Наследие Скарлатти - Ладлэм Роберт - Страница 33

• Предыдущая
• 33/78
• Следующая

Машина резко затормозила, человек распахнул дверцу, быстро обошел автомобиль и направился к Джанет.

– Это вы, миссис Скарлетт? Садитесь.

Джанет, наклонившись, терла разбитое колено. Кэнфилд притаился в тени поблизости.

– Что? Это же не такси… Нет! Я вас не знаю…

– Садитесь! Я отвезу вас домой. Ну, быстренько! – Человек говорил тревожным, но властным тоном. Он взял Джанет Скарлетт за локоть.

– Нет! Нет! Я не хочу! – Она начала вырываться.

Кэнфилд выступил из тени.

– Привет, миссис Скарлетт! Я узнал вас. Чем могу быть полезен?

Господин с ухоженными усами настороженно взглянул на Кэнфилда. Он был раздосадован и зол. Не говоря ни слова, он поспешил к машине и вскочил на сиденье.

– Эй, минутку, мистер! – Кэнфилд подбежал к автомобилю и схватился за ручку дверцы. – Подвезите нас, пожалуйста!

Автомобиль рванул с места, и Кэнфилд, не удержавшись на ногах, с размаху упал. Только по счастливой случайности ему удалось избежать серьезной травмы.

Корчась от боли, он все-таки поднялся.

– Ваш приятель как-то странно себя ведет! – обратился он к Джанет.

Она смотрела на него с благодарностью.

– А я никогда его раньше не видела… По крайней мере, не могу вспомнить… Простите, но я и вашего имени не помню.

– Не стоит извиняться. Мы встречались только раз. Пару недель назад в клубе на Ойстер-Бей.

– О! – Похоже, молодая женщина не хотела вспоминать тот вечер.

– Нас познакомил Крис Ньюленд. Меня зовут Кэнфилд.

– О да…

– Мэтью Кэнфилд. Я из Чикаго.

– Ах да, теперь я вспомнила.

– Пойдемте возьмем такси.

– У вас рука в крови.

– А у вас колено.

– Ну, у меня только ссадина.

– И у меня тоже. Это только на вид страшно.

– Может, лучше все-таки обратиться к врачу?

– Все, что мне надо, – носовой платок да немного льда. Платок на руку, а лед в виски. – Они дошли до угла, и Кэнфилд взял такси. – Вот и все лечение, миссис Скарлетт.

Джанет Скарлетт неуверенно улыбнулась:

– Кажется, эти лекарства и я могу предоставить.

Холл в особняке Алстера Скарлетта был именно таким, каким ему и положено быть: высокие потолки, массивная входная дверь, прямо против двери лестница, ведущая на второй и третий этажи. В простенках – зеркала в золоченых рамах. По обе стороны холла – двухстворчатые стеклянные двери. Левая дверь была открыта, за ней виднелась парадная столовая. Правая, закрытая, дверь явно вела в гостиную. Дорогие восточные ковры на натертом паркете… Да, таким и должен быть холл в доме Алстера Стюарта Скарлетта. Но что поразило скромного следователя – так это нелепое, на его взгляд, сочетание цветов. Обои – цвета дамасской розы – ярко-алые, а на дверях – черные из тяжелого бархата портьеры. Это вульгарное сочетание красного и черного никак не вязалось с изящной французской мебелью.

Джанет Скарлетт заметила недоумение Кэнфилда.

– Режет глаз, не так ли?

– Я не заметил, – вежливо ответил он.

– Мой муж настаивал почему-то на красном, я подобрала портьеры в тон, так он заменил их на черные. А когда я попробовала возражать, закатил мне ужасную сцену. – Она открыла двери, прошла вперед и зажгла настольную лампу.

Кэнфилд последовал за ней в причудливо обставленную огромную гостиную – площадью она была в пять теннисных кортов. И всюду кресла, кушетки, канапе. Силуэты бесчисленных ламп на бесконечных маленьких столиках. Все это было как-то беспорядочно разбросано по огромному пространству, лишь напротив гигантского камина вырисовывался четкий полукруг диванов. Привыкнув к полумраку, Кэнфилд разглядел над камином множество фотографий в черных рамках. Они расходились веером от висевшего в центре какого-то документа в золотой рамке.

Джанет заметила взгляд Кэнфилда, но предпочла ничего не объяснять.

– Здесь напитки и лед, – сказала она, указывая на бар. – Налейте себе сами. Я отлучусь на минутку. Сменю чулки. – И она исчезла в холле.

