Венера с пистолетом - Лайл Гэвин - Страница 57

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая

Затем я сделал пыж из сложенного клинекса и забил его туго – туго. Потом другим кусочком обернул пулю и это помогло ее протолкнуть.

Раздался еще звонок, еще стук. Глуховато донесся крик:

– Мистер Кемп!

Порох в запальнике; затвор закрыт. Время раскуривать сигару. Я затянулся, табак вспыхнул, потом я отрезал горящий конец и прижал его к курку. И тут же зажег вторую сигару, на случай, если сразу все не получится. Если бы у меня было время!

Я встал, и коленки вели себя не лучше моих рук.

– Ну вот, милая. Отойди и держись подальше.

– Берт, поцелуй меня.

На какой-то миг она отчаянно приникла ко мне, дрожа не меньше меня. Затем я поспешил к дверям.

Я крикнул:

– Иду, иду, – чтобы создалось впечатление, что он нас разбудил. Но вряд ли это могло его обмануть. Запоры, ставни, задержка заставят его волноваться.

Ты – ублюдок. Ты – вшивый никарагуанский убийца, шотландский ублюдок. Я не боюсь тебя, приятель. Я могу убить тебя. Я хочу убить тебя. Действительно хочу…

Я снял засов, отпер замок, открыл дверь и отступил назад, держа перед собой «Вогдон» так, чтобы сигара была сверху. Иначе она могла бы затухнуть, покрывшись пеплом, – старая проблема фитильного замка. Подняв сигару к лицу, я раздул ее поярче и водворил на место.

– Открыто – входите.

Что бы ни случилось, все должно произойти очень быстро, до того, как сигара догорит.

Я хочу убить тебя, я действительно хочу убить тебя. Мои ноги вдруг перестали дрожать, я весь напрягся, я стал един со своим пистолетом.

Вошел Карлос, глядел он подозрительно и держал наготове «браунинг».

Потом он увидел мой пистолет.

– Он заряжен, Карлос, – сказал я. – Я заставил его работать. Убери свой пистолет. – Мой голос звучал безразлично, и я глядел в точку у него на груди.

– Мистер Кемп, я не понимаю, что это значит.

– Убери пистолет, потом мы поговорим.

– Скажите, что…

– Я буду стрелять.

Он хмуро уставился на «Вогдон», на яркий конец сигары. Наверно, он мне поверил. Но все же поднял свой пистолет. Вспышка запальника была ослепляющей, для меня прошло миллионы лет, когда я представил, что будет, если сигара не подожжет заряд, а его пистолет вот-вот нацелится на меня. Подсознательно я ожидал раскатистого грохота черного пороха, на который и был рассчитан пистолет. Но резкий треск потряс меня не меньше, чем отдача.

Карлоса отбросило назад к полузакрытой двери, она захлопнулась, как второй выстрел. Потеряв опору, он развернулся и упал на колени лицом к стене, потом скорчился и затих. Кровь почти не шла. Он был мертв.

Но я знал это, как только прозвучал выстрел. С расстояния пяти футов «Вогдон» бил точно. Можно было целить ему в плечо, но…

Сквозь звон в ушах я услышал, как Лиз сказала:

– Он собирался стрелять?

Я только кивнул.

– Надеюсь, ты был вынужден это сделать… Он мертв?

Я снова кивнул, потом подобрал «браунинг» и оттянул затвор. Патрон был в стволе.

– Что нам делать? – спросила Лиз.

Наконец я собрался смелости и взглянул на нее. Она была очень бледна, очень серьезна, но при этом очень решительна.

– Убираться отсюда к черту, – сказал я.

– За полицией?

– Увидим…

Потом я взял Карлоса подмышки и потащил его к ванне. Кровь еще текла, не так сильно, но там ему было самое место. Затем я обшарил его карманы.

Вошла Лиз, уже в пальто.

– Сумки в прихожей. Господи, ты же не возьмешь его деньги.

– Не глупи. Ключ от входной двери. – Я держал в руках шестидюймовое гамбургское скобяное изделие.

– Берт, извини. Я немного…

Я кивнул, но продолжал обыскивать карманы Карлоса в поисках каких-нибудь бумаг.

