Дорога в Омаху - Ладлэм Роберт - Страница 67

• Предыдущая
• 67/158
• Следующая

– Взять себя в руки? Да один только взгляд на него, и мне хочется криком кричать!

– Он на всех оказывает такое действие, – пробормотал Дивероу, продолжая вкушать напиток.

– Минуточку, – молвил Пинкус, поднимая руку. – Я, как мне показалось, слышал что-то заслуживающее пояснения. – Прославленный юрист повернулся к Сэму. – Что это за «доверительный документ»? Что вы задумали?

– Просто я дал ей добрый совет pro bono[116], Арон. Вы бы одобрили его.

– В настоящий момент ты и одобрение с моей стороны – вещи взаимоисключающие… Может быть, вы объясните мне, мисс Редуинг?

– Буду счастлива, мистер Пинкус. Особенно в присутствии другого вашего гостя, генерала Неандертальца. Кстати, вы и переведете ему то, что я скажу, хотя, подозреваю, общую линию он все же поймет, а может, и чуточку больше.

– Сформулировано четко, – констатировал Арон с таким же, наверное, выражением лица, какое было у Эйзенхауэра, когда тот узнал об отставке Макартура.

– Совет был превосходным. Положенная в его основу концепция со всеми ее просчетами, слишком многочисленными, чтобы перечислять их здесь все, была разработана вашим служащим, мистер Пинкус, воздаю ему должное.

– Хороший поверенный – прежде всего любезный поверенный, мисс Редуинг.

– Право? Я никогда об этом не задумывалась… А почему? Я спрашиваю просто так, из любопытства.

– Потому что он или она – речь идет о хороших поверенных – не сомневаются в своих способностях. И поэтому им нет никакой необходимости тешить себя неуважительным отношением к другим. Возьмите к себе на работу такую девушку или этого молодого человека, и вы убедитесь: никто из них не станет искать прибежища в настоящей или воображаемой вражде.

– Думаю, я чему-то научилась…

– Едва ли это оригинально, моя дорогая. То же самое, не в обиду будь сказано, говорил и генерал, используя только военную терминологию… Отвлечение внимания демонстрацией враждебности… Слабый разыгрывает спектакль, а тот, кто посильнее, лишь наблюдает, готовый к ответным действиям.

– Надеюсь, вы не ставите меня на одну доску с этой обезьяной?

– Послушайте, вы, маленькая индейская кобылка…

– Пожалуйста, генерал!.. Я касался исключительно вопросов тактики, мисс Редуинг… Вел речь о расстановке сил, если вам угодно… А правда, будто вы скрываете на своей прекрасной груди пластиковые бомбы? Хотел бы верить, что это не так. Думаю, наш генерал, упомянув об этом, преследовал одну цель – дать понять своим помощникам, сколь важно им находиться в состоянии боевой готовности. И не придавать особого значения вашей показной враждебности. Решение этой загадки в действительности на редкость простое.

– Ты, парень, думать, что мы мог отвлечь себя на тот, что здесь?

– Достаточно, сержант…

– Я согласный с тебе, Дези-Уно…

– «Мэри гуляет, и Дези гуляет, а ягненок ест плющ», – загорланил Сэм на песенный мотив.

– Заткнись!

– Сэмюел, прекрати это!

– Сынок, ты проливаешь свой напиток.

– Итак, дорогая моя мисс Редуинг, не будете ли вы любезны поделиться с нами вашей идеей – той концепцией, которая зародилась в мозгу моего ныне безработного служащего?

– Все очень просто, мистер Пинкус. Поскольку племя уопотами зарегистрировано как некая целостная общность, облеченным властью советом старейшин подписывается доверительный документ, в котором говорится, что все юридические вопросы, касающиеся племени, могут обсуждаться только с лицами, означенными в данной грамоте, все же остальные, поименованные в предыдущих бумагах, лишаются каких бы то ни было полномочий. Короче говоря, определяемый этой доверенностью круг лиц выступает в роли коллективного поверенного.

– Звучит довольно внушительно, маленькая леди, – заметил Хаукинз. – Но каков все-таки в этом смысл?

