Выбери любимый жанр

Тройной полярный сюжет - Куваев Олег Михайлович - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Олег Куваев

Тройной полярный сюжет

I. УПРЯМЫЙ КАПИТАН РОСС

КАТАСТРОФА

На заснеженном горном склоне, который под мартовским солнцем был так ослепителен, что временами казался черным, шли горнолыжные соревнования. Фанерная доска с фамилиями участников, номерами и секундами против них извещала, что шел третий и последний пункт горнолыжной программы – скоростной спуск.

Трасса была прорублена в соснах. Могучие горные сосны в торжественной зелени и бронзе стволов придавали происходящему почти ритуальный оттенок. Выше по склону сосны исчезали, и вдали, совсем уж торжественно четкие, выступали снеговые вершины и пики.

Внизу была суета. Цветными пятнами разместились здесь кучки болельщиков: коричневых от солнца парней и девиц в немыслимой расцветки свитерах, невероятных фасонов темных очках, горными лыжами, украшенными всей геральдикой мира,– околоспортивная публика.

И совсем одиноко на фоне горных вершив стоял при двух костылях и одной лыже, ибо другая нога была в гипсе сожженный солнцем до черноты, сухопарый ас горнолыжников.

Далеко вверху, где трасса исчезала в поднебесье, показывалась облачной мошкой летящая мимо фигурка. Сжимая костыли, ас смотрел па фигурку, бормотал с акцентом: Идош, да?

Фигурка исчезала па мгновение и вылетала из-за склона: поджатые руки и колени, шлем, темные очки и воздушный свист– человек уносился вниз, в расплывчатые цветные пятна. Ас снова смотрел вверх, где следующий уже мчался в смертельную неизвестность и чего сегодня был лишен он, корифеи скоростного спуска.

…На вершине горы, где был старт, уже не стояли торжественные сосны. Среди темных скал здесь посвистывала поземка.

Лыжники с номерами на груди и спине, их осталось немного, нервно разминались, ждали своей минуты. По четкому интервалу старта, но тому, что не было затяжек и перебоев, все знали, что пока никто еще не «гремел», что значит трасса в порядке. Но… всякое может быть за три стремительных и бесконечно длинных минуты спуска.

Помер сорок семь. Ивакин. РСФСР,– сказал в телефонную трубку помощник арбитра. В шубе, валенках, лохматой шапке, выглядел он странно среди обожженных высотным солнцем, затянутых в «эластик» парней.

Сашка Ивакин в это время говорил о чем-то с тренером, как и все кругом, демонстрируя беззаботность. Это ему почти удавалось, так как спорт еще не успел огрубить мальчишескую мягкость его лица.

– После средины «плечо», за плечом – «пупок», – тренер машинально присел, спружинил ногами.

– Знаю. Все знаю, Никодимыч,– сказал Сашка.

Он нагнулся и одну за другой защелкнул на ботинках сверкающие «лягушки». Вначале суеверно на правом, потом на левом. В щиколотках сразу возникла уверенная тяжесть, лыжи стали продолжением ног.

– Эй, Русь! – поторопил судья.

Сашка подмигнул тренеру. В тот же миг лицо как бы стянулось на жестких пружинах, морщины легли в углах рта. Когда он выкатил к старту, было уже не лицо – рубленная топором маска. Сашка надвинул шлем, очки и преобразился еще раз – не человек, механизм для смертельного испытания.

– Пшел! – судья сделал отмашку красным флажком. Сашка толкнулся палками, еще толкнулся, чтобы набрать скорость, сдвинул лыжи, согнул колесом спину, вынес руки с палками под подбородок, и стремительно засвистела трасса, мягко начали пофыркивать лыжи.

В бешеном вираже, окутавшись облаком снежной пыли, Сашка прошел поворот трассы, но тут правая Сашкина лыжа на что-то наткнулась, он сбился, выровнялся, и в это время резко исчез под ногами склон, и он с нелепо задранной лыжей так и летел в воздухе. Голова, шлем, лыжи, руки, снежная пыль – катился Сашка Ивакин по склону и, наконец замер, врезавшись в могучий сосновый ствол.

Взвыла на дальней дороге сирена «скорой помощи». Тревожно вздохнула и заговорила толпа разноцветных болельщиков.

Прокатилась к финишу одинокая лыжа, сорванная с ноги Сашки Ивакина, и толпа расступалась перед ней.

