Руна смерти - Курылев Олег Павлович - Страница 57
- Предыдущая
- 57/115
- Следующая
Здесь же в Форхейме этот человек (знакомые его называли Адмирал) каким-то образом сделал мне временные документы беженца, и я даже получил причитающееся пособие. Таким образом на последующие два с лишним года я окончательно стал Герхардом Майзингером, слесарем из Дортмунда. Адмирал предложил мне ехать с ним в Шверин, поправить на озере здоровье и пообещал найти там хорошую работу. Деваться мне всё равно было некуда, и на третий день пребывания в Форхейме я распрощался с фрау Зеверин и ее детьми, отдал им половину своих денег и отправился с Адмиралом на север в Мекленбург.
В Шверине я познакомился с несколькими партнерами Адмирала и даже встретил еще одного знакомого. Мне действительно помогли устроиться на работу в одну столярную мастерскую, и я смог снять комнату в рабочем квартале. Конечно, я прекрасно понимал, что всё это делалось не просто так. От меня еще потребуют услуг, ведь я был у них на крючке – Адмирал знал мое настоящее имя и происхождение.
Но всё же я был благодарен судьбе за наступившие, пусть и ненадолго, недели, а может, и месяцы спокойной жизни. Я снова был свободен и снова при деле. Столярная фабрика, куда меня взяли разнорабочим, занималась изготовлением гробов и ящиков под снаряды. Довольно скоро я сделал несколько интересных стамесок, долот и ножей, облегчивших труд наших столяров и плотников. Владелец, подивившись моему умению и знанию металла, перевел меня в инструментальщики и повысил зарплату. Я совсем уже было вздохнул свободно и начал даже подумывать о том, чтобы в свободное время снова заняться делом своих предков – конечно, с поправкой на то, что золотая эпоха германского мундирного холодного оружия канула в Лету. Штыки и боевые ножи меня не привлекали. Но я был уверен, что человек, в какие бы времена он ни жил, никогда не охладеет к прекрасно изготовленному клинку. Годы гробов и снарядных ящиков пройдут, женщины снова захотят украшать себя драгоценностями, а мужчины – владеть благородным оружием, не оскверненным кровью.
Но однажды появился Адмирал. Он сказал, что я должен встретиться с одним человеком и провести с ним переговоры о продаже какого-то алмаза. Дело незаконное, но прибыльное. Конечно, я не мог не согласиться.
Так осенью сорок третьего года я снова стал дельцом черного рынка. В сентябре на местной толкучке я познакомился с неким Крокусом. Он таскал на одной ноге уродливый ортопедический ботинок и сильно хромал. Я быстро понял, что этот парень прекрасно разбирается в камнях и имеет определенный вес в кругу ювелиров и спекулянтов драгоценностями.
Мы сделали свою часть работы, и он уехал. Потом было еще несколько встреч с ним же. Я уже знал, что этот человек, как и я, выполняет чью-то волю. Сам он оказался еще более бесправным, чем я. Недавно мне стало известно, что всё это время Крокус был узником концентрационного лагеря. Нетрудно понять, что обслуживал он кого-то из лагерной администрации.
Ротманн, ни разу не перебивший рассказ Фальца, неожиданно спросил:
– А название лагеря вы не знаете ?
Фальц задумался.
– Нет, не могу припомнить. Я плохо знаю названия наших лагерей.
– Не Берген-Бельзен?
– Точно! – удивился оружейник. – Именно так. Вы знаете Крокуса?
– Нет. Продолжайте.
– Ну что ж, я в общем-то подхожу к концу своей истории. Поняв, что нам придется еще не раз встречаться друг с другом, Крокус научил меня, как выходить с ним на связь через газету «Дойче альгемайне цайтунг». Мы сговорились размещать в этой газете в разделе частных объявлений сообщения вроде: «Доктор Пиральгазе ищет своего брата из Бремена…»
Далее шел зашифрованный условленным способом номер телефона, по которому следовало позвонить в восемь часов вечера в указанный город. В этих объявлениях, чтобы они не вызвали подозрения, всё могло меняться. Неизменным должны были оставаться общий смысл о поиске родственника и ноль в начале телефонного номера. Прочитав нечто подобное в колонке объявлений, я звонил и, как правило, разговаривал либо с самим Крокусом, либо с каким-то, но одним и тем же, незнакомцем.
