Серенький волчок - Кузнецов Сергей Юрьевич - Страница 42
- Предыдущая
- 42/60
- Следующая
– Хочешь, тоже выпью с тобой? – спросила она.
Таня кивнула, и Маша налила немного водки на дно пустого чайного стакана в латунном, как в советских поездах, подстаканнике.
– За Сережу, – сказала Таня, и они выпили не чокаясь. – За Сереженьку. Знаешь, какое это счастье для меня – говорить "Сереженька". Никому ведь не могу сказать, только тебе.
Таня снова налила и выпила – теперь уже одна.
– Но все еще было ничего, – продолжала она. – Я еще не понимала, что это – не предел, пока не появилась Света. Я никому про нас с Сережей не говорила, хотя боялась, что все и так знают. Но однажды напилась и все рассказала Светке – потому что надо же мне было кому-то рассказать, не Пашке же, в самом деле. И Света так хорошо слушала, только совсем расстроилась, когда я начала плакать. Она, правда, попыталась отправить меня к Вике, ну, к этой женщине, которая в свое время посвятила ее в ведьмы. Говорила, мол, Вика может вернуть возлюбленного, но я не пошла, я не хотела манипулировать Сережей, хотела, чтобы он был мой без колдовства, а просто потому, что сам это выбрал. Дура я была – я ведь уже знала, это невозможно.
Теперь, когда Таня сняла все кольца, ее худые пальцы казались голыми и беззащитными. Бледные, словно житель мегаполиса на пляже: первый раз за сезон, неловкий, стесняющийся своей белизны.
– Я-то к Вике не пошла, а Светка уже через неделю была у Сережи. У нее вроде был роман с Абросимовым, и она рассказала Вадиму… ну, как у нее все было с Сережей, а Вадим уже рассказал мне. Зачем он мне это сказал, не знаю даже, наверно, ему тоже нужно было с кем-то поговорить… больше мы никогда о Свете не говорили, если не считать одного раза, в "Cabana", совсем недавно. Я тогда даже не рассердилась на Светку, а подумала, что так и надо, она, конечно, гораздо красивее меня, вон грудь у нее какая, и в постели, наверное, с ней гораздо интереснее. Мы даже говорили с ней о Сереже несколько раз, я ей так и сказала, что пожалуйста, мы же свободные люди, все равно он сейчас со мной почти не спит, а мне даже приятно, что это не неизвестно кто, а моя подруга. А Светка ответила, что, в конце концов, это всего-навсего секс, не больше, потом помолчала и добавила: "Но вообще я тебе завидую, он офигительный любовник". И я кивнула, потому что – ну да, о чем тут спорить. Наверное, лучший любовник в моей жизни, хотя это толком не поймешь, когда любишь. И я начала о них думать, потому что я ведь Светку тоже любила, как подругу. Помню, как-то ночью проснулась, Паша рядом спит, Светочка в кроватке посапывает, я ей встала одеяло поправить, а сама думаю – вот, лежат они сейчас вдвоем, у него дома, такие влюбленные, такие красивые.
– Мне кажется, ты гораздо красивее Светы, – сказала Маша.
– Спасибо, – ответила Таня. – Спасибо тебе, но это не так, я знаю. Я же всегда восхищалась Светкой, любила ее, она мне как страшная сестра была, когда я пришла в "Наш дом", все объясняла, опекала. Мне то время до сих пор приятно вспоминать. Ну, и я себе говорила, мол, мы все – свободные люди, и Светка, и Пашка, и Сережа. Я же не могу запретить ему спать с другими, вот я же сплю с Пашей. Позови он меня – я бы от Пашки в тот же день сбежала, но ведь он не звал и потому я только повторяла: мы – свободные люди, свободные люди, какая тут ревность, а Светка такая чудесная, я его хорошо понимаю. Они оба такие были прекрасные, я чувствовала себя лишней, я бы ушла совсем, но просто была уверена, что Сережа все равно ее не любит.
Таня снова налила себе водки и выпила, не предлагая Маше.
– Ну, а потом однажды в пятницу после вечеринки мы все вместе пошли в "Пропаганду". Мы танцевали там и пили, и напились страшно, я была совсем никакая и они, кажется, тоже, и потом почему-то поехали к Сереже, и было так весело, и Светка была такая красивая, они оба были такие красивые… словно для того, чтобы я лучше запомнила последний день, когда я еще любила их обоих. А потом они стали ласкать друг друга, потом разделись, а я все смотрела, не двигаясь, а потом он позвал меня, и пошла к ним.