Ловко балансируя костылями, скатился к нему на одной лыже покалеченный ас.

– Друга, а? Живой, а?– выпрямил спину и загадочно гаркнул вниз.– Тоббоган!

Какие-то бодрые юноши уже тащили алюминиевое корыто с красным крестом: санитарные нарты тоббоганьего типа.

Разноцветная толпа облепила сосну, и метеором врезался в толпу примчавшийся сверху седоголовый тренер.

Сашка лежал у сосны. Ремень шлема лопнул под подбородком, шлем сбился набок, струйки крови текла по лицу.

Озбоченно протиснулся врач и открыл коробку с сверкающими инструментами.

Сашкин взгляд был бездумно светел, бездумно прост. И отражались в нем цветные пятна, сосны, горы и снег.

…Втыкая каблуки горных ботинок в склон, тренер сам спускал Сашку Ивакина. Шапку он где-то потерял, и солнце безжалостно высвечивало и седину, и рваный шрам поперек лица, и мертвый безжизненный глаз. Живой тренерский глаз неотрывно смотрел на Сашку.

– Саш! Саша! – тихо позвал тренер. Но бездумен по-прежнему был взгляд Сашки Ивакина. Бездумен и прост.

Утверждают, что в критические минуты перед глазами человека проходит «вся его жизнь». Автор не встречал людей, сказавших бы «со мной это было». Но он встречал тех, которым в смертный миг приходили в голову посторонние мысли.

Взбаламученный мозг Сашки Ивакина занят был не горькими мыслями, не мог он осознать и свое положение. Перед его глазами, вроде бы как в кино, плыли цветные картинки давней мечты, вставили люди, которых он никогда не видел, но знал лучше многих, живущих рядом.

КАБАЧОК «ПЬЮЩИЙ КИТ». ЛОНДОН 1818

Май в Лондоне 1818 года был ветреным и холодным. Туман закрывал стены домов, булыжник на узкой припортовой улочке был мокр, и сквозь этот туман еле мерцал фонарь, укрепленный над вывеской кабачка «Пьющий кит». На вывеске был изображен кит с кружкой.

Кабачок этот был темен, пуст. В голых своих стонах, при голых столах и за пустой стойкой стоял молчаливый хозяин, вперив и пространство ничего не выражающий взор.

В этом мрачноватом заведении нельзя было пить в одиночку. Посетителей же было трое: толстяк в вязаном жилете – явно рыботорговец; обветренный малый с бедовыми, видавшими виды глазами, в матросской суконной куртке, и еще одного рассмотреть было нельзя, потому что он не то спал, положи и голову на руки, не то просто задумался о безысходности бытия. Все трое сидели за одним столом.

– Император Карл Пятый и ко-ро-лева…– торжественно подняв палец, говорил рыботорговец.

При слове «королева» человек поднял голову. Был он горбонос, смугл, не здешнего, южного облика.

– …И ко-ро-ле-ва Венгерская,– покосившись, продолжил рыботорговец,-…посетили могильный камень фламандца Вильгельма Бинкельса. Чем заслужил такую честь этот фламандец? Тем, что изобрел новый и прекрасный способ засолки сельди. Весь мир ест сельдей, но способ засолки…

– Ер-ррунда! Горбоносый снова поднял тяжелую голову. Из смуглом худом лицо тревожными бляшками белели глаза.– Тр-реска! Венгер-ррская кор-ролова! Посетили могильный камень! В Гудзоновом заливе нас сжало так,– он взял в руки глиняную кружку и сжал ее в грязных ладонях. Кружка треснула.

– Две монеты,– сказал в пространство хозяин, не повернув головы.

– Радуйся, что я жив, грабитель,– отмахнулся матрос.– Я говорю: вначале сжало. Потом отпустило. А когда опять сжало и опять отпустило, то было половина трюма воды. Кто выкидывал сундучки на крошеный лед, кто поносил всех святых, кто ждал, что будет из этого светопреставления. А потом сжало снова. Сжало и понесло, и тут уж все принялись молиться… А Рыжий закричал с бака, что видел Ее.

– Кого? – спросил рыботорговец.

– Розовую чайку,– помедлив, ответил матрос. Обветренный малый покивал головой.

– Когда он крикнул, что видел розовую чайку, все бросили молиться и начали откачивать воду. Мы качали, а нас тащило вместе со льдом на Северный полюс.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело