Крестный отец Катманду - Бердетт Джон - Страница 9

• Предыдущая
• 9/75
• Следующая

Кстати, йоги здесь выглядят очень даже по-настоящему: нестриженые волосы собраны в шиньоны, щедро окрашенные красновато-коричневой хной. На лбу тикка — огромный третий глаз, выведенный в виде ярко-малиновой линии между настоящими глазами. Трезубцы, чаши для сбора пожертвований — все при них. Есть даже маленькие уединенные места, откуда открывается прекрасный вид на горящие внизу на погребальных кострах тела.

Мы с Шивой понаблюдали за мускулистыми ребятами, которые поддерживали огонь, пошевеливая дрова трехметровыми бамбуковыми палками, пока, окруженные близкими, сгорали завернутые в белую ткань трупы. Когда с громким звуком лопался чей-то череп, вдова и дети отскакивали на пару ярдов и весело смеялись. Я посмотрел на Шиву.

— А теперь Боднатх.[10] — Невинный тон не выдал моего волнения перед первым выходом на сцену: я не сомневался, что Тиецин там и знает, что я приехал, хотя наша первая встреча назначена только на завтра. Шива удивил меня, объяснив, что в Боднатх можно дойти пешком.

В нашу эпоху ступы считаются принадлежностью буддизма, но возникли за много тысяч лет до Гаутамы. Видимо, они появились здесь вместе с арийскими захватчиками и их ведическими тайнами десять тысячелетий назад. То были времена, когда фаранги знали о магии больше азиатов. Ступа Боднатх представляет собой целомудренно белую грудь высотой примерно сорок пять ярдов и около сотни ярдов в диаметре. Она увенчана остроконечным соском и парой всевидящих глаз примерно в ярд шириной. Но больше всего поражают молитвенные флаги на тросах, натянутые в форме параболы от земли до вершины ступы. Синий флаг символизирует небо, белый — воздух, красный — огонь, зеленый — воду, желтый — землю, и обычно они следуют друг за другом именно в таком порядке.

Флаги с вшитыми в них словами молящихся — распространенное явление в тибетском буддизме и встречаются в Гималаях повсеместно. Ветер подхватывает целебные медитации святых монахов и разносит по всему терзаемому муками миру. Умение использовать ветер и землю в качестве ретранслятора трансцендентного я считаю величайшим культурным достижением. Я бы сказал, прошу меня извинить, более весомым, чем высадка человека на Луне.

Труднее всего было смотреть в глаза. Такие вещи не даются без психического перенапряжения. Хорошо, хорошо, фаранг, ты не желаешь об этом знать, понимаю, тебе интереснее слушать рассказы о сексе, наркотиках и убийствах. Как бы то ни было, я совершил три с половиной своих круга и не пропустил ни одного молитвенного колеса. Шел все время в сопровождении других людей, главным образом монахов и монахинь, то есть профессионалов. Они разговаривали по мобильному телефону, болтали, сплетничали, крутили колеса, ели (здешние жители такие же маниакальные любители пожевать, как и тайцы) и, словно кентерберийские паломники, вершили путь вокруг огромной ступы. Сначала я обиделся, когда пожилая монахиня попросила у меня милостыню. Это абсолютно не в духе буддизма, и на мгновение я почувствовал себя разочарованным: истинный смысл пожертвований не в том, чтобы не позволить монахам голодать, но предоставить возможность дающему проявить милосердие. Старухе не следовало ничего говорить — надо было просто стоять и ждать, когда я совершу добрый поступок. Но она была очень дряхлой и, наверное, несообразительной, и я, чувствуя себя совершенным простофилей, порылся в кармане и дал ей горсть монет и бумажных банкнот. Это мой обычный прием: не смотреть, что достаю из кармана. Когда я подсчитал, сколько монахиня получила от меня, оказалось — больше пяти долларов, для нее целое состояние. Старуха с безразличием, как должное, приняла деньги и подняла на меня глаза, а я, в своем сбитом с толку и слегка параноидальном состоянии, прочитал в них вопрос: «Ну и чем ты занимаешься? Организуешь международный трафик наркотиков?»

