Тариф на лунный свет - Кюрти Ильдико фон - Страница 13
- Предыдущая
- 13/27
- Следующая
В них у меня, как это всегда одобрительно отмечает Биг Джим, «крысино-острый негритянский зад».
Да, я хорошо подготовилась. Записала на нескольких каталожных карточках возможные темы разговора и засунула в сумочку. В случае заминки я, пошарив незаметно, будто в поисках губной помады, преподнесла бы новую увлекательную тему:
«новая пьеса Хайнера Мюллера[24] о жизни»,
«спорная передовица в „Цайт“ о конференции министра иностранных дел»,
«реформа здравоохранения»,
«эвтаназия».
Или ближе к личности собеседника:
«отношения c родственниками»,
«врач между человеком и машиной».
Естественно, свои оригинальные мнения по всем этим вопросам я выработала с помощью Биг Джима. Под конец, однако, Джим заметил, что мне надо всего лишь оставаться такой, как всегда. Смех, да и только! На какой планете живет этот парень?
Я оставалась точно такой, как всегда. Моя глупость такова, что я не способна даже толком соврать. Хуже того – я готова выболтать все планы, мною для себя разработанные.
Через десять минут я поведала д-ру Хофману о своих тактических маневрах – и о назначении встречи, и о диете – и выложила на стол все припасенные каталожные карточки.
Через двадцать минут он предложил перейти на ты, через сорок – спросил, была ли я у психотерапевта, а через час мы выяснили следующее:
– мы оба страдаем от властности наших отцов;
– мы любим рекламу и знаем наизусть некоторые рекламные слоганы.
Я напела ему свою любимую рекламу: I like those Crunchips gold'n brown. Spicy and tasty and crispy in sound! Uuuah! Crunchips! Crunch mit![25]
Даниэль ответил гениальным диалогом:
– Скажи-ка, разве может спортивная женщина вроде тебя есть шоколад?
– Конечно может, но только легкий. Такой, как йогуретт.
Ха! Я взяла пробку от винной бутылки, зажала ее в кулак и произнесла глубокомысленным тоном:
– О. b . в критические дни решает проблему там, где она возникает внутри тела.
Он сказал:
– Лучшие шины для вашей машины.
– Мы оба считаем, что есть веские причины выключать телевизор на то время, пока в нем фигурируют Чарльз Бронсон, Берт Рейнолдс, Чак Норрис, Халк Хоган или Катя Риман.
– Мы оба находим, что Изабель Аджани всегда выглядит так, как будто ее вот-вот стошнит.
– Мы оба находим, что анчоусы, каперсы и брюссельская капуста на вкус такие же, как Изабель Аджани на вид.
– Мы оба любим поздние киносеансы.
– Мы ненавидим людей, говорящих: «Знаю я вас, братьев Хитрюшинских», «зарядил Дождевич», «теперь давай-ка сделаем Расчёткина», «Поцелуйчиков!».
Это был превосходный вечер. Много вина. Много смеха. И, надо сказать, для врача Даниэль обнаружил необычайное чувство юмора.
Все врачи, которых я до сих пор знала, были зашорены до невозможности. Бесконечно разглагольствовали на свои профессиональные темы – о мокнущих сыпях (кожный врач; не рекомендуется всем, кто и впредь хочет есть с нормальным аппетитом), о мелкоклеточной бронхиальной карциноме (врач-легочник; не рекомендуется курильщицам) или о случаях раздвоения сознания (психиатр; ни при каких обстоятельствах).
Даниэль рассказывал веселые истории из своего тяжелого детства. Которое, надо признать, было тяжелым преимущественно для его родителей. Дело в том, что он никогда не любил делать уроки. Что, конечно, в порядке вещей. Но когда он в восьмой раз явился в школу с невыполненным заданием, то придумал весьма своеобразную отговорку. Разразившись слезами, он сказал учительнице, что его отец скончался несколько недель назад. Что теперь он полностью утратил душевное равновесие и рассчитывает на сочувствие.
Два месяца подряд учительница ему не докучала. Но это – до ближайшего родительского собрания. Папаша Хофман, здоровый как бык, был там впервые и очень удивился, когда классная руководительница, поприветствовав сначала его супругу, обратилась к нему с вопросом: «А вы? Вы, очевидно, новый спутник жизни госпожи Хофман?»
