С мертвых не спросишь - Лайл Гэвин - Страница 46

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая

– Не знаю, может и не выплывет. Сейчас позвоню кое-кому и попытаться исправить положение.

Она встрепенулась.

– Тогда звони. Если хочешь, могу приготовить яичницу с беконом.

– Замечательно.

Луис ушла, а я стал набирать номер.

Всего два гудка – и мне ответил удивительно бодрый для такой рани голос Макби:

– Кто это?

– Привет, Мак. Это Корд.

– Ты что, не знаешь, который час?

– Я звоню тебе от имени Чарльза с приятелем. Сами они не могут, поскольку угодили за решетку. Чарльз еще в госпитале, но как только его приведут в норму, тоже посадят.

Он помолчал, потом заявил:

– Не знаю, о чем ты.

– Молодец, хорошо получается. Продолжай в том же духе – и сможешь вывернуться. А теперь слушай внимательно, что нужно делать. Найди хорошего адвоката – и побыстрее. Сейчас допрашивают сопляка, и будут делать это трое суток, пока кто-нибудь не потребует соблюдения закона о неприкосновенности личности. После этого придется прекратить допросы и предъявить обвинение. То же относится и к Чарльзу, но тут не горит.

На том конце провода опять молчали.

– Черт побери, но ты-то здесь причем? – спросил он наконец.

– Ну, просто я оказался в поместье Кингскэт, когда твои ребята туда забрались. И именно в меня они стреляли из ружья.

– Что они сделали?! – взорвался он совершенно искренне. Наверняка он говорил не брать с собой оружия, предупреждал – и все-таки они не подчинились.

– Стреляли, правда, почти промахнулись. И взяли их с поличным в чужом доме, с оружием в руках и так далее. Теперь тебе придется потратить немало времени и еще больше денег, чтобы убедить их признать себя виновными.

– Кому от этого польза?

– Так рано ты не слишком хорошо соображаешь, верно? Стоит им признать себя виновными – не будет настоящего суда с присяжными и свидетелями, не будет перекрестного допроса с неудобными расспросами, кто толкнул их на преступление. К тому же суд не узнает от миссис Фенвик, что ты недавно звонил ей по поводу судового журнала. Надеюсь, об этом ты еще не забыл? Можешь ничего не делать, пока не посоветуешься со своим юристом.

– Непременно посоветуюсь, будь уверен. Но с каких это пор ты превратился в Иисуса Христа? Ты сам с этого что-то имеешь, верно?

– Да, я чертовски на это рассчитываю, потому что хочу остаться в стороне. Но если это не удастся мне, то не удастся и тебе. Учти, что я стою на твоих плечах. Об этом тоже проконсультируйся у своего юриста.

Последовала напряженная пауза, потом Макби отчеканил:

– Ты – маленький, гнусный, вонючий сукин сын. Освободи линию – мне нужно позвонить.

– Вижу, ты постепенно начинаешь понимать, что к чему.

Мы завтракали на кухне, и я объяснил Луис свои действия. Она внимательно выслушала, потом спросила:

– Все-таки я не понимаю, зачем этим двоим признавать себя виновными. Что они теряют, если откажутся это делать?

– Все зависит от того, какое им предъявят обвинение. В таком деле полиция соберет целый букет, начиная с покушения на убийство, потом пойдут тяжкое телесное повреждение и злоумышленное членовредительство. Они предпочтут признать последнее, а заодно нарушение закона об огнестрельном оружии – владение огнестрельным оружием и его использование в преступных целях. Тогда больше трех лет тюрьмы не получится. Но если эта парочка станет все отрицать, полиции не составит труда обвинить их в покушении на убийство, за которое полагается пожизненное заключение. Так что они предпочтут признать себя виновными в куда менее серьезных вещах.

Луис задумалась, осторожно доедая яйцо.

– Получается, Пол Макби отделается легким испугом?

– Пожалуй, да.

– Похоже, ты не против такого варианта?

– Возможно... Я знаю, что все это его рук дело, и этого мне пока достаточно. Как бы там ни было, сейчас привлечь Макби к ответственности сложно. Конечно, Чарльз – его шофер, но куда труднее доказать, что именно Макби послал его сюда. Даже если Чарльз сам так заявит, ни один судья не позволит присяжным выносить решение на основании только его показаний. А после моего звонка Макби жалование Чарльза возросло по меньшей мере вдвое, так что не следует ждать от него особых откровений.