Мы разработали с ним и способ общения по телефону, – Фальц оживился и даже приподнялся на кровати, опираясь на локоть. – Наш разговор о камнях мы свели к безобидной букинистической теме, поставив в соответствие каждому минералу известного немецкого автора. Например, просто драгоценный камень без уточнения его типа у нас заменял томик Гете, бриллиант – Шиллера, рубин – Шопенгауэра, шпинель – Ницше и так далее. Количество страниц, помноженное на условленное число, означало цену, а год издания, поделенный на десять, – вес. Я, например, заявляя, что могу предложить Канта в отличном состоянии, девяносто пятого года издания, в кожаном переплете с голубым тиснением, сообщал, что имеется незамутненный изумруд с голубым оттенком весом 9, 5 карата. Добавив, что в книге триста страниц, но десятая, к сожалению, вырвана, я указывал требуемую продавцом цену в 3000 рейхсмарок. Были и другие условные слова, обозначавшие имеющиеся дефекты, тип огранки и, если была оправа, ее вид. А сообщение о том, что в книге не разрезаны страницы, означало, что камень не обработан.
Деньги, которые я таким образом зарабатывал как посредник, были не очень большими. Скопив некоторую сумму, я отправлял ее в Золинген в семью одного из своих племянников по линии отца. Его арийское происхождение было залогом более надежного будущего, нежели мое собственное. Ни с кем, кроме Крокуса, или почти ни с кем меня не сводили, возможно, опасались в случае моего ареста потерять контакт с многообещающим клиентом. Последняя наша встреча состоялась прошлым летом в начале июля. А три недели назад я вдруг читаю в «Дойче альгемайне цайтунг» явно адресованное мне сообщение. В нем назывался ваш город и указывался телефонный номер.
Фальц замолчал и откинулся на подушку.
– По телефону со мной говорил тот самый незнакомец что иногда заменял Крокуса. Я узнал его по властному голосу, не терпящему возражений. Он сказал, что хочет приобрести Гете в сто страниц и чтобы ни одна из них не была разорвана. Это означало желание купить драгоценный камень за сто тысяч рейхсмарок. Цена для меня и моих знакомых невиданная. Первая Национальная премия! Адмирал ухватился за это предложение и велел мне отправляться во Фленсбург для предварительных переговоров. И вот я здесь.
– Что же было дальше? – спросил чрезвычайно заинтригованный развязкой этой истории Ротманн.
Фальц вздохнул.
– Это оказалось ловушкой. Мы условились о встрече на Южном рынке позади одной из ваших протестантских церквей. В назначенный час ко мне подошел человек, которого я сразу узнал по голосу и манере держаться.
– Как он выглядел? Вы можете его описать?
– Конечно. Он был в пальто с меховым воротником и меховой шапке. Невысокий, коренастый, привыкший повелевать человек. На безымянном пальце его левой руки я увидел кольцо «мертвой головы» и сразу понял, с кем имею дело. Мне показалось, что и он заметил мой встревоженный взгляд на это кольцо.
– Он как-то представился? – спросил Ротманн.
– Никак. Он сказал, что Ларсен – я запомнил, именно Ларсен, а не Крокус – не смог приехать, и сразу стал требовать камень. Его не интересовала ни огранка, ни даже тип минерала, Он говорил, что, прежде чем переведет деньги куда бы то ни было, должен посмотреть на то, что у меня есть. Я объяснил ему, что мой партнер не может доверять незнакомому человеку, особенно когда речь идет о такой крупной сумме. Я сказал, что надеялся на встречу с Крокусом. Тут он вдруг изменил тон и пообещал эту встречу назавтра в полдень на этом же месте. На другой день меня арестовали, но никаких обвинений в незаконных махинациях с драгоценностями не предъявили. Об этом вообще речь не шла. Я даже подумал, что всё вышло случайно, хотя теперь понимаю, что вряд ли. Те трое увидели меня еще издали и сразу направились в мою сторону. Несмотря на бронь в моей трудовой книжке, согласно которой я, как работник оборонного предприятия, не подлежал призыву не только в армию, но и в батальоны фольксштурма, меня обвинили в уклонении. Так я попал сюда.
- Предыдущая
- 57/115
- Следующая
