Мир Приключений 1963 г. №9 - Платов Леонид Дмитриевич - Страница 48

Шубин выпрямился.

— Кого проворонил-то! Эх! — с сердцем сказал он Князеву. — Знаешь, кто это был? Связной с “Летучего голландца”!

— Ой!

— Вот тебе и “ой”! Имел при себе донесение и тут же схарчил его — у вас на глазах, пока вы танцевали вокруг с автоматами!

Команда князевского катера сконфуженно молчала, стараясь не глядеть на Шубина.

Павлов удивленно присвистнул:

— Выходит, “Летучий” — в Пиллау?

Шубин раздраженно дернул щекой. Нелепый вопрос! Как будто можно сказать о “Летучем” что-нибудь наверняка!

Он смотрел в бинокль на полоску берега, которая дразняще колыхалась вдали. Поскорей бы скомандовали штурм этого Пиллау!

Но ведь “Летучий” как угорь — извернется, крутанет хвостом, и нет его!

Обратно на базу гнали во весь опор. Шубин спрятал драгоценные клочки в карман кителя и то и дело похлопывал себя рукой по груди: сохранны ли?

В штабе разберутся в этих закорючках! Говорят, есть такие специалисты по разгадке шифров, прямо щелкают их, как орехи.

Потом мысли вернулись к связному, который предпочел утонуть, лишь бы не отдать донесение.

Какой, однако, непонятной, гипнотической силой облают этот “Летучий голландец”, если мстительной кары его боялись даже больше, чем смерти!..

Выйдя к границам Восточной Пруссии, Советская Армия натолкнулась на так называемый вал “Великая Германия”, простиравшийся на глубину до шестидесяти километром. Лишь по линии внешнего оборонительного обвода, окружавшего Кенигсберг, стояло девятьсот дотов. Отдельные форты носили название прославленных прусских полководцев: Врангеля, Гнейзенау.

Только что в небольшом городке, неподалеку от Кенигсберга, с чугунным грохотом свалилась наземь статуя Гинденбурга. Ее подорвали немецкие минеры. По пятам за отступающими немецко-фашистскими войсками шла Советская Армия, и они страшились возмездия. Во временно оккупированных русских городах памятники Ленину расстреливались прямой наводкой из орудий. Фашисты мерили на свой аршин: думали, что русские тоже воюют со статуями.

Фельдмаршал Гинденбург лежал, поверженный в прах своими же солдатами. Но еще стояли, превратившись в форты, Гнейзенау и Врангель. Они смотрели на восток. Это было подобие тех аку-аку — каменных статуй, которые стерегут остров Пасхи, устремив вдаль свои слепые глаза. Магией воспоминаний, словами-фетишами, своими мертвыми полководцами пытались загородиться немцы от опасности, неотвратимо, как океан, надвигавшейся с востока.

Туман, туман… Земля, размокшая от стаявших снегов. Голые дрожащие леса.

По дорогам идут на Кенигсберг советские войска. Бредут в грязи пехотинцы, ползут, лязгая гусеницами, танки, громыхает артиллерия.

А моряки идут морем, вдоль берега, чтобы принять участие в великой битве за Восточную Пруссию.

В течение нескольких дней советские войска прорвали внешний, долговременный пояс обороны, овладели городами Инстербург, Тильзит, Гумбинен, Прейссиш-Эйлау и подступили к окраинам Кенигсберга.

В штабе фронта стоял фанерный макет Кенигсберга, очень большой, тридцати шести метров в диаметре. Командиры всех частей по многу раз проигрывали здесь предстоящий штурм.

Он был звездным — то есть начался сразу со всех сторон. Согласованность во время такого штурма Особенно важна.

На исходе четвертого дня ожесточенных уличных боев генерал от инфантерии Ляш подписал в подземном блиндаже акт о капитуляции. Из ста пятидесяти тысяч человек немецкого гарнизона остались в живых только девяносто две тысячи.

Сражение за Восточную Пруссию подходило к концу. Полчки настойчиво нажимали с запада, с берегов Вислы. Кое-кто из фашистов уже бежал на полуостров Хелл, и оттуда через Боригольм — в Швецию.

Но аванпорт Кенигсберга, его морские ворота, были еще на замке. Крепость Пиллау держалась.

