Плоды свободы - Астахова Людмила Викторовна - Страница 3

Знакомые лица: барон Шэби – землевладелец, господин Рэспит – винозаводчик, Килиган Новир с сыновьями – хозяева нескольких мануфактур, а по сути, одни из самых известных людей во всей провинции. Не удивительно, что с такими вожаками дэйнлцы отважились на открытое неповиновение.

«Проклятье! – мысленно воскликнул Рамман. – Этого еще не хватало!»

– Добренького денечка, милорд, – дерзко улыбнулся Шэби. – Вы очень кстати пожаловали.

Остальные главари сдержанно поклонились. Слишком сдержанно.

– По какому поводу собрание? Есть ли дозволение магистрата?

Расшаркиваться перед бунтовщиками граф Янамари тоже не стал. Еще чего не хватало!

– Да мы бы и рады взять дозволение, но солдаты внутрь не пускают.

У Шэби имелась крайне неприятная манера все время принюхиваться, словно от собеседника неприятно пахло.

– Если вы расскажете, что случилось, то я поговорю с градоначальниками.

– А вы не догадываетесь, милорд? Народ оскорблен и негодует, – фыркнул господин Рэспит.

– Да? А я вижу лишь толпу обнаглевших хамов, которые малюют на стенах всякую похабень и мочатся в фонтан, – проворчал Рамман. – И чем же оскорблен наш добрый народ?

– Для начала внеурочным рекрутским набором.

«Псы тебя раздери, Аластар! Скоро в армию станут грести десятилетних мальчишек», – подумал граф, но вслух сказал совсем иное:

– Наш милостивый князь старается защитить княжество от посягательств Синтафа. Неужели вы думаете, что новобранцы ему нужны для красоты? А ну как по весне война начнется? Вот они и успеют обучиться необходимому.

– Так ведь не по двое-трое, а по десять мужчин от общины! – взорвался Новир-младший, потрясая кулаками куда-то в северном направлении. – Весной в поле выйти будет некому!

Говорил он нарочито громко, чтобы эти слова услыхали на площади. И началось.

– Если доживем до той весны! – крикнула какая-то женщина.

Дородной даме истощение точно не грозило, но толпа подхватила возмущенный вопль.

– От морозища уже вся лоза померзла!

– И от озимых ничего не останется!

– С голоду пухнуть начнем, точно ролфи на своих островах!

– Пока они у себя сидели, так и у нас недорода не случалось.

– А мужиков под ружье ставят!

– Одного сына угробили! Не отдам младшего в солдаты! Стреляйте в меня, изверги! Не отдам! – верещала какая-то истеричная горожанка.

Рамман набычился. Ему уже успели до полусмерти надоесть постоянные упреки в грядущем голоде и непомерных аппетитах Аластара, звучавшие в его адрес на заседаниях Совета Графства.

– Пример Канаварри никого, как я вижу, ничему не научил.

Тамошний народный бунт для мятежного соратника Эска, его сторонников и всего народа кончился печально. Между двух огней – между Аластаром, радостно ухватившимся за возможность прикончить политического конкурента, и Херевардом, воодушевленным шансом оторвать от Файриста изрядный кусок, уцелеть было невозможно. Канаварри буквально выгорело, в некоторых местах до голых камней. И большинство графств усвоили горький урок. Кроме Янамари, как теперь выяснилось.

– Мы требуем справедливого отношения и вполне заслуженного уважения.

Ах, как бы хотелось Рамману Никэйну подняться на пару ступенек выше и воззвать к разуму людей, что собрались на площади. Объяснить им, что сейчас не самое лучшее время для столь явного недовольства. Что князь в Амалере не склонен к компромиссам с оппонентами, совсем не склонен. Напротив, скорее всего Аластар пришлет для усмирения несколько полков с недвусмысленным приказом: мятежников – на рудники, вожаков – на виселицу. Но толпа безумна, она абсолютно глуха к голосу рассудка. Не поможет ни пафос, ни стройность и логичность рассуждений. И наличествующий у каждого отдельно взятого обывателя здравый смысл попятится перед напором общего настроения.

– То, что происходит здесь и сейчас, – Рамман сделал плавный жест рукой, – именуется в депешах «злостным неповиновением властям», то бишь, господа хорошие, вы бунтуете против законных требований верховного властителя. Какой, вы думаете, на это будет ответ из Амалера? Эск извинится и скажет: «Эк, я запамятовал! В Янамари ведь живут самые лучшие мои подданные! Как же я мог их так обидеть? Конечно же, никакого рекрутского набора не будет»! Так?

