Гарри Потер и Обряд Защиты Рода - Collinerouge Danielle - Страница 51

Джеймс преданно нес за мной портфель, набитый книжками, когда два завистливых слизеринца прохихикали, что у меня какие-то странные темные пятна на мантии (и откуда только, гады, узнали, что больше всего на свете я боюсь, что запачкаю кровью мантию или юбку?). Джеймс едва не разорвал их. Но мне чудом удалось удержать его и уговорить, не обращать внимания.

– Они что, следят за тобой, что ли! – рычал Джеймс. – Какое им дело до твоего недомогания!

– Все любят нашу красавицу Лили, - ну, конечно, это Сириус со своими друзьями. – С выздоровлением, Эванс, мы невероятно рады, потому что без тебя наш друг совсем сдал!

Люпин предупредительно дернул его за рукав мантии. Но Блек и дальше загадочно улыбался. Не люблю этого пижона!

Через несколько дней начался второй этап наших встреч. Оказывается, испытала я не всё. Джеймс показал мне, как ласкать его, и теперь я стала совсем испорченной. Потому что умираю от удовольствия, когда нахожу горячие точки на его теле (впрочем, у него почти все тело – сплошные горячие точки!). В такие моменты он полностью в моей власти, и это дает очень интересные ощущения. Кстати, милый Дневник, ты будешь смеяться, но до встреч с Джеймсом я ни разу не видела голого парня. Джеймса это очень позабавило, и он с удовольствием восполнил этот провал в моих знаниях, показав мне, как устроен. Я заметила ему, что он не маленький. Джеймс рассмеялся, сказав, что я просто не видела немаленьких. На что я ехидно осведомилась, неужели парни так зорко следят друг за другом и измеряют свое сокровище.

– Конечно, Лили, ты даже не представляешь, как мы трепетно относимся к своим верным друзьям, вторым нашим волшебным палочкам! Самое страшное, если она окажется недостаточно большой, - ответил он. А потом засмеялся и добавил, - А Золотко говорила, что самое страшное, если она окажется слишком длинной и толстой.

Не смотря на то, что я ещё не смирилась с существованием до меня этой золотоволосой твари, я тоже засмеялась.

Знаешь, милый Дневник, мы просто невероятно откровенны друг с другом, хотя я слышала, что парням нельзя всего рассказывать. Но у меня нет ничего такого, чего нельзя рассказать Джеймсу. До него у меня никого не было, хотя парни всегда провожали меня довольно откровенными взглядами. И, знаешь, Дневник, не только парни: ещё в прошлом году несколько раз семиклассницы предлагали поласкаться под душем, уверяя, что это приятно и прикольно. (Естественно, я отказалась! Мне противна сама мысль, чтобы меня кто-то касался, кроме Джеймса.) Джеймс, услышав такое, даже вскочил. Он не знал, что так бывает. Странный он – иногда такой искушенный, а иногда наивный, как мальчишка. Он прижал меня к себе и сказал, что убьет всякого, кто ко мне притронется. Он невероятно ревнив. И я тоже. Поэтому я кусаю его, спросив, а нет ли таких волшебных тварей, с которыми можно потренироваться бедной, изголодавшейся по мужчине девушке. Из последовавшей тирады я поняла, что мужики страшные собственники. Тогда я спросила, а не приревнует он меня ко мне. Он не понял. А когда до него дошло, то с любопытством спросил, как это делают девушки. Я честно ответила, что плохо представляю, потому что кроме его ласк, меня ничто не возбуждает, а до него не хотелось.

– У меня были более важные дела, - ответила я, - например, учеба. А ещё я так переживала, что Макгонагал мне поставит итоговую оценку не «отлично», а «хорошо».

Джеймс хохотал едва ли не до слёз.

Как-то я призналась Джеймсу, что думаю о нас иногда во время уроков, вспоминаю, что вытворяла ночью с ним и краснею. Это отвлекает. Джеймс ответил, что я даже не представляю, насколько парням хуже, чем девушкам, и выразил предположение, почему придумали просторные мантии. Я, естественно, хихикала в ответ.

