Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт - Страница 47
- Предыдущая
- 47/96
- Следующая
Он вошел в кабинет отца. Святая святых Савароне. Инстинктивно свернул вправо: письменный стол стоял на прежнем месте. Виктор опустил ящик на пол и зажег настольную лампу под темно-зеленым абажуром – он хорошо ее помнил. Ничто здесь не изменилось.
Он сел в отцовское кресло и вытащил пистолет из кармана. Положил на стол, позади ящика, так, чтобы нельзя было разглядеть от двери.
Началось томительное ожидание. Во второй раз его жизнь находилась в руках Барцини. Надежнее рук не бывает. Ибо Барцини отправился не в конюшню. Он пойдет по аллее, свернет в лес, под покровом ночи вернется в сад и притаится за домом. Затем проникнет в дом через дверь на задней террасе и будет дожидаться появления англичанина.
Стоун был в ловушке.
Текли минуты. Фонтин стал рассеянно выдвигать ящики стола. Он нашел бланки вермахта и стал методично размещать их маленькими стопочками на столе, словно раскладывая пасьянс гигантскими пустыми картами.
Он ждал.
Сначала он ничего не услышал. Скорее ощутил чье-то присутствие. Ошибиться было невозможно. Оно наполняло пространство между ним и вошедшим в дом. Затем тишину нарушил скрип половицы, потом до его слуха донесся звук далеких шагов: вошедший уже не таился. Рука Фонтина потянулась к пистолету.
И вдруг из тьмы полетело что-то светлое. Прямо в него. Виктор отшатнулся, не спуская глаз с предмета, который истекал кровью. Ужасный предмет с тяжелым стуком шмякнулся об стол и выкатился на свет. Фонтин выдохнул: мгновенно навалилась дурнота.
Это была кисть человеческой руки. Правая кисть, грубо отсеченная от запястья. Пальцы были старые, кожа иссохшая, дряблая, стариковские пальцы скрючены, словно крабьи клешни.
Рука Гвидо Барцини. Ее забросил сюда маньяк, который сам лишился руки на пирсе в Челле-Лигуре.
Виктор вскочил со стула, стараясь справиться с дурнотой, и потянулся к пистолету.
– Не шевелись! Еще одно движение – и ты мертвец! – прокричал Стоун по-английски. Он спрятался в тени, за высоким креслом в углу кабинета.
Виктор убрал руку. Надо заставить себя думать. Чтобы выжить.
– Ты убил его?
– Его найдут в лесу. Странно, что я его обнаружил там, не правда ли?
Фонтин выслушал страшное сообщение, не пошевелившись, сдерживая чувства.
– Еще более странно то, – сказал он спокойно, – что его обнаружил не твой корсиканец.
Глаза Стоуна вспыхнули. Только на мгновение. Он все понял.
– Ну да, ты шел так смело! Я это подозревал. – Англичанин кивнул. – Да, ты мог это сделать. Ты мог их убрать.
– Не я. Другие.
– Знаешь, Фонтин, не надо вешать мне лапшу на уши.
– А с какой стати ты мне не веришь?
– Потому что, если бы у тебя были подручные, ты бы не послал старика на последнее задание. Это же глупо. Ты хоть и самодовольный сукин сын, но не идиот! Ну вот, мы одни. Ты, я и этот ящик. Боже! Где же ты его прятал, хотел бы я знать! Сколько людей за ним охотилось!
– Значит, ты заключил сделку с Донатти?
– Это он так считает. Странно, не правда ли? Ты лишил меня всего в жизни. Я приехал из Ливерпуля голодранцем, я карабкался по служебной лестнице, а ты тогда, пять лет назад, на пирсе, все разрушил. И теперь я все себе вернул, да еще с лихвой. Я, может, теперь могу объявить такой аукцион, о каком еще никто и не слышал.
– И что ты собираешься выставить на этом аукционе? Выцветшие грамоты конных заводов? Старые вожжи?
Стоун снял свой пистолет с предохранителя. Черная перчатка с силой опустилась на спинку кресла. Глаза злобно засверкали.
– Шутить изволишь!
– Я не шучу. Я же не идиот – ты сам сказал. И тебе не суждено нажать на спусковой крючок. Тебе дали только один шанс – доставить по назначению содержимое ларца. Если ты не исполнишь этого, тут же будет подписан новый ордер на казнь. Могущественные люди, которые наняли тебя пять лет назад, не любят, когда остаются компрометирующие улики.
– Заткнись! Замолчи! – Стоун в ярости грохнул своей черной клешней о спинку кресла. – Ты меня не купишь, сволочь, своими уловками. Я их знал задолго до того, как ты в первый раз услышал о «Лох-Торридоне».
