Директива Джэнсона - Ладлэм Роберт - Страница 9

• Предыдущая
• 9/163
• Следующая

Джэнсон промолчал, чувствуя, как бешено заколотилось сердце.

Их дом, предоставленный американским посольством, находился в Коричных садах, тихом районе столичного города Калиго; здесь еще повсюду сохранились группы деревьев, оставшихся от лесов, которыми некогда был покрыт весь остров. Утренний ветерок шуршал листьями и доносил пение птиц. Однако Джэнсона разбудило негромкое покашливание, раздавшееся в ванной, а затем звуки льющейся из крана воды. Хелен вышла из ванной, яростно чистя зубы. «Быть может, тебе сегодня лучше не ходить на работу?» – сонным голосом предложил он. Хелен покачала головой. «Дорогой, это не зря называется „утренним недомоганием“, – с улыбкой ответила она. – Оно бесследно исчезает, подобно утренней росе». Хелен начала одеваться, собираясь на работу в посольство. Когда она улыбалась, улыбалось все ее лицо: рот, щеки, глаза – в особенности глаза… В памяти Джэнсона пронеслись образы: Хелен выбирает одежду, чтобы отправиться на работу, где ей предстояло корректировать отчеты государственного департамента. Голубая льняная юбка. Белая шелковая блузка. Хелен открывает настежь окна, приглашая в спальню утренний воздух тропиков, наполненный ароматом корицы, манго и красного жасмина. Ее лучезарное лицо, вздернутый носик, прозрачные голубые глаза. Когда ночи в Калиго стояли жаркие и душные, Хелен остужала его горячее тело. Какой мозолистой и жесткой казалась его огрубевшая шкура в сравнении с нежным атласом ее кожи!.. «Дорогая, устрой себе сегодня выходной», – сказал он ей, а она ответила: «Милый, лучше этого не делать. Или меня хватятся, или моего отсутствия никто не заметит; и в том и в другом нет ничего хорошего». Поцеловав его в лоб, Хелен ушла. Если бы тогда она осталась с ним. Если бы…

Общественная деятельность, личная жизнь – самое кровавое пересечение.

Анура, остров в Индийском океане площадью со штат Западная Вирджиния и с населением двенадцать миллионов человек, благословенный уголок земли с природой редкой красоты и богатым культурным наследием. Джэнсон был направлен туда на полтора года с задачей руководить подразделением, занимающимся сбором разведывательных данных. Ему предстояло составить независимую оценку постоянно меняющейся политической ситуации на острове и помочь проследить, какие внешние силы способствуют разжиганию напряженности. Ибо в течение последних полутора десятилетий рай на Ануре был взорван одной из самых жестоких террористических организаций в мире – Фронтом освобождения Кагамы. Тысячи молодых людей, одурманенных человеком, которого все зовут Халифом, носили на шее кожаный мешочек с ампулой цианистого калия; это символизировало их решимость без колебаний принести в жертву свою жизнь. Халиф испытывал особую страсть к террористам-самоубийцам. Несколько лет назад во время предвыборной борьбы за кресло премьер-министра молодая девушка-камикадзе в сари, раздувшемся от огромного количества взрывчатки, нашпигованной шариками от подшипников, оставила свой след в истории острова. Лидирующий кандидат был убит, а вместе с ним больше сотни находившихся поблизости случайных людей. А затем несколько грузовиков, начиненных взрывчаткой, были взорваны в центре Калиго. Один уничтожил Центр международной торговли Ануры. Другой, замаскированный под машину экспресс-доставки почты, принес смерть двенадцати сотрудникам посольства Соединенных Штатов на Ануре.

Среди этих двенадцати была и Хелен. Еще одна жертва бессмысленной жестокости. Точнее, две жертвы: разве можно не считать ребенка, который должен был родиться у них?

Оглушенный горем, Джэнсон потребовал доступа к данным перехватов, осуществленных АНБ,[6] в том числе переговорам друг с другом предводителей повстанцев. Расшифровки стенограмм, поспешно переведенные на английский, не позволяли получить представление об интонациях говоривших; оживленные диалоги были низведены до черных букв на белой бумаге. И все же злорадное ликование не вызывало сомнения. Взрыв американского посольства Халиф считал одним из своих самых величайших достижений.

