Драконовское наслаждение - Ольховская Анна Николаевна - Страница 53
- Предыдущая
- 53/57
- Следующая
Да он, собственно, никогда и не был таким, не то что Кошамба.
Ошибочка.
Когда матерящийся Гизмо немного пришел в себя и сообразил, что атакован всего лишь котом, он наклонился и попытался поднять с пола скальпель. И у него почти получилось, вот уже ладонь накрыла смертельную сталь, сейчас он схватит ее и расправится с наглым хвостатым одни ударом...
Фиг вам. Боевой клич, бросок – и ладонь постигла участь крысы. Нет, ее не оторвали, но после общения с клыками и когтями огромной, рассвирепевшей мэйнкунши пользоваться этой рукой Кульчицкому в ближайшее время вряд ли удастся.
Я не знаю, откуда здесь взялись Карпов и Кошамба. Но они пришли и сражались сейчас за меня не на жизнь, а на смерть.
Но они были всего лишь коты. А у Гизмо в сумке было много оружия, в том числе и пистолет...
ГЛАВА 46
Об этом, похоже, вспомнил и Кульчицкий. А может, боль и вид собственной, а не чужой крови ускорили мыслительный процесс красавчика, и он перестал визжать и размахивать руками, пытаясь дотянуться до висевшего на спине источника боли. К тому же источников было два – Кошамба с настойчивостью робота продолжала атаковать ноги маньяка.
Прошло не более трех минут с момента нападения моих защитников, а видом Сигизмунда Кульчицкого вполне можно было пугать добропорядочных обывателей, а особо нервным вообще лучше не смотреть – крови очень много.
Но и только. Большого урона коты здоровью психа нанести не могли – размеры клыков и когтей не те. Но боль, судя по визгу и захлебывающемуся мату, была адская.
И она, эта боль, в конце концов мобилизовала совершенно ошалевшего поначалу красавчика. Гизмо прекратил визжать, зашипел сдавленно и страшно, словно раздувшая капюшон королевская кобра, ловко увернулся от очередного броска Кошамбы и, гибко изогнувшись, схватил за шкирку Карпова:
– Ну все, ублюдок хвостатый, ты меня достал!
И в следующее мгновение мой отважный защитник с жутким хрустом врезался в стену пещеры. И остался лежать кучкой черного взъерошенного меха...
Кошамба взвыла на ультразвуке и попыталась занять место Карпушки на порванной в лохмотья спине Кульчицкого. Но тот не зря ходил в спортивный зал, и теперь, окончательно придя в себя, относительно легко справился и с этой когтистой проблемой – летящая в прыжке кошка была встречена мощным ударом ноги.
И пушистым мячом отлетела в сторону.
Но о стену, как Карпов, она не ударилась, и через секунду, прижав уши к голове и завывая, снова направилась к обидчику. Вот только шла кошка гораздо медленнее, волоча за собой заднюю лапу.
Гизмо ухмыльнулся и поднял с пола сумку:
– Я бы с удовольствием порезал вас, твари поганые, на меховые полоски, но увы – на развлечения времени нет. Одного не могу понять, – скрипел он, ковыряясь в недрах своей торбы, – какого ... вы устроили тут бойню? Даже если я и занял ваш дом, вряд ли обычные, пусть и одичавшие, коты стали бы вести себя столь неосторожно, они ведь знают, что против человека у них нет шансов. Или у вас тут гдето котята припрятаны? Так вроде не видно и не слышно. Погодика, – Гизмо присмотрелся к ковыляющей кошке, – я же тебя знаю! Ты была любимицей моей мамаши, а потом исчезла кудато вместе с дворовым ушлепком. Ох, и злилась тогда маман! Велела мне ротвейлера по следам пустить, и я пустил. И был абсолютно уверен, что с вами обоими покончено, мой Граф обычно доводит дело до конца, а уж если дело касается котов, которых он ненавидит, – тут вообще без вопросов. А вы, оказывается, в пещеры ушли. Вот и сидели бы себе тихонечко, пока я со своими делами не разобрался, и остались бы живы. А вы, как последние кретины, помешали мне, да еще и Анфису убили, ... хвостатые! И меня вон как изуродовали! А мне лететь сегодня! – Он проверил обойму в пистолете. – Но ничего, патронов у меня достаточно, тем более что на вас всегото два и надо. А может, и одного достаточно, кот, похоже, хребет сломал.
