Гарри Потер и Обряд Защиты Рода - Collinerouge Danielle - Страница 32

Гарри, согнувшись и скорчившись, вошёл следом за профессором.

– Очень полезное зелье, особенно для твоих сверстников, Поттер, я всё больше и больше хочу как можно быстрее научить студентов его готовить, - Снейп протянул Гарри стакан с жидкостью, похожей на Кока-Колу. Ужасные ощущения в теле заставили Гарри беспрекословно выпить всё до дна. Конечно, это не Кока-Кола, какая-то сладковато-прохладная гадость с мятным вкусом, но зато его сразу отпустило. Осталась только слабость и лёгкая дрожь в теле.

– Охлаждающее зелье, рецепт несложен, действие непродолжительное, если ты переживаешь по поводу встреч с женой, хотя… при таких стрессах, которые обрушились на вас… Впрочем, если не побрезгуете советом, проходите, мисс Грейнджер, надеюсь, с вами уже всё в порядке, так вот, если хотите совет, - Снейп пронаблюдал, как вошедшая Гермиона села рядом с Гарри, - если будет совсем невмоготу от чужих ощущений, то уходите в свою комнату, там вы уже успели свить себе уютное семейное гнёздышко. И ещё, будет лучше, если о ваших встречах по-прежнему никто не будет знать. Для всех ваших друзей, уже успевших заметить, как нежно и трогательно вы льнёте друг к другу, утверждайте, что дальше тисканья в пустом классе дело не заходило, не хватало, чтобы вся школа последовала вашему примеру. Поверьте, мистер Поттер, когда это произойдет, никакой блок не спасёт. Вам же разрешено в виде исключения, - губы Снейпа растянулись в странной улыбке.

Неожиданно Гермиона заплакала. Гарри вздрогнул и удивленно повернулся к девушке.

– Мне плохо, - сквозь всхлипывания проговорила она. – Чувствовать всё это – просто ужасно! Эти взгляды!.. Я не вынесу!

С лица Снейпа мгновенно исчезла улыбка. Гарри привлёк к себе вздрагивающую от рыданий Гермиону и тоскливо посмотрел перед собой. Неожиданно ему захотелось последовать её примеру. Но нет, не перед Снейпом, потом.

– Успокойтесь, мисс Грейнджер, - пожалуй, это был самый мягкий тон, который Гарри когда-либо слышал от профессора зельеведения. Нет, такого голоса он не слышал, это было в первый раз. – Завтра будут готовы ваши обереги – вам станет легче. Но вы должны и дальше учиться ставить блоки на свои мысли и ощущения. Чем быстрее вы это сделаете, тем быстрее закончатся ваши страдания.

Острые страдания продолжались ещё несколько дней, превратив их в настоящее испытание. Особенно Гарри и Гермиона мучались, когда ученики шли есть (у Гарри возникало острое дежа вю – не очутился ли он взаперти у Дурслей, которые в честь его 12-летия решили поморить немного голодом) и, конечно же, когда оказывались возле старшекурсников, чьи гормоны слегка шалили. К величайшему сожалению Гарри, таким оказался и его лучший друг Рон. После того, как прошли его переживания по поводу ничьей с Пуффендуем, Рон вспомнил о своих купленных в Хогсмиде горячих пчёлках.

– Когда же они у тебя кончатся, - прошипел Гарри, когда Рон сел рядом с ним на диване.

– Что? – не понял Рон.

– Рон, я тебя умоляю, думай о чем-нибудь другом, только не об этих дурацких пчёлках, - скривился Гарри.

– А как ты догадался? – удивился тот, краснея.

– Блокология, чёрт бы её побрал!

– Э-э-э, ты чего, мысли читать научился что ли? – опасливо спросил Рон, отодвигаясь от Гарри.

– Нет, просто я чувствую то, о чем сильно думают другие, Рон, - надо всё-таки сказать другу, что с ним происходит. Это же просто невыносимо носить всё в себе!

– О, ну, это, извини, - замялся Рон, - просто, Гарри, говорю тебе, если бы ты их попробовал! Ты бы тоже только про них и думал! У меня ещё осталось немного, хочешь дам?

– Нет, Рон, потом, - ну как ему объяснить, что это не поможет! Гарри мысленно устанавливал стенку. – К тому же Гермиона умеет чувствовать тоже.

Это известие Рона испугало. Он осмотрел гостиную в поисках девушки. Гермиона сидела, зарывшись в книги.

– Нет, ну это же не её дело, Гарри! – возмутился Рон.

– Не её, но она всё равно скажет! Думай лучше о квиддиче, ладно?