С помощью второй бутылки вина мы скатились до низшей ступени соблюдения приличий. Было самое время направить беседу в эротическое русло. Как свидетельствует мой опыт, обсуждение эротических тем действует на собеседников возбуждающе. Я уже собралась приступить к делу и рассказать забавную историю из моей половой жизни, как Даниэль посмотрел на часы. Дорогие часы. Но очень плохой знак! Не наскучила ли я ему? О боже, боже мой!
Не зашла ли я слишком далеко? Неужели я не заметила, как проболталась о своем неизменно повторяющемся кошмаре? (Я иду мимо какой-то большой строительной площадки, и ни один рабочий не посвистывает мне вслед.) Или упомянула о моем серьезном нарушении инстинкта порядка? (Я знаю, что у меня есть три С D Джонни Митчела, но не помню, где они. Я знаю, что у меня есть социальная страховка, но не представляю себе, где она.)
– Увы, мне уже давно пора уходить. Завтра рано утром еду на конгресс в Ольденбург.
Если это не отговорка, то причина, конечно, веская.
– Большое спасибо за приятный вечер, – сказала я и тут же дала знак официанту, чтобы тот принес счет. Умная женщина должна понимать, когда с фактами следует мириться.
Даниэль настоял на том, что оплатит счет. Собственно, оплатить хотела я сама. В качестве компенсации. Но и так мне тоже понравилось. Я ценю мужчин, которые платят. Нахожу, что это по-мужски. Здесь я не феминистка. Помню, однажды много лет назад я была в ресторане с одним вполне приличным на вид парнем, который попросил у официанта блокнот и карандаш, чтобы подсчитать, кто из нас сколько должен платить. До тех пор я еще раздумывала, не переспать ли с ним. Но он, наверно, стал бы делить и стоимость такси до моего дома.
Мы с Даниэлем стояли на улице и ждали такси, которые заказал для нас Сальваторе. Нам надо было в разные стороны.
Что теперь? Поцеловать? Пожать руку? Сказать «до свидания»? И это все?
– Я вернусь в воскресенье. Хочешь прийти ко мне в понедельник вечером? – сказал Даниэль.
О да-а-а-а-а!
Нет, теперь надо оставаться соol.
Впервые я промолчала.
– Я неплохой повар. И потом – ты сама убедишься, – у меня есть на видео полный сериал про мисс Марпл.
О-о-о-о-о! Да мы просто созданы друг для друга. Я изобразила примадонну. Ласково улыбнулась. Ничего не сказала. Ведь важно не отвечать автоматически только потому, что тебя о чем-то спросили. Это стало мне ясно еще в те времена, когда я впервые увидела фильм «Свет во тьме» с Мелани Гриффитс.
Она – американская шпионка в доме нацистского офицера. Однажды он ей говорит: «Я знаю, почему вы здесь». А она молчит. Не говорит опрометчиво что-нибудь вроде «Я все вам объясню» или «Янки принудили меня к этому». Молчит. Тогда он говорит ей дальше: «Я знаю, вас послал Гитлер, чтобы выяснить, являюсь ли я истинным нацистом».
Уф! Конечно, ей здорово помогло, что она сразу не вякнула и не выболтала всего.
С тех пор так поступаю и я. Но, конечно, не всегда. Собственно говоря, даже редко. Как правило, я говорю. Но иногда удается сдержаться. Я молчу. И улыбаюсь.
– Вот мой адрес. – Даниэль чиркнул что-то на ресторанном счете.
Это меня обнадежило: определенно он не собирался давать задний ход.
– Так в восемь? В понедельник?
Я упивалась победой. Коснулась его щеки поцелуем принцессы и дерзко сказала:
– А у тебя не будет других дел?
Этим вечером мы благоразумно не трогали тему брака в целом и Уты Кошловски в частности.
– Каких?
Тупица. Не дал подобраться к сути.
– Каких-нибудь.
– Да, вспомнил, – он пошарил во внутреннем кармане своего пиджака. – Хотел тебе отдать вот это.
Он сунул мне что-то в руку, повернулся и пошел к только что подъехавшему такси.
– Ну пока. В понедельник в восемь, – сказал он.
24
Культовый немецкий драматург
25
Люблю те кранчипсы, золотисто-коричневые. Пряные и вкусные, а на слух хрустящие! Ух ты! Хрум-чипсы! Хрумкай с нами! (Англ.).
- Предыдущая
- 13/27
- Следующая