Руна смерти - Курылев Олег Павлович - Страница 29

• Предыдущая
• 29/115
• Следующая

– А при чем здесь женские украшения? – удивился оберштурмбаннфюрер. – Драгоценный камень – это прежде всего драгоценный камень, а уж потом чье-то украшение. А может, вовсе и не украшение, а свидетельство доблести. Посмотрите на бриллианты капитана, – Цибелиус покрутил головой в поисках виновника торжества, – те, что на его дубовых листьях и мечах. Это, по-вашему, тоже женское украшение? – И он громко захохотал, довольный своей шуткой.

«Да, светский лев из нашего шефа ни к черту, – подумал Ротманн и отошел в сторонку. – Однако откуда же он действительно так хорошо разбирается в ювелирных тонкостях?»

О том, что руки его шефа были в крови до подбородка, он не сомневался. Быть комендантом одного из лагерей Берген-Бельзена, а Ротманн представлял, во что превратились немецкие концлагеря за десять прошедших лет, и при этом остаться добрым дяденькой невозможно в принципе.

Как только Иоахим Цибелиус оказался во Фленсбурге, он сразу же стал прикидывать, из чего здесь можно было бы извлечь хоть какую-то пользу. Просмотрев список подследственных в подвалах их конторы и в маленькой местной тюрьме со странным названием «Каменный цветок», он остался разочарован – одна шваль. А ведь когда всё закончится, пенсию ему платить не будут. Значит, нужно продолжать создавать личный пенсионный фонд. Да и страсть к коллекционированию камней поглотила его настолько, что месяц, в течение которого он не приобрел ничего нового, он считал безвозвратно потерянным и даже просто вычеркнутым из жизни. Но для того, чтобы приобретать, нужны были деньги.

Еще на приеме в морской школе он приметил одного типа в штатском и из разговора понял, что это начальник какого-то производства. Подозвав Юлинга, который по долгу службы общался с тутошними заводчиками, он узнал, что это Стефан Шнагель – начальник одного из цехов «Нордзееваффенфабрик». Цибелиус тут же попросил их познакомить. Повидав на своем веку немало прохвостов, он хорошо разбирался в людях такого сорта. Этот был явно из их числа, и они сразу поняли, что при определенных обстоятельствах могут быть друг другу полезны.

Для Шнагеля дружба с шефом гестапо была просто манной, свалившейся прямо с небес на его плешивую голову. Он уже прикидывал, с кем и как из своих знакомых посчитается за нанесенные обиды, кому перестанет подавать руку, а с кем перейдет на «ты». Ведь у него было что предложить оберштурмбаннфюреру, он только хотел понадежнее удостовериться, что не ошибся в нем.

Однажды вечером они сидели в одной из престижных городских пивных.

– Так на чем всё-таки ты греешь лапы? – спросил Цибелиус подвыпившего уже Шнагеля.

– Какие лапы, Ёхим? – в неофициальной обстановке они были уже на «ты». – Если бы я делал тушенку или лекарства, их можно было бы потихоньку поставлять на черный рынок. Но я шлепаю каски. А кому, скажи мне, они нужны, кроме солдат?

– Да ладно каски, а то я не знаю, что на подшлемники идет первоклассная кожа. А краска?

Шнагель только махнул рукой.

– Всё это мелочь, рисковать из-за которой своей задницей даже глупо. – Он немного помолчал, испытующе глядя на оберштурмбаннфюрера. – Уж если рисковать, то… по-крупному.

– Говори.

Шнагель допил свою кружку и заказал новую.

– Ладно, слушай. Главный расходный материал у нас – это стальной лист толщиной 1, 25 миллиметра. Между прочим, очень дорогая сталь. Марка 512.

– Ну?

– Ну так вот. Есть у меня один знакомый из «Рейнметалла», у которого целый вагон такого листа – 50 тонн. И он готов продать его дешевле обычного.

– Почему?

– Потому, что он не совсем соответствует марке 512. Его накатали с какими-то там нарушениями, короче говоря – брак. Из него нельзя штамповать ни кастрюли, ни каски – ничего, что требует глубокой вытяжки. Сталь рвется, понимаешь?

– Ну и на черта тебе тогда такой лист?