– В основе стратегии «Лох-Торридона» лежали ошибки. Ошибки в расчетах. Ошибки в управлении. Развал любой ценой. Помнишь? Такова была основная идея этого плана. – Фонтин сделал шаг назад, оттолкнув кресло ногой и беспомощно разведя руками. – Давай. Посмотри сам. Ты же не убьешь меня, пока не увидишь, чего тебе будет стоить пуля.
– Назад! Еще дальше! – Стоун обошел стул, его неподвижная правая кисть торчала перед ним точно копье. Левой рукой он крепко сжимал пистолет с поднятым предохранителем. Малейшее движение пальца, прижатого к спусковому крючку, – и острая иголочка бойка ударит по капсюлю.
Виктор повиновался, скосив глаза на свой пистолет. Его время придет. Или придет, или ему конец.
Англичанин подошел к письменному столу, каждый шаг выдавал в нем человека, сгорающего от ненависти, в любую минуту готового убить. Он отвел взгляд от Фонтина и взглянул на стол. На обезображенную окровавленную руку Гвидо Барцини. На ящик. На груду хлама в ящике.
– Нет, – прошептал он. – Не-ет!
Время пришло: в глазах Стоуна застыл ужас от страшного открытия. Другого времени не будет.
Виктор перемахнул через стол, пытаясь перехватить направленный на него пистолет. Ствол дрогнул лишь на долю секунды. Но на большее он и не мог надеяться.
Его оглушил выстрел, но он успел отвести ствол. На несколько дюймов, однако и этого было вполне достаточно. Пуля попала в стол, брызнули щепки. Виктор схватил Стоуна за запястье и изо всех сил начал выкручивать его влево, и чувствуя, и не чувствуя удары по лицу и шее, наносимые тяжелой рукой в перчатке. Стоун лягнул правым коленом Фонтина в пах и в живот, но тот не выпускал пистолет. Англичанин завизжал в приступе безумия. Его нельзя одолеть грубой физической силой.
Виктор сделал единственное, что ему оставалось. На мгновение он прекратил всякое сопротивление, затем дернул запястье своего врага вперед, словно хотел ударить самого себя пистолетом в живот. Когда оружие уже было вонзилось ему в пиджак, он вдруг выкрутил руку Стоуна – пистолет задрался дулом вверх, – и что есть силы дернул.
Грохнул второй выстрел. На секунду Фонтин ослеп, кожа лица онемела от порохового ожога, и он подумал, что убит.
Но тут же почувствовал, как Джеффри Стоун медленно оседает вниз и тянет его за собой.
Он открыл глаза. Пуля вошла в нижнюю челюсть Стоуна и прошила насквозь череп, оставив в верхней части головы рваное отверстие.
Рядом с кровоточащей, развороченной головой Стоуна на полу лежала отрубленная рука Гвидо Барцини.
Фонтин перенес тело Барцини из леса в конюшню. Положил изуродованный труп на кровать в спальне и накрыл его простыней. Он не помнил, сколько простоял над телом, пытаясь осмыслить боль, ужас и любовь.
В Кампо-ди-Фьори было тихо. Тайна похоронена, и ему уже не суждено ее раскрыть. Савароне не захотел поделиться с ним загадкой Салоник. И сын Савароне больше не будет ломать над ней голову. Пусть это делают другие, если им хочется. Пусть ею займется Тиг. А он выходит из игры.
Виктор спустился по северной аллее от конюшни к круглой площадке перед домом и сел в свою машину. Наступил рассвет. Оранжевое летнее солнце осветило итальянские поля и леса. Он в последний раз взглянул на дом своего детства и юности и повернул ключ зажигания.
Мимо неслись деревья, слившись в сплошную зелено-оранжево-желто-белую ленту. Он поглядел на спидометр. Больше восьмидесяти. Восемьдесят пять километров в час на извилистой лесной дороге, ведущей к воротам имения. Надо сбавить скорость. Это опасное лихачество. Но тело отказывалось подчиниться мозгу.
Боже! Надо бежать отсюда!
Впереди узкая дорога резко уходила вправо: начался участок длинного поворота, за которым были ворота. В прежние дни – много лет назад – было принято сигналить, подъезжая к этому повороту. Теперь такой необходимости не было. И он с облегчением почувствовал, как правая ступня отпустила педаль газа. Инстинкт все же не подвел его. Тем не менее он вошел в вираж на скорости пятьдесят километров в час, и шины завизжали, когда он выровнял машину на прямом участке перед воротами. Здесь он машинально прибавил газу. Сейчас он выедет за ворота и свернет на шоссе к Варесе. А дальше – Милан. А там и Лондон!
- Предыдущая
- 47/96
- Следующая