Таня замолчала, рассматривая кольца, разбросанные по столу, будто археологические находки в витрине музея. Потом начала так же молча их надевать. Вот ведь, подумала Маша, у меня всего одно кольцо, а у Тани – целая коллекция. Но как-то не задалось ей со счастьем. Видать, не те кольца носила.
– Я проснулась утром, – продолжала Таня, – посмотрела на них и поняла, что – все. Больше не могу. Смотреть на них не могу, повторять про свободных людей – не могу, убеждать себя, что люблю и Сережу, и всех, кого он любит – не мо-гу. И еще – что больше не люблю Свету. Совсем не люблю, до судорог, до ненависти. Не люблю. Не хочу с ней ни говорить, ни быть рядом. Особенно – после этой ночи. И когда я это поняла, мне стало так легко. Оказалось, что ненавидеть куда проще, чем любить. Света меня обнимала во сне, я убрала ее руку, посмотрела на них еще раз и поняла: да, я ее ненавижу. И тут она проснулась, открыла глаза и посмотрела на меня. Мы молча друг на друга смотрели и понимали, что чувствуем одно и то же. И эта ненависть, которая нас объединяла, была куда лучше той любви, которую мы изображали всю ночь. Это было настоящее единение, без обмана. И мы больше не общались, до сих пор даже на работе стараемся не пересекаться. А были лучшие подруги. И за это, конечно, тоже отдельное спасибо Сереже – хотя я ему об этом не говорила ни разу. Он ведь считал, мы все должны любить друг друга, так и не понял, почему мы больше не дружим. – Таня горько улыбнулась. – Если бы я могла любить Свету, как было бы хорошо. Да, любить ее, а возненавидеть Сережу – но у меня не получилось. Жалко. Знаешь, как трудно ненавидеть старую подругу? Я вот сижу тут с тобой, и стараюсь не думать, что ты и с ней могла так сидеть. И то же самое, когда я с Алькой – она ведь со Светой до сих пор дружит. Но я себя заставляю, потому что иначе, наверное, вообще бы из дома не выходила.
Таня надела на палец последнее кольцо и Маша вспомнила, как очарована была этими людьми, когда увидела их впервые. Ей казалось, что здесь, в Москве, наконец увидела новых русских людей, способных радостно и открыто смотреть в глаза реальности. Но позитивный новый московский мир оказался таким же непрочным, как экономическое процветание. Из-под умело наложенной косметики в любой момент может проступить лицо обиженной школьницы, а на искусственных ресницах повисают настоящие слезы.
– Я даже попробовала его приворожить, – продолжала Таня. – Терять было уже нечего. К Светкиной ведьме, конечно, не пошла, а просто в Интернете поискала какие-то магические заклятия.
– И как? – спросила Маша.
– Никак, – ответила Таня, – я же спала с ним в последний вечер. И – никаких перемен, я все время чувствовала, что он хороший любовник, только меня не любит. Так что заклятие не подействовало. И вот я на днях подумала – откуда я знаю, что я там наколдовала? Может, что-то напутала. Или кто-то пошутил и выложил в Сеть какое-нибудь не то заклятие? Может ведь такое быть, как думаешь?
– Вполне, – согласилась Маша.
Таня сплела серебряные пальцы, нагнулась над столом и прошептала:
– Я вот думаю, может, это я его так убила? По ошибке? Неверным заклятием?
Это было так нелепо, что и Марик бы не поверил. Маша с облегчением вздохнула.
– Ну что ты говоришь, – сказала она. – Ты же в это сама не веришь! А даже если и веришь, подумай, кто станет выкладывать такое неверное заклятие в Сеть? Разве сумасшедший какой-то.
И Маша продолжала говорить, и радовалась, что может хотя бы так помочь Тане и вдруг подумала, что, может, Таня специально сказала эту глупость про неправильное заклинание, чтобы она, Маша, не чувствовала себя настолько беспомощной перед лицом всего, что ей пришлось выслушать. Из бездны отчаяния Таня задумалась о ней, о Маше, и помогла ей единственным, чем могла – дала возможность почувствовать себя нужной, сказать слова утешения. Жалость и нежность захлестнули Машу, она протянула руку и взяла металлические Танины пальцы своими, теплыми и живыми. Она представила, как они выглядят со стороны – две красивые молодые женщины, утешающие друг друга за столиком модного клуба. И тут Таня сказала:
- Предыдущая
- 42/60
- Следующая