Но явный сарказм его слов мало впечатлил ближайших собеседников, не говоря уж про дальних. Тем более что настроения в толпе преобладали воинственные и лозунги звучали совсем не миролюбивые.

– Доколе нам терпеть издевательства? Доколе биться без помощи и поддержки?! Одни брошены на погибель! – громогласно причитал кто-то за спинами потрясающих кулаками горожан. И если их голоса сливались в равномерный гул, напоминающий рокот морской, то этот резкий голос выделялся и ввинчивался в уши. – Без божьей помощи, без высшей защиты! Оттого и зимы суровы, и недород!

– У-у-у-у! Без богов никак нельзя!

Рамман насторожился, даже на цыпочки привстал, чтобы разглядеть звонкоголосого подстрекателя. Не любил он эти разговоры и прекрасно знал, откуда они берутся. Херевард Оро ведь тоже не сидит сложа руки.

– Да с чего вы взяли, что непременно будет недород? Снегу-то намело сколько, – возмутился он, глядя в упор на барона Шэби. Тот, сколько Рамман себя помнил, практиковал прогрессивные методики земледелия, выводил новые сорта, и, к слову, лучшее вино всегда было у него. Называлось «Шэби Зэрин» – «Золото Шэби».

– Нет больше с нами божественной силы, – вздохнул барон и глаза отвел.

«А вот мы и добрались до сути!»

– Хотите к тивам под крыло? – напрямик спросил Рамман. – Готовы платить душами за колдовство?

– Так вроде же наши души Предвечному не по вкусу? – хмыкнул Новир-старший, здоровенного роста мужик, переживший четырех последних императоров и помирать не торопившийся.

«Все-таки эсмонды…» – с какой-то тоскливой обреченностью подумалось сыну шуриа. Он до последнего надеялся, что недовольство возникло само по себе, игнорировал тяжелое пыхтение господина Эрлинга за плечом. Но – нет, все гораздо сложнее и безнадежнее. Самое время врезать себе кулаком по лбу и честно назваться слепым дурнем, прошляпившим эсмондских шпионов-подстрекателей.

– Пусть чистокровок жрет, нам-то чего беспокоиться, – продолжал фабрикант.

– А вы, господин Новир, собрались жить вечно?

– Отчего бы и нет, ваша светлость? Моя душа! Чего хочу с ней, то и делаю. Коль она бесприютна, а Предвечному и богиням-лунам без надобности, то я как-нибудь сам разберусь, что для нее хорошо, а что – нет. А вот без благоволения божественного худо нам всем.

– Без магии, из душ диллайнских переплавленной и купленной за денежки, – уточнил на всякий случай Рамман.

– А хоть бы и так! Мне какая разница, из чего что добывается…

«И всем безразлично. Лишь бы делалось по их воле, по их желанию. Изнасиловать землю, заставить дожди течь вопреки природным силам, исковеркать законы жизни – вот что такое магия Душежора-Предвечного». Шурианская кровь – материнский дар, незаметная ни в чертах лица, ни в характере, нет-нет, да и подавала знаки своего присутствия всплесками повышенной чувствительности к движениям Тонкого мира. Рамман не видел духов природных, но чуял верхним собачьим чутьем – что-то не так, плохо все, испоганено, изуродовано.

– А когда бы еще ваша маменька в Янамари носа не казала…

Новир окончательно зарвался и сам понял, что перешел границу дозволенного. Графу не понадобилось даже «по-волчьи» глядеть и скалиться в манере «тетушки» Грэйн.

– Не поймите превратно, ваша светлость…

– Уже понял. Должно быть, шуриа – самый великий народ из всех живших под тремя лунами, если одна маленькая беззащитная женщина способна вселить ужас в сотни сильных мужчин.

– Она – проклята. Была проклята, – фыркнул господин Рэспит. – И если Эск…

На этих глупых словах, высказанных человеком, которому пристало видеть чуть дальше собственного носа, терпение Раммана истощилось окончательно.

– Нет, не если, господа, а когда Эск введет войска и начнет вешать на фонарях, расскажите все то же самое офицерам. Если до сих пор Янамари благоденствовало… Да! Именно благоденствовало в сравнении с другими провинциями! И в том есть лично моя заслуга, как самого лояльного из пресловутого Совета Восьмерых. Двадцать лет я отстаивал интересы Янамари и сейчас не пойду против законного сюзерена. И вам не советую.