе берега большой реки. Мы предполагаем, что это Льюириоки.
Я тоже так подумал. К востоку от нас была лишь одна большая река. И ее длинный берег, вытянувшийся в западном направлении, как раз возник на горизонте впереди, милях в пятнадцати. Я повернул туда и пояснил мисс Бикман:
– Тут недалеко люди потерпели аварию.
Потом спросил Рованиеми, есть ли еще с ними связь.
– Последних пять минут мы их не слышим.
Вероятно, самолет опустился слишком низко.
С горящим двигателем он явно старался спуститься вниз как можно круче. Даже если удалось сбить пламя и выровнять машину, на аппарате типа одномоторного "Остера" не улетишь дальше пологого планирования.
Но если радио работает, он может находиться в зоне моего приема.
Я включил радиостанцию на прием, перешел на частоту для аварийных сообщений и стал вызывать:
– "Остер" с горящим двигателем, вы меня слышите?
В лингафонах только трещали помехи. Я попытался снова, но связь не удавалась.
Тогда я повернулся к мисс Бикман:
– Наблюдайте за землей со своей стороны. Пытайтесь обнаружить черный дым.
Я надавил педаль акселератора, "Бобер" слегка качнулся, появилась какая-то новая тональность в общем лязге, и можно было уловить едва заметный намек на нарастанье скорости.
Когда мы приблизились на расстояние, с которого можно было добраться до реки с выключенным мотором, я сбавил газ и стал снижаться, покачиваясь с крыла на крыло, чтобы обеспечить себе обзор по курсу. Не было никаких признаков столба дыма, который должен появиться, если охваченный пламенем "Остер" рухнул пять минут назад. Я полетел зигзагами, чтобы можно было взглянуть назад на случай, если самолет был скрыт деревьями на берегу.
Миссис Бикман сказала:
– Я ничего не вижу на реке.
Наконец я его обнаружил: яркий блик среди сосен в полумиле западнее реки. Вот теперь я прибавил газку и вошел в глубокий вираж со снижением.
Он не горел и не развалился на куски, но то, что случилось, тоже было ничего себе. Пилот должно быть понял, что до реки при встречном северном ветре ему не дотянуть, и развернулся, чтобы попытаться долететь до пустынной лесной дороги. Но сотни ярдов ему все же не хватило, и он сделал самую разумную вещь в подобной ситуации: посадил самолет на поросль и кусты, прямо перед рощей сосен, казавшихся довольно крепкими.
Но даже после этого маневра самолет почти перевернулся на спину. Поплавки гидроплана зарылись в землю, а хвост задрался до тех пор, пока не наткнулся на верхушки первых крупных деревьев. Но пожара не было.
Я сделал широкий вираж на трех сотнях футов и увидел, что кто-то машет, стоя посреди кустов. Тогда, покачав крыльями, стал снова набирать высоту.
Миссис Бикман спросила:
– Вы не можете приземлиться?
– Об этом я и думаю. Вы бы хотели, чтобы я сел?
– Да, конечно.
Она, казалось, даже возмущена вопросом.
– Хорошо, я только сообщу в Рованиеми, что собираюсь делать, на этой высоте они меня не слышат.
Мне удалось пробиться к ним на высоте две тысячи пятьсот футов и описать все как можно точнее. Мне ответили, что самолет военно-воздушных сил Финляндии будет над нами в течении получаса – не предпочту ли я кружиться здесь и наводить его на место?
Я взглянул на миссис Бикман. Она резко кивнула в сторону места аварии. И я ответил Рованиеми, что спускаюсь. А прибывающий самолет может транслировать сообщения от меня к ним.
Я стал спускаться по спирали, выпуская колеса ниже поплавков для приземления. На полностью опущенных закрылках, резко форсируя мотор, чтобы выравнивать машину. Мы шлепнулись между рядами высоких деревьев по сторонам дороги и утонули в облаке пыли и мелких камней в двух сотнях ярдов от "Остера".
Как раз когда мы спускались из самолета, из кустов выбрался человек. У него была вспорота одежда на правом боку, одна штанина ниже колена превращена в клочки, лицо отнюдь не выглядело цветущим, но с виду он передвигался достаточно легко.
– Я думаю, что мой пилот сломал ногу. Рад, что вы прибыли так быстро.
– Так получилось, что мы пролетали рядом, ну и подумали, что следует вмешаться. Вы англичанин?
– Да. А Вы?
– У нас объединенная англо-американская команда. Вы его вытащили из самолета?
– Я проведу вас.
Он показывал путь. Если говорить точно, то мужчина был дородный, но двигался по зарослям довольно хорошо. И на нем не было ничего сверх того, в чем он был перед аварией: замечательной мохеровой куртки.
Пилот – долговязый парень где-то посередине между двадцатью и тридцатью, был распростерт там, где должен был бы оказаться хвост "Остера", если бы не вершины деревьев. Лицо у парня сильно побледнело и трудно сказать, был ли он в сознании: дыхание стало слабым и затрудненным.
Левая нога ниже колена представляла собой кровавую кашу. Толстяк сделал кое-что стоящее, остановив кровотечение из глубокой раны с помощью пары носовых платков. Но перелом был – будь здоров!
Больше ничем помочь мы не могли, разве что, стараясь, чтобы кровотечение не возобновилось, я привязал ногу к толстой ветви в качестве лубка и вытащил парня из-под обломков, пока он совсем не ослабел от шока. Потом отстегнул нож Фарберина от креплений на ботинке, передал его толстяку и сказал:
– Попытайтесь найти пару прямых стволов футов по трех длины и достаточно крепких.
– Ладно.
Он взял нож и заковылял в сторону сосен, продираясь сквозь кустарник.
Миссис Бикман наклонилась через мое плечо и спросила:
– Могу я хоть чем-нибудь помочь?
– Можете одолжить ему пальто. От шока он начнет замерзать.
Она сняла пальто, и я укрыл им парня. Он качнул головой и открыл глаза.
– С тобой все в порядке, сынок, – сказал я ему. – Просто перелом ноги. И через несколько минут я отвезу тебя на самолете.
Он прошептал:
– С ним все в порядке?
– По-моему, ни царапины. Ты выбрал для посадки лучшее место.
- Предыдущая
- 15/55
- Следующая