Заговор «Аквитания» - Ладлэм Роберт - Страница 21
- Предыдущая
- 21/195
- Следующая
Конверс обратился теперь к тому, что составитель досье считал завершающим мазком, но это мало что добавляло к уже имеющейся информации.
«Частная жизнь Бертольдье едва ли имеет какое-либо отношение к интересующим нас сторонам его деятельности. Брачный союз был заключен им в полном соответствии с максимами Ларошфуко – он был весьма полезен для обеих сторон как в смысле общественного положения и карьеры, так и в финансовом отношении. Короче говоря, брак был чисто деловой сделкой. Детей у них не было, и, хотя мадам Бертольдье зачастую появляется вместе с супругом на правительственных и светских приемах, их редко видят оживленно беседующими. Как и в случае с матерью, Бертольдье избегает в разговорах упоминаний о жене. Возможно, это объясняется какими-то особенностями его психологии, однако для таких выводов у нас нет серьезных оснований. Немаловажно и то, что Бертольдье пользуется репутацией неутомимого поклонника женского пола, временами содержит до трех любовниц одновременно, не говоря уже о мелких случайных связях. Среди своих у него имеется прозвище, которое так и не попало на страницы светской хроники, – Великий Тимон, и, если читающий это нуждается в переводе, можем порекомендовать ему хорошенько напиться на Монпарнасе».
Этим своеобразным сообщением сведения о генерале исчерпывались. Досье скорее поднимало вопросы, чем давало на них ответы. И все же в нем имелось достаточно фактов, которыми поначалу можно было оперировать. Джоэл взглянул на часы – прошел час. У него оставалось два часа, чтобы все перечитать, продумать и постараться запомнить как можно больше. Про себя он уже знал, к кому первому обратится в Париже.
Рене Маттильон был не только весьма проницательным юристом, к которому часто обращалась фирма «Тальбот, Брукс и Саймон», поручая ему представлять ее интересы во французских судах, он был еще и хорошим другом. Он был старше Джоэла на добрый десяток лет, однако дружба их базировалась на общности пережитого, общности, основанной на мировой географии, связанной с потерями и ощущением тщетности всех усилий. Тридцать лет назад Рене Маттильон, адвокат двадцати с небольшим лет, был призван в армию и направлен во французский Индокитай в качестве военного юриста. Собственными глазами он увидел неизбежное, но так и не смог никогда понять, почему его гордой свободолюбивой нации понадобилось заплатить такую огромную цену, чтобы понять все. Он также не мог удержаться от весьма едких замечаний по поводу последующего американского вмешательства в дела этого региона.
«Мой бог! – восклицал, бывало, он. – Вы полагали, что сможете с помощью оружия добиться того, чего мы не смогли добиться с помощью оружия и ума? Бессмысленно!»
Когда Маттильон попадал в Нью-Йорк или Джоэл в Париж, у них уже вошло в обычай обедать вместе, сдабривая обед изрядной выпивкой. Кроме того, француз весьма благодушно относился к языковой ограниченности Конверса – Джоэл просто не в состоянии был выучить хоть какой-нибудь иностранный язык. Четыре года бывшая его жена, дочь француза и немки, безуспешно пыталась вдолбить в него хотя бы несколько самых простых фраз, но вынуждена была отступить, признав его совершенно безнадежным.
«Да как, черт побери, ты можешь называть себя специалистом в области международного права, если тебя никто не понимает за пределами Нью-Йорка?» – не раз спрашивала она.
«Отлично обхожусь переводчиками, натасканными швейцарскими банками, – обычно отвечал он. – Они всегда рады подзаработать».
Приезжая в Париж, Джоэл обычно останавливался в двухкомнатных апартаментах отеля «Георг V» – роскошь эта, как он догадывался, допускалась «Тальботом, Бруксом и Саймоном», скорее чтобы произвести впечатление на клиентов, чем для того, чтобы увеличить накладные расходы фирмы. Догадка эта, как пояснил Натан Саймон, была правильной лишь наполовину.
«У тебя там прекрасная гостиная, – сказал ему однажды Натан Саймон своим замогильным голосом. – Вот и пользуйся ею для совещаний. Таким образом ты сэкономишь на до смешного дорогих французских ленчах и, что еще дороже, обедах». – «А если они все-таки захотят есть?» – поинтересовался Джоэл. «Скажи, что у тебя еще одна встреча. Подмигни и скажи: „Совершенно личная“. И ни один парижанин не станет спорить».