Кэнфилд подошел к стеклянному столику на колесах и налил два небольших бокала виски. Достал из кармана чистый носовой платок, окунул в ледяную воду и перевязал руку. Потом зажег еще одну лампу, поближе к камину, и стал разглядывать фотографии. И буквально остолбенел.

Фотографии тщательно документировали военную карьеру Алстера Стюарта Скарлетта. От офицерской школы до посадки на корабль, от прибытия во Францию до боевых окопов. Здесь же висели расцвеченные красными и синими линиями карты сражений. И на всех фотографиях Алстер Скарлетт был в центре событий.

Ему и прежде доводилось видеть фотографии Скарлетта, но то были в основном моментальные снимки, сделанные на различных светских раутах или спортивных соревнованиях по теннису, поло или плаванию. На тех снимках он выглядел настоящим денди – магазин «Брукс бразерс» мог гордиться таким клиентом. Здесь же он был запечатлен среди солдат и, что ужасно раздражало Кэнфилда, всегда оказывался на полголовы выше самых рослых своих соратников – военных всех рангов и званий. Неуклюжие ополченцы, предъявляющие оружие для осмотра, усталые сержанты перед строем таких же усталых солдат, опытные полевые командиры, серьезно чему-то внимающие, – и все они служили лишь статистами, фоном для энергичного, стройного лейтенанта. Все они – антураж, удачное обрамление для того, кто дарит их своим общением. На иных фотографиях высокий лейтенант представал в кругу робко улыбающихся офицеров: положив руки им на плечи, он словно уверял их: ничего, старые добрые денечки еще вернутся!

Судя по выражению лиц тех, кого он стремился утешить, они не очень-то верили в возвращение доброго старого времени. Однако сам он излучал бесконечный оптимизм. Холодный, самоуверенный тип, подумал Кэнфилд. В центре в золотой рамке красовался наградной лист. Серебряная звезда за доблесть, проявленную при Мез-Аргонне. Судя по этой экспозиции, Алстер Скарлетт был прирожденным героем, которому крупно повезло: на его век выпала большая война. Тревожило другое – сам факт сей экспозиции. Она была бы более уместна в тихом кабинете отставного генерала, увенчанного полувековой славой, а не здесь, на Пятьдесят четвертой улице, в роскошной гостиной человека, озабоченного исключительно поисками удовольствий.

– Интересное зрелище, не так ли? – Джанет вернулась в гостиную.

– Впечатляющее, если не сказать больше. Да, Алстер Скарлетт – незаурядный человек.

– С этим трудно спорить. А если кто-нибудь и забывал об этом, достаточно было пригласить забывчивого в гостиную.

– Полагаю… Полагаю, эта замечательная экспозиция на тему выигранной войны – не ваша идея? – Он протянул Джанет бокал и заметил, как поспешно она его схватила и как жадно поднесла к губам.

– Естественно, не моя. – Она выпила неразбавленный скоч одним глотком. – Присядьте.

Кэнфилд быстро глотнул виски.

– Позвольте повторить? – Он указал на бокал. Она села на один из диванов возле камина, а он направился к бару.

– Никогда не думал, что ваш муж до такой степени подвержен… военному похмелью. – Он кивнул в сторону камина.

– Очень точное определение: похмелье после большого праздника. А вы философ.

– Вот уж не считал себя таковым. Но я не предполагал, что ваш муж принадлежит к такому типу людей. – Он подал ей бокал и остался стоять.

– А вы разве не читали его военных воспоминаний? По-моему, газеты сделали все, чтобы развеять последние сомнения в том, кто именно победил кайзера. – Она выпила.

– О, газетчики! Они напишут что угодно, лишь бы платили. Я никогда не относился к их сообщениям всерьез. Да и ваш муж тоже.

– Вы говорите так, будто были знакомы с моим мужем.

Кэнфилд изобразил удивление и даже отставил поднесенный было ко рту бокал.

– А вы разве не знаете?

– Что?

– Конечно же, мы были с ним знакомы. Я знал его достаточно хорошо. Мне казалось, что вам о нашем знакомстве известно. Извините.

Джанет свое удивление скрыла.

– Что вы, незачем извиняться. У Алстера было много знакомых. Возможно, я знаю далеко не всех. Вы что, познакомились с ним в Нью-Йорке? Не помню, чтобы он когда-либо называл ваше имя.

• Предыдущая
• 33/78
• Следующая