И в конце концов нашел. Лист был отпечатан на машинке и начинался так:

«Джорджио да Кастельфранко, известный как

Джорджоне;

«Венера с пистолетом»

Затем следовало краткое описание картины и ее размер, немного о том, что она «подогнана под раму неизвестным художником семнадцатого века, с подписью «Giorgione pinxit», и заканчивалось все так:

«По моему мнению, это работа Джорджоне. Несмотря на отсутствие атрибуции, учитывая тот факт, что она в течении нескольких веков пребывала во владении венгерской семьи, стиль, оттенки, поза и экспрессия фигуры хорошо сочетаются с другими работами, общепризнанными как написанные этим автором. Поэтому я оцениваю ее в 3 500 000 долларов».

Подписи под документом не было.

Я передал его Элизабет, а все остальное положил назад.

– Что такое «атрибуция»?

– История жизни картины. «Из коллекции Джекоба Астора, выставлялась в Чикаго, описана в монографии Беренсона», – вот так примерно.

– Это примерно то, что ты написала бы для Манагуа?

Она растерянно кивнула.

– Но этого я не писала. И не Карлос – он бы не смог.

Я поднялся с края ванны, вышел в гостиную, достал упаковку, в которой прибыла сюда картина, и стал паковать ее заново.

На это понадобилось время. Лиз вошла прежде, чем я закончил.

– Что ты делаешь?

– Это мы заберем с собой.

– Берт, мы не можем…

– Она нам понадобится. Мне кажется, я догадываюсь, что все это значит.

Но предстояла чертова работа. У Лиз было два объемных чемодана, у меня – один большой, для контрабанды, и сумка для самолета. И даже повесив одну сумку на плечо, у нас оставалась на двоих одна свободная рука. Весь тротуар был покрыт комками замерзшего снега, ветер хлестал в полотно, заставляя меня шататься, как пьяный матрос.

Мы свернули за угол, потом за второй, но не увидели ни души. Потом впереди показалась хорошо освещенная улица, и мы вышли на Роттердам-штрассе. Наконец-то я понял, где мы находились последние двадцать четыре часа.

Еще через сто ярдов и три остановки, чтобы перевести дыхание, мы нашли маленький старый отель с бронзовой табличкой на стене, утверждавшей, что ему присвоены две звезды какой-то туристической конторой три года назад…

Мы зашли туда, зарегистрировались и отдали наши паспорта. Мне не очень нравилось все это – мы все еще были недалеко от места упокоения Карлоса Макгрегора. И картина вызывала любопытство.

– Наше авто, – попытался объяснить я, – ist caput. – Я ткнул пальцем в направлении, совершенно противоположном тому, откуда мы пришли. – Аккумулятор капут. – Я немного порычал, изображая мотор, не желающий заводиться.

Малый за конторкой нас понял. Он предложил позвонить в гараж, но я отказался, заявив, что этим лучше заняться завтра. Он даже пошутил, что по крайней мере никому не удастся угнать машину с неисправным аккумулятором.

Может быть, все это помогло объяснить, почему мы идем пешком с большим багажом и тащим огромную картину.

Номера были чуть лучше той квартиры, но ненамного.

Огромные кровати со спинками, украшенными медными шарами. Толстые стеганые, типично австрийские перины. Холодная и горячая вода в каждой комнате. Правда нет телефонов, но все же довольно неплохо.

Мы бросили свои сумки и картину, потом Лиз сказала::

– Ну, а теперь в полицию.

– Не уверен…

– Берт, ты не можешь…

– Слушай, я убил человека. Это потребует бесконечных объяснений.

– Тебе придется рассказать, как все было. Ты даже мне еще не рассказал.

– Давай поступим так: сначала скажем обо всем нашей хозяйке, хорошо?

Она холодно взглянула на меня.

– Берт, я не понимаю, что происходит.

– Ладно, просто доверься мне, хоть немного. Она в «Бристоле», верно?

Я пошел вниз, взял телефон и позвонил донне Маргарите.

– Говорит Берт Кемп, – я говорил быстро, не давая ей времени перебить, – у нас небольшая проблема. Мы с мисс Уитли ушли из квартиры. Боюсь, что Карлос пострадал. Но я не хочу говорить по телефону. Мы можем прийти немедленно. Так получилось, что мы не хотим дольше оставаться в Вене.

Последовала длинная пауза, а потом она, колеблясь, сказала:

– Конечно, сеньор Кемп, приходите… но что с Карлосом? Вы говорите, он пострадал?

– Я все расскажу вам при встрече. Какой номер?

• Предыдущая
• 57/61
• Следующая