Дающий - Лоури Лоис - Страница 4

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая

Но Отец уже взял с полки плюшевого слона. Многие утешители, как у Лили, были мягкими, плюшевыми воображаемыми существами. Например, утешитель Джонаса назывался «медведь».

— Держи, Лили-Били, — сказал Отец. — Пойдем, я помогу тебе с лентами для волос.

Джонас и Мать переглянулись, но им все же было приятно смотреть, как они идут в спальню — Отец и Лили с плюшевым слоном, утешителем, которого ей выдали при рождении. Мать села за свой большой письменный стол и открыла дипломат — у нее всегда было полно работы. Джонас сел за свой и принялся раскладывать бумаги для школьного задания. Но думал он по-прежнему про декабрь и Церемонию.

Беседа с родителями немного его успокоила, и все же он даже отдаленно не представлял себе, какое будущее выберут ему Старейшины и как он отнесется к их выбору.

— Ой, смотри! — Лили визжала от восторга. — Смотри, какой миленький! Какой крошечный! И у него такие странные глаза, прямо как у тебя, Джонас!

Джонас сердито на нее посмотрел. Его задели Лилины слова. Он ждал, что Отец отчитает ее, но тот отстегивал детскую корзинку от велосипеда и ничего не заметил.

Джонас подошел ближе и понял, о чем говорила Лили.

У ребенка, который выглядывал из корзинки, были светлые глаза.

Почти у всех членов коммуны глаза были темными. У родителей, у Лили, у всех одногруппников и друзей Джонаса. Были и исключения — сам Джонас и одна из Пятилетних девочек, у нее глаза тоже были светлее, чем у других. Но никто никогда не говорил об этом. Правила такого не было, но привлекать внимание к чертам или особенностям индивидуума, которые сильно отличали его от других, было не принято. Это считалось грубостью. Лили, подумал Джонас, тоже должна этому научиться, иначе ее все время будут наказывать за бестактную болтовню.

Отец поставил велосипед на место. Потом подхватил корзинку и занес в дом. Лили пошла за ним, но обернулась и крикнула:

— Наверное, у вас общая Роженица!

Джонас пожал плечами и вошел в дом. И все же глаза ребенка его поразили. Зеркал в коммуне почти не было — не то чтобы они были запрещены, просто никто в них не нуждался, и Джонасу часто и в голову не приходило посмотреть на свое отражение, когда он оказывался рядом с зеркалом. Теперь, глядя на ребенка, на выражение его лица, он вспомнил, что светлые глаза не просто отличали его от остальных. Они еще делали его взгляд особенным — но каким? Глубоким, решил Джонас, как будто смотришь в воду, проникая взглядом так глубоко, что, кажется, вот-вот разглядишь, что таится на дне. Джонас смутился, поняв, что и у него такой взгляд.

Притворившись, что все это ему неинтересно, он направился к своему столу. На другом конце комнаты Мать и Лили склонились над ребенком, которого распеленывал Отец.

— Как называется его утешитель? — спросила Лили, взяв в руки плюшевую игрушку, которая лежала в корзинке.

— Бегемот, — сказал Отец.

Лили хихикнула.

— Бегемот, — повторила она странное слово и положила игрушку на место.

— Младенцы такие милые! — вздохнула Лили. — Вот бы мне дали Назначение Роженицы!

— Лили! — одернула ее Мать. — Не говори так. Быть Роженицей совсем не почетно.

— Но я говорила с Наташей! Знаешь Десятилетнюю, которая живет рядом с нами? Она часто проводит часы добровольной работы в Родильном Доме. Так вот она говорит, что Роженицам дают самую вкусную еду, и у них очень легкая физкультура, и большую часть дня беременные просто играют и развлекаются. Мне бы такое точно понравилось, — гнула свое Лили.

— Да. Три года, — жестко сказала Мать. — За три года — три раза рожать. А потом — все. Потом всю свою взрослую жизнь — они обычные Рабочие, пока не пора будет отправляться в Дом Старых. Ты этого хочешь, Лили? Три праздных года, а потом тяжелая физическая работа до самой старости?

— Пожалуй, нет, — неохотно признала Лили.

Отец перевернул ребенка на живот, положил в корзинку и начал похлопывать по спине.

— В любом случае, Лили-Били, — ласково сказал он, — Роженицам не дают новорожденных. Если тебе так нравятся малыши, мечтай лучше о Назначении Воспитателем.

— В Восемь, когда у тебя появятся часы добровольной работы, ты сможешь часть из них проводить в Воспитательном Центре, — предложила Мать.