О, милый Дневник, Джеймс просто игнорирует все правила Хогвартса. После отбоя мы под плащом-невидимкой частенько идем в комнату за сэром Кэдоганом – там старая классная комната со сдвинутыми в угол поломанными партами, но там есть камин. Джеймс на несколько часов наколдовывает то, что я хочу – кровать или диван, или огромный мягкий матрас. Там мы проводим большинство наших встреч. Единственное, что плохо во всем этом – сэр Кэдоган какой-то чокнутый, дразнит Джеймса, меняет пароли, но зато с удовольствием слушается меня и просит, чтобы я его гладила по щеке, тогда он открывает нам вход.

Джеймсу все время хочется приключений, поэтому он часто приходит в мою спальню, но сжалившись надо мной, ставит на нашу кровать заклинание, не пропускающее звуки, потому что в абсолютной тишине замка ночью, мне кажется, что слышны даже наши поцелуи. Больше всего мне не нравится возвращаться после наших любовных игр по холодным коридорам. После того, что делает со мной Джеймс, я ужасно хочу спать. А Джеймс есть – это у него такая особенность, дорогой Дневник. Джеймс боится, что кто-нибудь заметит наше отсутствие в спальнях, и после любви мы вынуждены возвращаться в свои кровати, а для себя он таскает еду из кухни, чтобы немного подкрепится. Когда налюбившись с Джеймсом, я вижу, как он что-то грызет, то хихикаю в подушку.

Я мечтаю о том времени, когда смогу спать в его объятиях – это почти также хорошо, как и обласкивать его, и получать ласки от него. Однажды в ночь на субботу Джеймс особенно долго не отпускал меня, ставил эксперимент (о, он это весьма любит) – несколько раз почти доводил меня до пика и немного охлаждая, начинал снова. Все закончилось тем, что от удовольствия я ненадолго отключилась. Он сначала испугался, но поняв, что это было, очень обрадовался и попросил, чтобы я попробовала такое проделать с ним. У Джеймса потерять сознание не получилось, зато я серьёзно испугалась, что его услышал Филч в своем кабинете. После такого не могло быть и речи о нашем возвращении. Мы просто уснули в объятиях друг друга – и это было превосходно! Чувствовать его тело, прижатое ко мне, его тепло, запах (знаешь, Дневник, я очень люблю его запах, а ведь моя подруга здорово меня напугала, рассказывая, что её просто выворачивало от запаха её парня, хотя в остальном всё было отлично). Мы с Джеймсом так счастливы, что иногда мне становится страшно, что это быстро кончится. Мне нестерпима мысль, что Джеймс разлюбит меня или я ему просто надоем. Я сказала ему об этом, но он даже слушать не захотел. Он уверял, что просто обожает меня и даже представить себе не может на моем месте другую девушку.

– Я далеко не самая красивая в Хогвартсе, - возразила я ему. Но Джеймс твердо сказал, что я самая красивая, настоящая молодая ведьма, которая приворожила его.

– Нет, я не привораживала тебя! – испугалась я.

– Ты привязала меня к себе одним своим существованием, - улыбнулся он. – Как иначе объяснить, что кроме тебя, я никого никогда не хотел.

****

Предчувствие не обмануло меня, дорогой Дневник, я знала, что должно что-то случиться. Кажется, я беременна. Меня тошнит, я ничего не могу есть, чувствую себя просто отвратительно. Конечно, не я первая, с кем это случилось. Моя знакомая семикурсница рассказала мне, что в прошлом году одна девушка из Рейвенклов оказалась в интересном положении, хотела скрыть, но это каким-то образом стало известно декану, в его кабинете был ужасный скандал. Но меня волнует не это. В конце концов, это мое дело, мне уже есть 17. Мне невыносима мысль об убийстве ребенка. Оказывается, у волшебников для этой цели есть место в Лютном переулке. Всего за каких-то десять галеонов дадут зелье, от которого произойдёт мини-выкидыш, а потом нужно принять заживляющую настойку. А в клинике св. Мунго это сделают за 50 галеонов, но там безопаснее. От рассказа Мэгги я покрылась холодным липким потом. Нужно сказать Джеймсу. Я постараюсь убедить его оставить нашего ребенка, хотя понимаю, что он сейчас не кстати. Мы слишком молоды, не устроены. К тому же, даже если меня не выгонят из школы, срок родов – конец июля – начало августа, значит на НОЧах я буду сидеть с огромным животом и слушать шушуканье за спиной и смешки.