– Однако в наших показаниях мы обвиняем в произошедшем именно Пола. – Луис отодвинула в сторону яйцо и закурила.

– Наши заявления – еще не доказательства. А если эти двое признают себя виновными, в суде не будут фигурировать ни свидетели, ни их показания.

– И Дэвид ничего не узнает?

Я пожал плечами.

– Наши имена в суде, конечно, упомянут. Но, может быть...

– Я считаю, ты очень тонко решил все проблемы.

– Тебя это удивляет?

В тот момент я прикидывал, что подумает некий старший инспектор полиции, когда перед ним вдруг появится адвокат Макби с судебным постановлением о защите неприкосновенности личности. Ну что же, прошлой ночью мне пришлось немало поманипулировать людьми.

Я взглянул на часы – уже почти семь – и Луис это заметила.

– Возвращаешься в Лондон? – спросила она упавшим голосом.

Я как можно бодрее улыбнулся и пожал плечами.

– Рано или поздно мне нужно уехать, но...

Убей меня Бог, я не знал, что делать дальше. Ведь судовой журнал я так и не нашел, к тому же была суббота.

– А что ты собираешься делать?

– Мне нужно доставить "ровер" в гараж в деревне. Там его должны привести в порядок; возможно, они же захотят его купить.

– Не хочешь оставить его у себя?

– Нет. Для меня он останется автомобилем Мартина. – Она вздрогнула, словно вспомнив о чем-то. – И для начала нужно будет распаковать чемодан. Так что, пожалуй, придется одеться.

– Распаковать чемодан?

– Ну да – чемодан Мартина все еще лежит в багажнике. Я никак не могла себя заставить...

– Я его принесу.

– Но ведь тебе больно поднимать тяжелое – спина...

– Ничего, все в порядке.

В гараже было холодно, как в могиле, и я не стал там особо задерживаться. Вытащив из багажника "ровера" внушительный чемодан черной кожи, я поспешно захлопнул крышку. Я пока тащил его в дом, у меня действительно заныла спина.

Я втащил чемодан по лестнице, принес в спальню Фенвика и положил на кровать. Потом открыл. И первое, что я увидел – судовой журнал "Скади".

– Все оказалось так просто? – спросил Вилли.

– Ну, можно сказать и так.

– Выходит, Мартин готов был отдать настоящий журнал, если бы блеф не прошел?

– Во всяком случае, он сохранял такую возможность. Видно, шантажисты крепко держали его на крючке.

– М-да... – Вилли продолжал внимательно разглядывать судовой журнал.

Я позвонил Вилли из поместья, потом мы встретились у меня дома. Опустив некоторые детали, я рассказал ему о событиях минувшей ночи, а затем торжественно вручил журнал. Он пришел в полный восторг, но я не сомневался, что вопросы по поводу моего рассказа у него остались.

Как я и ожидал, журнал имел размеры примерно четырнадцать на двенадцать дюймов, обложка из плотного бурого картона делала его похожим на амбарную книгу. Вначале меня удивило его плохое состояние, но потом я вспомнил о четырех месяцах зимнего ненастья, которые он пролежал в выгоревшем корпусе судна. Углы его промасленной, покрытой ржавыми потеками обложки сильно обтрепались. Покоробившиеся от сырости страницы, местами мятые и рваные, все же не слиплись. Все записи по счастью были сделаны шариковой ручкой и не расплылись от воды.

Затаив дыхание, Вилли бережно листал страницы.

– Что-нибудь можно разобрать? – спросил я.

– Не слишком много. Я немного читаю по-норвежски, но... Думаю, смогу разобраться в этих цифрах. Я знаком с английскими судовыми документами – здесь, в принципе, примерно то же самое.

Каждая страница была разграфлена самым невообразимым образом – шестнадцать узких вертикальных колонок и одна широкая; горизонтальные линейки отделяли по двенадцать строк, и эти двенадцать делились на три группы по четыре строки в каждой, причем внизу оставалось немного свободного места. Насколько я мог судить, каждая страница означала день, каждая строка – час, а каждые четыре строки – вахту, однако заголовки вертикальных колонок были для меня китайской грамотой.

• Предыдущая
• 46/68
• Следующая