— Да, наверное, я так и сделаю, — сказала Лили. Она наклонилась над корзинкой. — Как ты сказал его зовут? Гэбриэл? Привет, Гэбриэл, — пропела Лили.

Она хихикнула.

— Ой! Кажется, он спит. Постараюсь вести себя потише, — добавила Лили шепотом.

Да уж, было бы неплохо, подумал Джонас, возвращаясь к школьным урокам. Лили никогда не была тихой. Может быть, ей лучше всего подойдет Назначение Диктора — тогда она сможет целый день сидеть у микрофона и делать объявления. Он засмеялся, представив, как его сестра важным, как у всех Дикторов, голосом сообщает что-нибудь вроде: «ВНИМАНИЕ. НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ГРАЖДАН ЖЕНСКОГО ПОЛА МЛАДШЕ ДЕВЯТИ. ЛЕНТЫ ДЛЯ ВОЛОС ДОЛЖНЫ БЫТЬ ЗАВЯЗАНЫ АККУРАТНО».

Он повернулся к Лили и с удовлетворением отметил, что ее ленты, как всегда, развязаны и болтаются. Скоро такое объявление точно прозвучит. И относиться оно будет именно к Лили, хотя ее имя, конечно, упоминаться не будет. Все и так поймут.

Как поняли и в тот раз, когда прозвучало объявление: «ВНИМАНИЕ. НАПОМИНАНИЕ ДЛЯ ОДИННАДЦАТИЛЕТНИХ МУЖСКОГО ПОЛА. ПРЕДМЕТЫ ИЗ ЗОНЫ ОТДЫХА УНОСИТЬ НЕЛЬЗЯ. ПИЩУ СЛЕДУЕТ ЕСТЬ, А НЕ ПРЯТАТЬ». Это было объявление для Джонаса. В тот день, несколько недель назад, он взял яблоко домой. Никто ему ничего не сказал, даже Родители — публичного объявления было достаточно, чтобы он раскаялся. Он, разумеется, выбросил яблоко и следующим утром, перед уроками, принес извинения Директору Зоны Отдыха.

Джонас до сих пор не мог взять в толк, что же тогда произошло. И смущали его не публичное объявление и не извинения, которые пришлось принести. Это были стандартные меры, и он их заслужил. Нет, удивляло само происшествие. Наверное, ему надо было рассказать о своих переживаниях в тот самый вечер, когда Семейная Ячейка, как и всегда, делилась чувствами. Но тогда он не смог определить, облечь в слова свои ощущения. Он не смог бы объяснить, что же его так смутило, и решил этого просто не делать.

Это произошло во время игры с Эшером в Зоне Отдыха. Джонас взял яблоко из корзинки с едой, и они с Эшером начали бросать его друг другу. В такую игру они играли миллион раз: бросил — поймал, бросил — поймал, и так пока не надоест. Игра простая и даже немного скучная, но Эшеру нравится. К тому же ему это полезно — игра тренирует координацию движений, которая у Эшера не соответствует стандартам.

Но вдруг, следя глазами за летящим яблоком, Джонас заметил, что оно — вот как раз этого он и не мог объяснить словами — оно изменилось. На одно мгновение. Он помнил, что это произошло, когда яблоко было в воздухе. Джонас поймал его и внимательно осмотрел, но это было то же самое яблоко. Никаких изменений — тот же размер, та же идеально круглая форма. Того же неопределенного оттенка, что и его одежда.

Не было в этом яблоке ничего особенного. Он повертел его в руках и бросил обратно Эшеру. И опять — в воздухе, всего на одну секунду — оно изменилось.

И так четыре раза.

Джонас поморгал, огляделся, проверил, все ли в порядке со зрением, взглянув на крошечный идентификационный значок на своей форме. Он прекрасно видел свое имя. Он и Эшера прекрасно видел. И яблоко ловил так же ловко, как обычно.

Джонас был озадачен.

— Эш! Тебе не кажется, что с этим яблоком что-то не так?

— Да! — засмеялся Эшер. — Оно все время выпрыгивает из моих рук прямо на пол! — Эшер только что его опять уронил.

Джонас тоже рассмеялся, пытаясь прогнать тревожную мысль о том, что произошло что-то непонятное.

Вот это яблоко он и взял домой, нарушив правила Зоны Отдыха. Тем вечером, до прихода родителей и Лили, он держал яблоко в руках и внимательно осматривал. Оно было немного помятым, потому что Эшер его ронял. Но ничего необычного в яблоке не было.

• Предыдущая
• 4/29
• Следующая