В голове словно на экране, который некоторые называют третьим глазом, ярким неоном вспыхнула надпись: «Тиецин».

Подчиняясь импульсу, я бросился искать таксиста Шиву. Вся ступа была окружена чайными, лавками, где торговали местными иконами тханка с изображениями Будды или различных бодхисатв, нарисованными минеральными красками. А также сувенирными ларьками и точками, где можно загрузить свои цифровые фотографии на компакт-диск и подключиться к Интернету. Я бегал полчаса вокруг гигантского строения, прежде чем нашел своего таксиста и сказал, что пора ехать. Шива посмотрел на меня и удивился, отчего я внезапно стал проявлять признаки сильного волнения.

Когда я возвратился в отель, меня ждало сообщение: люди Тиецина приедут за мной в десять утра на следующий день. Не в силах усидеть на месте, я покинул пансион и пошел прогуляться по району Тамель.

Мир буквально взорвался мне в лицо. Я отошел не больше чем на двенадцать дюймов за периметр гостиницы, как двое велорикш попытались припереть меня к стене. Женщина — наверное, тибетка — держала мертвого ребенка, тянула вперед руку и рыдала. Сигналили такси, пытаясь объехать велорикш. Посыльные из других отелей уговаривали переехать к ним. Юноша в лохмотьях шептал, что у него есть гашиш, а двое мужчин в искусственной коже на «хонде» среднего класса рекламировали тот же товар по той же цене, но делали это гораздо солиднее. Человек, лица которого я так и не рассмотрел, предлагал на ночь девушку или двух.

Вырвавшись из цепкой хватки велорикш, я попал в объятия продавца трубок для курения табака и марихуаны. Мастера, целыми днями вырезающие шахматы, громко рекламировали свои шедевры. И все это происходило под особый индуистский саундтрек из гудков машин, криков людей и неповторимых возгласов мужчин, совершающих омовение прямо на улице, — но разве можно их за это судить, ведь в Катманду повсюду пыль.

Еще там были фаранги, с трудом передвигающиеся из-за своей непосильной ноши — огромных рюкзаков с запасами одежды не меньше чем на пол года, а лекарств — на целый год. Из некоторых рюкзаков высовывались алюминиевые трубки для палаток.

Среди туристов было много одиноких женщин или дамочек, путешествующих парами, — молодых и среднего возраста. Непал считается безопасной страной — так утверждают все путеводители. Я видел клонов Рози Маккой. Выли там и непалки в национальной одежде (в основном в сари, хотя многие носили под длинным верхним одеянием зауженные книзу брюки). Женщины с продуктами в серых бумажных пакетах бегали из лавки в лавку или готовили еду на газовых плитках на пороге своих средневековых домов, стараясь не потревожить тощих коров, которые тоже вышли насладиться приятным вечером.

Повсюду слышалась музыка. Ом мани падме хум[11] вместе с Робби Уильямсом и Рави Шанкаром неслось из всех магазинов, где продавали компакт-диски. А из одного, на углу, тянулась гортанная, низкая, бесконечная нота тибетского пения, похожая на звуковые волны, издаваемые хором китов, вливающиеся в общую акустическую зооатмосферу. А я, разумеется, думал о Тиецине.

Проснулся я на рассвете. Немного прогулялся по городу, пять раз отказался от предложений купить марихуану — только потому, что предстояла деловая встреча, — и дал немного денег женщине, которая по-прежнему держала мертвого ребенка (хотя на самом деле ребенок, может, и живой). Когда за мной приехали, на заднем сиденье мини-вэна оказалась та самая старая монахиня, которую я счел ветхой развалиной и дал денег. Она улыбнулась мне тепло и даже шаловливо. Шофер, судя по всему, был непальцем и не произнес ни слова.

— Мы едем слушать лекцию по истории Непала, — объяснила монахиня на прекрасном английском языке.

Я оказался на собрании, которое уже началось или даже подходило к концу. Верхний этаж чайной был переделан под зал заседаний, где стояло с дюжину стульев. Восемь из них были заняты молодыми фарангами, на вид — туристами-дикарями. Мне не оставалось ничего иного, как устроиться позади и слушать.

• Предыдущая
• 9/75
• Следующая