Жаркое лето в Берлине - Кьюсак Димфна - Страница 12

• Предыдущая
• 12/61
• Следующая

Слова Берты произвели большое впечатление на Джой, и она тотчас же поделилась в своем письме об этом с родителями.

Прошло полчаса. В гостиную вошел Стивен. Оторвавшись от письма, Джой сказала:

— Приказ генерального штаба, мой дорогой! Планы массовой встречи отменяются. Отец желает, чтобы ты один встретил своего знаменитого брата.

Стивен встал, взял купальные принадлежности и положил их в прозрачный мешочек.

Джой в недоумении смотрела на него:

— Что ты делаешь?

— Иду с Энн купаться. Если хочешь, пойдем с нами.

— Купаться? Ты должен поехать в аэропорт встречать Хорста.

— И не подумаю ехать в аэропорт встречать Хорста.

— Что с тобой? Ведь это твой единственный брат! Ты не виделся с ним пятнадцать лет!

— Больше пятнадцати. — Он смотрел в пространство полузакрытыми глазами, считая прошедшие годы. — Ровно шестнадцать с половиной лет. И еще один лишний час не имеет значения ни для меня, ни для Хорста. Не было же у него времени повидать нас в Каире.

— Но что скажет отец?

Перекинув пляжный мешочек через плечо, он обнял Джой.

— Это один из тех случаев, дорогая жена, когда я не повинуюсь отцу. Да будет тебе это известно.

Джой рассмеялась.

— Браво! Впервые со дня нашего приезда в этот дом я слышу от тебя разумное слово. Ведь только и приходится твердить: «Ja, Vater! Nein, Vater!» Мне это порядком наскучило.

— В этом доме ты не приживешься. — Он улыбнулся, ко его губы были плотно сжаты. — Я давно уже научился твердить: «Ja, Vater» и «Nein, Vater», а поступать по-своему.

О встрече Хорста никто больше не упоминал. Гонг уже призывал к трапезе, и времени достало только для того лишь, чтобы поздороваться с приезжим.

Стол был накрыт по-праздничному, как и в день их приезда, но расположение мест изменилось. По правую руку отца сидел Хорст, по левую — Стивен, а Джой — между Стивеном и Энн. Поймав не то озадаченный, не то протестующий взгляд Энн, Джой обменялись с ней местами. Берта нахмурилась.

Вопросительно посмотрев через стол на Хорста, Энн сказала:

— Вы мой новый дядя?

Хорст обратил свою ослепительную улыбку на оживленное детское личико.

— Да, я твой новый дядя.

— Теперь у меня есть дядя и взрослый двоюродный брат, но я хочу сестренку, чтобы играть с ней. У вас есть девочка, такая, как я?

— У дяди Хорста нет детей, — ответила за него Берта.

Стивен посмотрел на Джой. Джой предостерегающе дотронулась до коленки Энн.

Энн перевела взгляд с одного на другого, хмыкнула, затем громко прошептала матери:

— Хорь, какое смешное имя у дяди, не правда ли, мамми?

Все сделали вид, что ничего не слышали.

Гесс разливал вино.

Хорст поднял бокал за здоровье Джой и Стивена. — Добро пожаловать! — сказал он.

— Благодарю! — сказала Джой.

Стивен ничего не сказал.

Джой не сводила глаз с братьев, а братья наблюдали друг за другом. Она была поражена, настолько они не похожи! Хорст, видимо, напоминал отца в молодости, пока годы не отяжелили черт его лица и у него не появился второй подбородок. У Хорста было красивое лицо с волевым подбородком и тяжелой челюстью. Хорошо очерченный нос, густые, откинутые назад черные волосы, обнажавшие широкий покатый лоб. Живые черные глаза поблескивали из-под густых бровей. Когда его упрямый рот растягивался в широкой улыбке, видны были ровные крепкие зубы. Джой перевела взгляд с Хорста и отца на портрет деда и подумала: «Вот чистокровные фон Мюллеры в трех поколениях!» В Берте текла смешанная кровь двух семейств, а Стивен и Ганс пошли в мать и бабушку, они были ее копией. Короче говоря, семейство фон Мюллеров являлось как бы наглядным примером причуд наследственности.

Голос Хорста был похож на голос отца, омоложенный на целое поколение, глубокий, сильный. Хорст был воплощением мужественности, и Джой это в нем привлекало. Улыбаясь своей ослепительной улыбкой, он спросил ее:

— Как вам нравится ваш новый дом?