Это была первоклассная, неоднократно модернизированная крепость. В учебниках истории с гордостью упоминалось о том, что в свое время ее не сумел взять Наполеон.

После падения Кенигсберга в Пиллау продолжали беспрерывно поступать подкрепления и со стороны Данцига но узкой косе Фриш-Иеррунг, перегораживавшей залив. По ней же эвакуировали технику и раненых.

Для того чтобы взять Пиллау, нужно было перехватить косу клещами. Сделать это приказали морякам.

С суши крепость должна била штурмовать армейская часть.

Для согласования действий Шубин побывал в ее штабе.

Попутно он не преминул поинтересоваться результатами расшифровки донесения, которое было передано армейцам.

Да, специалисты сумели раскусить этот орешек! Он, впрочем, оказался не из твердых. Шифр, в общем, напоминал систему стенографической записи. Для более сложной зашифровки, видимо, не было условий.

На первом клочке бумаги прочли:

“…Пирволяйнен, летчик из города Винпури… не было моим упущением… командир сам… срочном погружении, как я уже доносил”.

Из этого можно было заключить, что кто-то, помимо командира, регулярно информировал свое начальство обо всем происходившем на подводной лодке. В какой-то связи вспоминался и случай с финским летчиком.

Однако это относилось к прошлому.

О настоящем и будущем говорилось на втором клочке, который был еще более скомкан и надорван по краям, чем первый.

Вот что удалось на нем разобрать:

“…Пиллау в ожидании… кладбище… взять на борт пассажира… условному сигналу “Ауфвидерзеен”…

Перебрасывая мостики между словами, нетрудно было восстановить фразу целиком. Она, вероятно, выглядела так:

“В настоящее время находимся в Пиллау с ожидании (чего-то!) на кладбище (?!), готовясь (или будучи готовы) взять на борт пассажира (кого же именно?) по условному сигналу “Ауфвидерзеен”.

Шубин был ошеломлен. Буквы прыгали и кувыркались перед его глазами, словно бы он еще стоял в рубке своего подскакивающего на волнах катера.

Сначала его больше всего поразили слова: “условному сигналу “Ауфвидерзеен”.

Так, стало быть, этот надоедливый мотив, впервые услышанный о шхерах, был условным сигналом!

А Шубин-то считал, что мотив привязался к нему просто по случайному совпадению.

Ничего подобного! “Ауфвидерзеен” был неразрывно связан с “Летучим голландцем”, имел самое прямое и непосредственное отношение к тем еще не разгаданным тайнам, которыми битком набита окаянная подводная лодка!

Шубин со вниманием перечитал текст.

Итак, “Летучий” — в Пиллау! По крайней мере, был там в момент отсылки донесения. Будем надеяться, что он еще не ушел.

Но зачем ему было забираться на кладбище? Как это понимать — “кладбище”?

Шубин в раздражении сломал папиросу.

Однако главное было не в этом. Главное было в словах “взять па борт пассажира”.

Кем мог быть этот пассажир?

Несомненно, лицо высокопоставленное, одно из первых лиц в Германии, если ради него держат наготове “Летучего голландца”!

Ведь это, не забывайте, рейдер, то ест подводная лодка, предназначенная для океанских походов!

— Гитлер! — сказал Шубин, поднимая глаза на штабных офицеров.

— Ну, так уж сразу вам и Гитлер…

В общем, на Шубина побрызгали в штабе холодной водичкой. А он, конечно, зашипел, как утюг.

— Да понимаете ли вы, что это за подводная лодка? Сгусток лжи и преступлений, вот это что такое! Я было хотел ее потопить. А теперь понял: нет, нельзя! Ни в коем случае нельзя! Ее вскрыть надо, как консервную банку! И тогда такое поползет оттуда, что мир ахнет и содрогнется!

Шубин сердито посмотрел на армейцев:

— Дали бы мне задание, чтобы с самыми передовыми частями войти в город. Или же с корабельным десантом…

— А это уж вы с вашим морским командованием решайте! При корпусе будет особая группа. Она, к вашему сведению, и займется подводной лодкой. Это специалисты. Вскроют вашу “консервную банку” аккуратно, по всем правилам. Вы не волнуйтесь, капитан-лейтенант! Все будет нормально. Занимайтесь своим делом. Спокойно высаживайте десант, топите корабли!