Слепые жернова - Куксон Кэтрин - Страница 6

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая

— Сара!

Он чуть было снова не привлек ее к себе, и ей пришлось предупредить его:

— Перестаньте! Мы почти пришли. Люди же вокруг!

И густо покраснела. Она не собиралась говорить ему комплименты, это вышло непроизвольно. На данной стадии это было преждевременно, все равно что взять и броситься ему на шею. Впрочем, он все поймет правильно, ведь она сказала ему правду: он самый лучший человек на свете. То есть мужчина. Он именно так и выглядел: не пареньком, не юнцом, а мужчиной. Кстати, сколько ему лет? Он ни разу не говорил о своем возрасте. На вид ему можно было дать лет двадцать пять — двадцать шесть. Воистину, в этот вечер она была не властна над своим языком — к ее собственному изумлению, язык бесстрашно задал вопрос:

— Сколько вам лет?

— А вы как думаете? — насмешливо осведомился он.

Она покосилась на него, словно снимая мерку, и ответила:

— Двадцать шесть.

— Двадцать шесть? — Его брови взлетели на лоб. — Ошиблись на три года.

— Неужто двадцать девять?

— Нет. Придется вас разочаровать: всего двадцать три.

Она вовсе не была разочарована, просто он выглядел старше. Следующие его слова заставили ее вздрогнуть:

— А вам девятнадцать.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю, когда вы окончили школу.

— Вот как?

Он наклонился к ней и угрожающе прошептал:

— Я уже не один год слежу за вами, Сара Бредли.

Она снова почувствовала себя по-детски счастливой и беззаботной, чего с ней почти никогда не случалось. Подумать только, он так давно положил на нее глаз! Раз так, почему не открылся раньше? Потому, наверное, что она никогда на него не глядела. Раз за разом сталкивалась с ним на тротуаре, но неизменно отводила взгляд, зная, что она ему не ровня.

На углу улицы Камелий он поздоровался с двумя встреченными женщинами:

— Добрый вечер, миссис Талбот, добрый вечер, миссис Френсис.

— Добрый вечер, — ответила одна из них.

Обе кивнули, не спуская глаз с Сары.

Только что ей было тепло, а теперь повеяло холодком. Что они вообразили? Тут и думать нечего: приняли Дэвида за сумасшедшего. Если начистоту, дернула она себя, то одним сумасшедшим дело не ограничивается — она по-своему тоже лишилась разума.

На том месте, где они обычно расставались, она остановилась.

— Почему вы не позволяете провожать вас дальше?

Она не отвела взгляда.

— Разве и так не ясно?

Какое это облегчение — быть откровенной! Признавшись в своих проблемах с одеждой, она уже готова была обо всем говорить ему правду.

— Глупости!

— Какие уж глупости… Сами знаете, что у нас там за местечко.

— Рано или поздно мне придется там появиться.

Ее снова окатило жаркой волной, и она потупила взор.

— Решено, завтра я за вами зайду.

— Нет, пожалуйста, не надо! — взмолилась она. — Не ходите туда. Лучше встретимся здесь.

Он собирался ответить, но тут ватага мальчишек, носившаяся все это время по мостовой, закрутилась на тротуаре вокруг них, и один, удирая от преследования, ненароком схватил Сару за подол. Она едва удержалась на ногах. Дэвид не дал ей упасть и крикнул на мальчишку:

— Эй, ты что? Немедленно уймись!

Провинившийся метнулся обратно на мостовую, зато его преследователь остановился, уставился на Сару и без всяких предисловий сообщил:

— У вас за домом творится сущий ад, Сара. Твой папаша потчует Филис ремешком. Она орет как оглашенная, а мать сидит взаперти в чулане.

Губы Сары зашевелились, хотя намерения высказаться у нее не было. На мгновение она сделалась похожей на древнюю старуху, жующую губами от невозможности сформулировать мысль, однако в голове у нее царила полная ясность. За какую-то секунду вся сладость жизни, которую она едва вкусила, улетучилась из-за слов мальчишки. Она уже не смела смотреть на Дэвида.

Развернувшись, со всех ног бросилась прочь от него. Однако он быстро ее нагнал. Задыхаясь, она сказала, вернее, почти пролаяла:

— Нет! Не ходите со мной, прошу вас! Я этого не хочу, неужели сами не видите?