– А тот, генерал, – ответила Редуинг, устремив на Хаука холодный как лед взгляд своих очей, – что никто – повторяю, никто, – кроме лиц, оговоренных в доверительной записи, не имеет права принимать решений или вступать с кем бы то ни было в какие-либо соглашения по вопросам, затрагивающим интересы племени, и выступать от имени племени ради достижения своих собственных целей.

– Право, похоже, чертовски ловкая мера предосторожности! – признал Хаукинз, извлекая изо рта изжеванную сигару, и наклонил голову набок, как бы что-то обдумывая. – Полагаю, после всего сказанного вполне правомочен следующий вопрос: а заслуживают ли доверия эти доверенные лица?.. Разумеется, мисс, я не собирался каламбурить.

– Они – вне всяких подозрений, генерал. Среди них – двое юристов, несколько врачей, президент одного из международных фондов, три вице-президента ведущих банков, один или двое биржевых маклеров и пользующийся прекрасной репутацией психиатр, которому вам следовало бы показаться. Все они – подлинные отпрыски племени уопотами, и, кроме того, я – председатель этого исполнительного комитета и его официальный представитель. Есть еще вопросы?

– Да, только один: совет старейшин устраивает наличие такого комитета?

– Конечно. Старейшины прислушиваются к нашим советам, а мы незыблемо стоим на стороне интересов племени. Теперь вам должно стать ясно, генерал Хаукинз: не успеете вы сделать и первый шаг по пути практического претворения своего безумного, губительного плана в жизнь, как мы, а не вы, станем полностью контролировать ситуацию, чтобы свести к минимуму возможные вредоносные последствия ваших действий для ни в чем не повинных людей, невежеством которых вы столь бессовестно воспользовались. Короче, ваши карты биты, маньяк.

Выражение лица Хаука свидетельствовало не только об испытываемой им душевной боли, но и о глубокой личной обиде. Словно мир, который взлелеял он непрестанными заботами и безграничной любовью, вышвырнул его за борт, и вот теперь он – обездоленный, одинокий, покинутый всеми и преданный забвению старый человек, отказывающийся в силу присущей ему гордости и чувства собственного достоинства признать свое фиаско и поддаться горечи поражения.

– Прощаю вам ваши необоснованные подозрения и вашу невоздержанность в выражениях, поскольку воистину вы не ведаете, что творите, – произнес он смиренно.

– Боже мой!

– Обращение к небезызвестному сыну божьему в данном случае, возможно, было бы куда уместней, – предположил Дивероу, возвращаясь к бару.

– Ты браться за оружие, генерал? – спросил Дези-Два.

– Тогда, может быть, эти гринго пойти подышать свежий воздух, а, парень? – взглянул на Хаука выжидательно Дези-Один. – Что, если их через окно, о’кей?

– Нет, джентльмены, – возразил Мак, введя в свой голос размеренные, героико-патетические и в то же время замогильные нотки святого. – Эта потрясающая дама взяла бразды правления в свои руки и, единственное, что остается мне, – это уменьшить свою долю той тяжкой ответственности…

– Ах, вот оно что! – перебил его Сэм, мешая пальцами мартини, чтобы поймать маслину. – Уж не погребальный ли слышу я звон, ребята?

– Сынок, ты неверно меня понял.

– Я уже и так сыт по горло твоими выкрутасами, Мак. Все это неоднократно оговаривалось и раньше. Иногда, правда, я не сразу все схватывал.

– Почему бы не дать мне возможность высказать свою точку зрения, мальчик?

– Вот она – твоя кроличья кафедра, Братец Грызун! Давай начинай!

– Мисс Редуинг, – кивнул Хаук головой с видом старшего офицера, признающего заслуги младшего по званию, – я уважаю и понимаю ваш скептицизм относительно проявленного мною участия к судьбе уопотами. Поэтому позвольте мне склониться перед вашими решениями. Как приемный сын племени уопотами, я соглашаюсь со всеми постановлениями мудрого совета старейшин. Личные блага не имеют значения для моей персоны, я желаю лишь торжества справедливости.

Дженнифер Редуинг была ошарашена. Она готовилась к свирепой битве с гигантом, страдающим манией величия, а свелось все к тому, что этот Мак, оказавшийся славным, уязвленным щенком, был поставлен на место одним лишь каскадом обрушенной на него юридической чепухи.

• Предыдущая
• 67/158
• Следующая