Безусловно, обереги, данные Снейпом по просьбе Дамблдора, помогали, но Гарри и Гермиона всё же продолжали страдать, привыкая к новым для себя ощущениям – слышать эмоции вокруг и не обращать внимания. Особенно неприятным было испытывать на себе оценивающие взгляды. Гермионе всегда казалось, что из-за её заумности на неё никто не обращает внимания, как на девушку. Но, видимо, или она ошибалась, или эти времена остались в прошлом. Парни облизывались ей вслед, глазели на её округлившуюся грудь и расширившиеся бедра, некоторые даже мечтали их пощупать, и никакая просторная запахнутая мантия не помогала. Увы, это совершенно не доставляло девушке никакого удовольствия, вызывая желание куда-нибудь сбежать, исчезнуть и раствориться. К своему величайшему сожалению, Гермиона обнаружила, что из желающих очутиться с ней в темном классе и задрать мантию оказались Малфой и Кребб. Видимо, это заметил и Гарри, потому как завибрировал от злости. Гермиона прилежно выполняла все упражнения по блокологии, которые задавал им профессор Снейп, и уже через несколько дней её муки пошли на спад.

Гарри страдал едва ли не больше Гермионы, поскольку более или менее крепкий блок никак не хотел устанавливаться. Он и в прошлом старательно пытался не реагировать на то, как на него глазеют взрослые, ученики, как хихикают девчонки и завистливо шепчутся мальчишки, а то и просто недоброжелательно тычут пальцем все, кому не лень. Теперь всё это вернулось с новой силой. Он не мог не ощущать взглядов оценивающих, испуганных, презрительных, восторженных и враждебных. Ему казалось, что все эти эмоции налипают на него слоем, от которого зудит на коже и под ней. Вишенкой на торте этих ощущений оказалось ещё одно открытие, повергшее Гарри в шок, - он вызывал нездоровый интерес у громилы Гойла и ещё у одного слизеринца-семикурсника, брата Маркуса Флинта – Роджера.

К вечеру третьего дня нервы Гарри были на пределе. Невозможность сосредоточиться на уроках, чувство какой-то обнаженности, пристальные ощупывания взглядами его штанов, мантии и торса сводили с ума. В добавок ко всему семикурсники-гриффиндорцы принесли сливочного пива и нелегально купленную бутылку огневиски – чтобы отметить день рождения своего друга. Через четверть часа Гарри показалось, что это он сам выпил около трёх бутылок пива и всё огневиски. Кружилась голова, хотелось пить, справить малую нужду и оттянуться с девушкой. И самое обидное, что все эти желания были чужими, а доставляли неудобства ему.

Он выбежал из гостиной и помчался к картине с сэром коротышкой. С разбегу дернул за нос и влетел в свою комнату. Напряжение, так долго накапливающееся в нем, вырвалось наружу. Когда он плакал последний раз? Если не считать выступивших слёз на уроке Люпина, когда он услышал голоса своих погибающих родителей, и по убитому Сириусу, то так, чтобы навзрыд – наверное, в чулане, куда его, побитого Дадли и дружками, запихнула тётя Петунья. Да, тогда ему сильно разбили губу и нос. Что ж, таких долгих перерывов делать нельзя. Тогда, после возвращения с кладбища с телом Седрика от истерики его спасло зелье без снов. Теперь нет ни зелья, ни сил всё это терпеть. Гарри сел на пол, спрятал лицо в коленях и заплакал. Начав, он уже не мог остановиться, хотя чувствовал зашедшую Гермиону, затем видел её испуганное лицо, губы, говорящие, наверное, успокаивающие слова. Понимал, что это никуда не годится, что нужно взять себя в руки, но не мог, просто теперь уже уткнулся в её колени. Когда слезы кончились, пришло облегчение, настолько неожиданное, что Гарри даже удивлённо поморгал. Он поднял голову – Гермиона всхлипывала. Испугал, наверное, её, глупый! Гарри прижал девушку к себе и пробормотал что-то успокаивающее. Что-то изменилось в нем, прекратилось, закончилось, напряжение ушло и сменилось спокойствием.

Чувства, охватившие Гарри, не обманули. Он вернулся в гостиную под утро: возвращаться вечером даже не собирался; успокоившись, он и Гермиона долго лежали на своей постели, молча глядя в потолок, им было спокойно и уютно. Даже не хотелось говорить. Потом, очевидно, уснули, поскольку в половину восьмого выдрессированный Добби их разбудил. Надо будет что-то соврать Рону, почему его не было ночью на своем месте.