Он остался стоять, так ничего и не ответив, а она побежала к дому, минуя перекресток за перекрестком. На ближайшем к дому углу мужчин, вопреки обыкновению, не оказалось, на улице их тоже не было. Улица вообще была необычно пустынной, если не считать миссис Янг, соседку справа. Она как раз выходила из дому, когда Сара принялась барабанить в дверь.

— Вряд ли ты так попадешь в дом, крошка. Он уже полчаса как не бушует. Пора приводить его в чувство. Я бы сама пошла к инспектору по жестокому обращению с детьми, если бы не твоя мамаша. Отхлестал бедняжку так, что оставил ее едва живой! Просто псих какой-то, злобный псих, когда на него накатывает. Ладно бы еще устраивал такое в подпитии, но, раз он у вас не пьющий, значит, у него просто не все дома.

— А что она натворила, миссис Янг?

— А вот это не мое дело, милочка. Скоро сама узнаешь. На твоем месте я бы пробралась туда сзади.

Сара побежала в указанном направлении. На задах собрались люди; каждый был сам по себе. У задней калитки Сариного дома стояли четверо мужчин и женщина. Женщина обернулась.

— А, это ты, Сара?

Один из мужчин схватил ее за руку и предупредил:

— На твоем месте я бы туда пока что не совался. Пускай сперва остынет. С ним твоя мать. Не надо винить во всем его одного, — сказал мужчина, так сильно качая головой, что она грозила оторваться. — Когда такое случается, приходится принимать меры.

— О чем это вы, мистер Райли? Что случается? Что произошло? Да отпустите вы меня!

Мужчина, державший ее за руку, послушался и разжал пальцы. Второй объяснил:

— Арабы — вот что.

— Арабы?! — Сара знала, что недопустимо широко разинула рот и обнажила десны, словно само это слово издавало неприятный запах.

— Ты правильно меня расслышала, дочка. Малютка Филис связалась с арабом. Твой папаша — не ангел, это всем известно, но, раз такое дело, я поступил бы так же.

— Даю голову на отсечение, что у вас не поднялась бы рука. А он совсем озверел.

Подгоняемая этими словами женщины, Сара ворвалась в калитку. Из кухни не доносилось ни звука, весь дом затаился. Она открыла дверь и заглянула в тесную квадратную кладовку. Таз, обычно стоящий на табурете за дверью и использующийся как лохань для стирки и для прочих нужд, связанных с водой, валялся кверху днищем, а пол был залит мыльной водой. Она тихо вошла в кухню. Отчим сидел за столом с угла. Его худое скорбное лицо пожелтело, красные, прожилки, всегда портившие глаза, сейчас целиком затянули белки. Эти налитые кровью глаза сверлили Сару, как буравчики. Его тощее тельце и короткие ножки были неподвижны; он выглядел обрубком, а не человеком.

Сара перевела взгляд на мать, которая держалась руками за каминную полку и смотрела, наклонясь, на чахлый огонь в камине. Мать была крупной женщиной, рядом с ней отец казался совсем плюгавым. В свое время она была красоткой с хорошей фигурой, любительницей похохотать, но Сара уже много лет не слышала ее смеха. Мысль, которая посещала ее бесчисленное количество раз, возвратилась: зачем она это сделала, зачем вышла за него замуж? Он был моложе ее на десять лет. Сара и раньше объясняла это разницей в возрасте — ей польстило его внимание…

Запинаясь, она спросила:

— Что… Что случилось?

Она не поверила в то, что услышала у калитки. Чтобы Филис связалась с арабом? Просто этот изверг рад любому поводу, чтобы пустить в ход ремень.

— Явилась — не запылилась!

Не обращая внимания на его слова, она повторила вопрос, нарочито обращаясь к одной матери:

— Что случилось?

Пат Бредли вскочил, испепеляя ее своими налитыми кровью глазами.

— Делаешь вид, что знать ничего не знаешь, да? Она да ты — два сапога пара. Если она чего не знает, ты ее быстро надоумишь. А вообще-то она и без тебя соображает.

Мать обернулась и впервые заговорила мертвенным голосом:

— Ступай наверх, Сара, и займись Филис.

— Пускай дождется, пока я ее отпущу.

• Предыдущая
• 6/63
• Следующая