– Слушай дальше. – Совсем опьяневший Шнагель поманил Цибелиуса поближе и зашептал: – Есть у меня еще один хороший знакомый, почти родственник. Он сидит в отделе распределения военных заказов у Шпеера. Так вот он может сделать так, что мы перестанем получать заказы на каски. Начнем штамповать что-то другое, например какие-нибудь ящики или контейнеры. Я, кстати, недавно слышал о чем-то таком. Ну, неважно. Важно, что на такую штамповку этот лист вполне сгодится. Хотя его на это дело, конечно, не пустят. Короче говоря, есть возможность официально закупить эту сталь по обычной цене, после чего тот тип из «Рейнметалла» выплатит нам 50 тысяч рейхсмарок, а мой родственник направит новые заказы на стальные шлемы в другое место. – Шнагель откинулся на спинку стула. – Ну, что скажешь? – он ждал ответа, заметно покачиваясь.

– А этому, из «Рейнметалла», какая выгода?

– Ему нужно сбагрить вагон брака, пока не обвинили во вредительстве. Причем сбагрить именно туда, где этот брак не обнаружится.

Цибелиус задумался. Дело стоящее. Самое главное, что он лично ничем не рискует. Никаких бумаг не подписывает…

– Постой, постой, а я-то тебе для чего? Почему ты раньше не провернул это свое гнусное вредительство?

– Тс-с… – приложил палец к губам Шнагель. – Есть одна загвоздка. Мешает один тип.

– Кто такой?

– Наш снабженец. Он на это никогда не пойдет. А без его ведома ничего не сделать.

– И чем, по-твоему, я могу тебе помочь? Арестовать честного человека? А что потом?

– А потом всё просто. Его место займет помощник, с которым не будет никаких проблем.

– У тебя есть на этого снабженца хоть что-то? – Шнагель развел руками. Видя, что он совсем пьян, Цибелиус допил свою кружку и встал.

– Потом поговорим. Смотри не болтай и заруби на носу – если где проколешься на меня не рассчитывай.

Нет, предложение этого пройдохи действительно стоящее, всё более убеждал себя Цибелиус, сидя на другой день в своем кабинете. Сам он ничем не рискует. В случае, если дело с бракованной сталью выплывет наружу, оно тут же попадет к нему вместе с самим Шнагелем. А уж тот, пообщавшись с Хольстером, подпишет любые показания. Кстати, о Хольстере. Из этого обершарфюрера с водянистым взглядом может получиться неплохая преданная собака для особых поручений. Всегда нужно иметь человека для особых поручений. Взять хотя бы того снабженца…

День после отъезда Цибелиуса выдался хлопотным. Сначала несанкционированная радиопередача из района гавани – не на свою частоту залезли моряки. Потом авария в сборочном цехе танкового завода – подозрение на диверсию или саботаж. Затем известие об обнаружении вблизи этого же завода большой кучи хвороста и веток, сложенных якобы для костра. А яркий ночной костер возле оборонного объекта – это, помимо самого сигнала, еще и косвенное доказательство наличия у вражеского резидента радиостанции для согласования действий с противником. А о таких фактах уже требуется докладывать наверх. Вечером текущее совещание с немногочисленным штатом сотрудников, недовольные звонки из Киля и Берлина, требования каких-то новых отчетов и т.д. и т.п.

Следующий день был не лучше, так что до русского руки просто не доходили. «Ничего, – думал Ротманн, – пусть посидит. Если этот русский решил, что ему безоговорочно поверили, то он заблуждается».

Ротманн пытался осмыслить всё сказанное Дворжаком. Версия о сумасшедшем им уже не рассматривалась. Но и поверить в гостя из будущего он по-прежнему не мог. Что его особенно поразило, так это краткий рассказ об окончании войны и послевоенном будущем Германии. Точные даты, четкие, лаконичные фразы, деление на зоны, распад на два государства. Это не только не походило на бред полоумного, но и на осознанную выдумку трезвомыслящего человека. Почему – он не мог объяснить. Возможно, потому, что сказано это было с такой уверенностью, не заученностью, а именно уверенностью, как если бы утверждалось, что черное – это черное, а белое – белое. Во всем облике и поведении говорившего ощущалась эта уверенность. Когда человек рассказывает легенду, он прежде всего знает, что у любой легенды есть рамки. Определенные границы. За пределами этих границ уже нет деталей и подробностей, и заходить туда опасно – придется выдумывать и импровизировать. Но Дворжак держался так, будто был готов часами и днями рассказывать то, что знал о будущем. Он не боялся никаких вопросов, так как был уверен, что его невозможно поймать на незнании или противоречии.

• Предыдущая
• 29/115
• Следующая