Хелен, свет моей жизни…

Марта Ланг положила руку на запястье Джэнсона.

– Прошу прощения, мистер Джэнсон. Понимаю, что воскресила у вас в сердце страдания.

– Не сомневаюсь в этом, – ровным голосом произнес Джэнсон. – Отчасти именно поэтому вы выбрали меня.

Марта не отвела взгляд.

– Петеру Новаку грозит смерть. Переговоры в провинции Кенна оказались лишь ловушкой.

– Это с самого начала было чистейшим безумием, – отрезал Джэнсон.

– Да? Разумеется, весь остальной мир отпустил руки, за исключением тех, кто втайне подпитывает насилие. Но Петера ничто так не бесит, как пораженчество.

Джэнсон негодующе вспыхнул.

– ФОК призывает к уничтожению республики Анура. ФОК заявляет о своей вере в благородство революционного насилия. Как можно вести переговоры с такими одержимыми фанатиками?

– Подробности, как всегда, банальны. План Петера был рассчитан на то, чтобы в конечном счете привести Ануру к федеральному устройству, что дало бы больше автономии провинциям. Уменьшить страдания Кагамы, предоставив провинции широкое самоуправление, обеспечив действительную защиту гражданских прав анурийцев. Все это было в интересах обеих сторон. Предложения Петера имели здравый смысл. А здравому смыслу порой удается одержать верх. Петер уже не раз снова и снова доказывал это.

– Не знаю, кем вас считать – героями или бесконечно самоуверенными людьми.

– Разве можно провести четкую границу между этими двумя определениями?

Джэнсон помолчал.

– Предлагаю просто дать ублюдкам то, что они хотят, – наконец глухо промолвил он.

– Они ничего не хотят, – тихо произнесла Ланг. – Мы предложили им назвать любую цену, лишь бы Петер был выпущен на свободу, живой и невредимый. Они отказались даже обсуждать наше предложение. Не мне вам объяснять, насколько это необычно. Но мы имеем дело с фанатиками. Они неизменно дают один и тот же ответ: Петер Новак приговорен к смерти за преступления против угнетенных народов во всем мире, и его казнь «неотвратима». Знакомы ли вы с традициями суннитского религиозного праздника ид уль-кебир?

– Посвященного жертвоприношению Авраама?

Ланг кивнула.

– Баран в чертополохе. Халиф говорит, что в этом году праздник будет отмечен принесением в жертву Петера Новака. Он будет обезглавлен в ид уль-кебир. То есть в ближайшую пятницу.

– Но почему? Во имя всего святого, почему?

– Потому что, – сказала Ланг. – Потому что Петер Новак является самым одиозным агентом неоколониализма – так утверждает ФОК. Потому что эта казнь заставит весь мир заговорить о ФОКе, принесет ему больше известности, чем он добился пятнадцатью годами кровавого террора. Потому что человека, именующего себя Халифом, слишком рано приучили к горшку – откуда мы можем знать, черт побери? Этот вопрос подразумевает собой рациональное мышление, которого нет у террористов.

– Господи Иисусе, – пробормотал Джэнсон. – Но если Халиф пытается возвеличиться таким способом – какова бы ни была его логика, – почему он до сих пор не раструбил об этом на весь мир? Почему не обратился к средствам массовой информации?

– Он слишком хитер. Халиф не распространяется о казни до тех пор, пока она не свершится, и этим избавляет себя от возможного международного давления. Он прекрасно понимает, что мы не посмеем предать дело огласке, поскольку это исключит последнюю надежду найти решение путем переговоров, какой бы призрачной она ни была.

– Разве правительству ведущей державы необходимо давление общественности, чтобы начать действовать? Я хочу сказать, мне до сих пор неясно, почему вы обратились ко мне. Вы сами говорили, что Петер Новак принадлежит всем народам мира. Согласитесь, Америка осталась единственной сверхдержавой – почему бы вам не попросить помощи у Вашингтона?

– Это первое, что мы предприняли. Нам предоставили доступ к информации. И искренне извинились, объяснив, что не могут предложить никакого содействия на официальном уровне.

• Предыдущая
• 9/163
• Следующая