— Очень нравится. Мы чудесно провели этот месяц. Все были так внимательны к нам. Яговорю Стивену: надо вовремя уехать домой, пока мы еще никому не успели надоесть.

Глаза Хорста сузились, но он по-прежнему улыбался.

— Разве здесь не ваш дом?

— Стало быть, мы счастливые люди, у нас два дома!

Он поднял бокал.

— Пью за здоровье нового члена нашей семьи. Должен признать, у моего брата на редкость хороший вкус!

Джой поклонилась излишне подчеркнуто.

— Жаль, что здесь нет отца, иначе он сказал бы то же самое и обо мне.

Взглянув поверх головки Энн на Стивена, она прочла в его глазах какое-то незнакомое, неприятное ей выражение. Но что же такого она сказала, что могло его обидеть?

Навалившись на стол, Энн прошептала заговорщическим тоном:

— А мы с мамми привезли вам подарок.

— Я тоже привез тебе подарок, — шепотом отвечал он.

Энн стала сползать со стула.

— Можно, мамми, я сбегаю за подарком?

— Сиди на месте, Анна! — резко остановила ее Берта.

Энн, надувшись, снова вскарабкалась на стул. Обождав, пока ей подвязывали салфетку, она сказала, в упор глядя на Берту:

— Пожалуйста, Энн.

Хорст громко рассмеялся и, взяв ложку, принялся за суп.

И только тогда, когда Эльза убрала пустую тарелку, он поднял голову и внимательно посмотрел на Джой, и, смерив Стивена критическим взглядом, сказал:

— Ты изменился. Я бы никогда не узнал тебя.

— А я узнал бы тебя, где бы ты ни был, — холодно сказал Стивен.

Хорст покрутил стакан своими холеными пальцами.

— Да, ты изменился. Не правда ли, папа?

— Он стал мужчиной, — задумчиво сказал отец.

— Это бесспорно. Но я не думал, что он будет таким.

В разговор вступила Берта:

— Штефан действительно сильно возмужал. Этого никак нельзя было ожидать. Ведь он был таким хрупким мальчиком.

— В нем течет кровь фон Мюллеров, — заметил отец. — Кровь фон Мюллеров — здоровая кровь.

— Ну, разумеется. Но в крови Штефана есть примесь.

— Штефан пошел в мой род, — сказала мать с несвойственной ей твердостью.

— Внешне — да. — Хорст окинул взглядом мать и брата. — Но в нем есть нечто чуждое и тебе и отцу.

— Не австралийское ли? — пошутила Джой.

Покамест отцу переводили ее слова, все молчали. Отец нахмурился и, помолчав, внушительно сказал: — «Das Blut! Das Blut!»[6]

— Что он говорит? — спросила Джой, почувствовав в его тоне неодобрение.

— Отец наш старомоден. Он считает, что по сравнению с голосом крови документы о натурализации — ничто. Vitam et sanguinem[7].

— Да неужели? — шаловливо отозвалась Джой. — Посмотрели бы вы на Стивена дома, вам бы не отличить его от австралийца, за исключением тех случаев, когда он напускает на себя важность.

Хорст тепло улыбнулся Джой и, обернувшись к Стивену, сказал:

— Ты и впрямь, кажется, стал там на ноги. Впрочем, ты всегда был удачлив.

Стивен пожал плечами.

— Если хочешь, можешь приписать это удаче, а я откошу это за счет здравого смысла.

— Я с первого взгляда полюбила Стивена, — весело сказала Джой, желая предотвратить ссору, которая, как ей казалось, назревала.

— Это было взаимно, — сказал Стивен, и выражение его лица смягчилось, когда он взглянул на Джой.

— Могу точно сказать, какое это было место в Пятой симфонии Бетховена, — продолжала Джой. — Знаете, там, где во второй части вступают духовые инструменты. — И она промурлыкала хорошо знакомый «мотив победы».

Лица сотрапезников приняли бесстрастное выражение.

Никто не проронил ни слова.

Молчание нарушил Хорст.

— Итак, ты женился на наследнице и стал управляющим делами ее отца.

— Не совсем так, — поправил его Стивен. — По австралийским критериям я был несведущим юнцом, и мне пришлось начинать с азов. Только спустя семь лет я занял должность управляющего фабрикой.

• Предыдущая
• 12/61
• Следующая