Столь солидный адрес может и сейчас сослужить ему службу, размышлял Конверс, когда такси, совершая головокружительные виражи среди послеобеденного транспорта, несло его по Елисейским Полям к авеню Георга V. Если он хочет добиться успеха у окружения Бертольдье или у него самого, столь роскошный отель как раз и будет соответствовать образу безымянного клиента, который поручил своему адвокату сугубо конфиденциальное дело. Правда, у него не заказан номер, но это – промашка нового секретаря фирмы.
Вице-директор отеля приветствовал его весьма сердечно, хотя и с некоторой долей удивления. Увы! Никакого телекса от «Тальбота, Брукса и Саймона» из Нью-Йорка они не получали. Однако администрация отеля, естественно, пойдет навстречу своему старому другу. И они пошли навстречу: двухкомнатный номер на привычном втором этаже, и не успел Джоэл распаковать свои вещи, как официант заменил бутылку, стоявшую в маленьком баре его номера, другой бутылкой, именно той марки, которую он предпочитал. Джоэл уже успел забыть, с какой тщательностью отели такого класса ведут учет прихотям своих постоянных клиентов. Номер на втором этаже, любимая марка виски, а вечером, без сомнений, у него осведомятся, не разбудить ли его, как обычно, в семь утра. Все идет заведенным порядком.
Но сейчас около пяти часов дня, и если он собирается застать Маттильона в его конторе, то нужно поторапливаться. Для начала будет неплохо, если Рене согласится с ним выпить. К тому же Маттильон может оказаться полезным в этом деле, и потому Джоэлу не хотелось терять и часа. Он потянулся к лежавшему на полочке под телефоном парижскому справочнику, отыскал в нем контору Рене и набрал номер.
– О господи, Джоэл! – раздался голос француза. – Я читал об этом ужасном деле в Женеве! О нем писали утренние газеты, я тут же попытался дозвониться до тебя, но мне сказали, что ты уже выехал. С тобой все в порядке?
– У меня все отлично. Просто я оказался рядом, вот и все.
– Он – американец? Ты был с ним знаком?
– Только в деловом плане. Но вся эта чушь с наркотиками – действительно чушь. Его зажали в тесном углу, ограбили, пристрелили. И потом началась вся эта ерунда.
– А-а, понятно… Ревностный префект, спасая честь города, ухватился за подсунутые улики. Так я и подумал… Ужас какой-то. Ограбления, убийства, терроризм… Это расползается повсюду. Слава богу, в Париже такие вещи еще не стали повседневностью.
– Вам грабители ни к чему, вполне хватает шоферов такси. Только они еще понахальней.
– Ты, как всегда, просто невозможен, дружище! Когда встретимся?
Конверс помолчал.
– Надеюсь, сегодня вечером. Как только ты освободишься.
– Откуда такая спешка, мой друг? Ты хоть бы предупредил.
– Я вошел в номер десять минут назад.
– Но из Женевы ты вылетел…
– У меня было дело в Афинах, – прервал его Джоэл.
– Понимаю, понимаю… В наши дни деньги идут от греков. Сомнительные источники, как я полагаю. Совсем как здесь.
– Так как насчет встречи, Рене? Это важно.
Теперь замолчал Маттильон. Непринужденный тон Конверса не обманул его, он уловил напряженность в голосе друга.
– Отлично, – произнес наконец француз. – Я полагаю, ты в «Георге V»?
– Да.
– Постараюсь быть там как можно скорее. Скажем, минут через сорок пять.
– Огромное спасибо. Я займу пару кресел в галерее.
– Хорошо, отыщу тебя там.
Пространство, занимаемое огромным холлом с мраморными стенами перед полированной стеклянной дверью, ведущей в бар «Георга V», завсегдатаи отеля называли между собой галереей. В остекленном коридоре по левой его стороне и в самом деле располагалась картинная галерея, однако название это очень подходило и к самому холлу. Глубокие бархатные кресла с диванами и низенькие столики полированного дерева, расставленные вдоль мраморных стен, представляли собой подлинные произведения искусства, не говоря уж об огромных гобеленах, свезенных сюда из каких-то забытых замков, и соперничающих с ними размерами полотнах старинных и современных художников. Гладкий мраморный пол покрывал роскошный восточный ковер, а с потолка свисали затейливые канделябры, бросающие мягкий свет сквозь кружевную золоченую филигрань.
- Предыдущая
- 21/195
- Следующая