Гизмо мстительно ухмыльнулся и направил пистолет на упорно ковылявшую к нему кошку.
– Кошамба, уходи! – закричала я, пытаясь хотя бы стуком связанных ног отогнать отважную дурочку. – Брысь отсюда! Беги, глупая! Ну пожалуйста!
– Кошамба? – приподнял брови Кульчицкий. – Так ты ее знаешь? И что, выходит, что эти твари напали на меня изза тебя?! О...еть! Что собаки защищают хозяев – слышал, но чтобы коты?! Они же неблагодарные манерные у...ки, которые думают только о себе и своих нуждах!
– Надо же, как ты точно охарактеризовал самого себя!
Низкий, очень глубокий, но очень холодный голос звучал странно, словно со всех сторон. Невозможно было точно определить источник звука, казалось, разговаривает сама пещера.
У меня высыпали и с топотом заметались по телу, вздыбливая на пути все волоски, здоровенные мурашки, а Гизмо дернулся, словно от удара током, и едва не выронил пистолет.
Кошамба же повела себя более чем странно – она словно облегченно выдохнула, сразу уменьшившись почти вдвое, и поковыляла к неподвижно лежавшему Карпушке, жалобно мяукая.
Зверюшка попрежнему представляла собой отличную мишень, промахнуться было невозможно, но Кульчицкий, похоже, совершенно забыл о котах. Он вцепился в пистолет двумя руками, аж пальцы побелели от напряжения, и, лихорадочно оглядываясь по сторонам, заорал:
– Кто говорит?!
– Тот, чей облик ты присвоил себе, глумясь над слабыми и беззащитными! Тот, чьи владения ты испоганил своим присутствием!! Тот, чьему терпению пришел конец!!!
С каждым словом голос звучал все громче и громче, резонируя от стен, и холодная ярость, кипевшая в этом голосе, ощущалась уже физически, сдавливая виски.
Вернее, это мне давило только виски, а вот Кульчицкому, судя по исказившемуся от напряжения лицу, приходилось гораздо хуже. Растерянность, страх, ужас – эмоции стремительно менялись на его физиономии, передавая эстафетную палочку парализующего шока.
– Я... Я не понимаю... – прохрипел он, шатаясь. – Кто ты?!
– Не понимаешь?! А кем ты прикидывался, нелепый смертный, последние годы?!!
– Ссмертный? Что значит – смертный? А ты... вы... Бессмертный?!
– Во всяком случае, я жил тут на протяжении многих веков, наблюдая за людьми со стороны и не вмешиваясь в их жизнь. Пока не узнал, что какаято букашка посмела назваться моим именем, вообразив себя богом!
Кульчицкий неожиданно расхохотался, взахлеб, до истерики, до ручейков слез:
– Твоим именем?! Так ты что, Змей Горыныч, что ли?!
– Здесь меня называют так, ацтеки и майя называли Кетцалькоатлем.
Разум автоматически подкинул информацию: Кетцалькоатль означает Крылатый Змей, древние индейцы действительно так называли своего... бога?!!
Ирреальность происходящего окончательно выключила способность к адекватному мышлению, загнав меня в очередной ступор. Но смеяться мне почемуто не хотелось.
Да и смех Гизмо больше напоминал припадок, красавчик даже пистолет выронил, а потом отправился за ним следом, икая от изнеможения.
И тогда из темноты тоннеля появился ОН.
И ничего я не напутала с цветом, там, в лесу, я действительно видела чтото сероватозеленое. Вернее, когото...
Очень высокий, метра два, не меньше. Широкие плечи, длинные стройные ноги, узкие бедра – идеальное телосложение, причем человеческое. И даже черты лица... или морды... нет, все же лица – были вполне правильными.
Но на этом человеческое заканчивалось, и начиналось... Змей, ящер, дракон – называть можно как угодно, но суть одна: чешуя. Сероватозеленая чешуя покрывала голову и тело существа целиком, волос и ушных раковин не было, бровей и ресниц тоже. Но глаза были вполне человеческими. Кажется. Хотя разобрать, какой там зрачок – вертикальный или круглый, – при таком освещении было трудно.
Да не хотелось особо всматриваться в эти глаза, слишком холодным и парализующим был направленный на Гизмо взгляд.
И припадочный хохот резко оборвался. Кульчицкий смертельно побледнел, както странно булькнул и, закатив глаза, неуклюже завалился на бок.
- Предыдущая
- 53/57
- Следующая
