История Древнего Китая - Вальдман А. Б. - Страница 33

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая

Несмотря на то что китайские мусульмане столетия были разлучены со своими единоверцами в других краях, они с большим упорством продолжают придерживаться учения Мухаммеда. Они неизменно представляют Бога Высшим Предвечным Существом, бывшим прежде всех миров, нерожденным и несотворенным, и утверждают, что нет ничего подобного Ему. Они признают существование ангелов и описывают их как существ абсолютной чистоты, по-разному служащих своему Создателю; особо почитают четверых из ангельского воинства, служащего Богу днем и ночью, а именно Гавриила, несущего откровения, Михаила – ангела-хранителя древнего Божьего народа Израиля, Азраила, посланца смерти, и Исрафаила, которому поручено созывать всех людей, живых и мертвых, перед лицо Божье, дабы они рассказали о делах, совершенных ими во плоти. Мусульмане считают, что на протяжении жизни каждого человека сопровождают два ангела, которые запоминают его всевозможные поступки и подробно докладывают о них Всевышнему. Коран учит их считать рай Господень местом, где будут обеспечены все условия для потворства «плотским похотям, восстающим на душу». Говоря с мусульманами о грядущем упокоении, легко обнаружить, что их представления о нем – самые чувственные. Они, конечно, считают, что Мухаммед – глава всех посланных Богом пророков; а пророков таких они насчитывают не меньше двухсот двадцати четырех тысяч.

Как кажется, китайские мусульмане так же строго выполняют предписания религии, как и те, кого я видел в Египте и в других странах. Они молятся пять раз в день, но это считают обязательным не все мусульмане – многие молятся только трижды в день. Во время молитвы они обращают лицо к святому городу Мекке, обычно преклоняя колени. Собираясь читать Коран, они моют руки, прежде чем осмелятся тронуть священную книгу. Каждую пятницу – священный день – толпы мусульман устремляются в мечети. Молясь в храме, они облачаются в длинные белые одежды и надевают чалму того же цвета. Перед тем как войти в мечеть, они разуваются, но не заносят свои башмаки в храм, как это делают арабы, держа их в левой руке подошвой к подошве. Женщины и молодежь не допускаются в молитвенное собрание, и мужчины во время службы сохраняют предельную серьезность. По окончании молитв они возвращаются к своим обычным занятиям.

Однажды, оказавшись в пятницу в Чжан-цзя-коу – в большом городе, расположенном у подножия Великой Китайской стены, я отправился осмотреть тамошнюю мечеть – вместительное и не лишенное изящества здание, оттуда открывается обширная панорама города. Во дворе мечети мне встретился очень хорошо одетый красивый юноша четырнадцати-пятнадцати лет. Когда я спросил, почему он ждет снаружи и не заходит внутрь, чтобы присоединиться к молящимся, юноша ответил, что еще не достиг соответствующего возраста. Внутри мечеть была буквально переполнена верующими – китайцами, которые были одеты лучше, чем кто бы то ни было из виденных мной. Коран читал священнослужитель, по обычаю опиравшийся на посох, как Иаков «поклонился на верх жезла своего» (Евр., 11: 21).

Установленные посты китайские мусульмане соблюдают с явной строгостью. Во время Рамадана (это девятый месяц) они, как кажется, большую часть времени проводят в стенах мечетей, и истощенная внешность многих из них – явное доказательство того, что они постятся по-настоящему. В обычное время они также неукоснительно выполняют долг, предписывающий им раздавать милостыню и воздерживаться от употребления любых опьяняющих напитков и свинины. Один китайский автор, упоминая об этом воздержании от вин и некоторых видов мяса, а также о мусульманской благотворительности и доброжелательности по отношению к бессловесным животным, обвиняет последователей Мухаммеда в том, что они заимствовали эти черты своей религии из буддизма. Но мусульмане это с негодованием отвергают. Милостыню они, по-видимому, очень щедро раздают по пятницам, тем не менее, как правило, подают только беднякам, разделяющим их веру. Будучи в Чжан-цзя-коу, я видел, как несколько дворян, исповедовавших ислам, оделяли милостыней бедных и нищих последователей пророка в одном из молельных домов или цехов их единоверцев. Имена бедняков, получавших пенсию, были записаны на большой доске на стенах цеха; когда секретарь вызывал очередного, он отзывался и получал свою обычную долю.

Педантично соблюдается обряд обрезания; не забывают они и о том, что для каждого хорошего мусульманина считается обязанностью, – о совершении паломничества в Мекку, чтобы прикоснуться к черному камню Каабы, снискать прощение грехов и доступ в рай. Конечно, паломничество в Мекку легче совершить мусульманам западных провинций империи, чем живущим в северных и южных провинциях.

У мусульман множество мечетей по всей империи. Эти сооружения очень похожи на другие китайские храмы. В Кантоне не меньше четырех мечетей, две из которых выстроил Абу-Ваккас. В старинной гробнице в мечети, расположенной за большими северными воротами, хранятся останки этого ревностного исламского миссионера; прожив пятнадцать лет на новой родине, он умер, твердо уверенный в том, что попадет в рай, придуманный Мухаммедом. Мечеть, расположенная в старом городе Кантона, славится минаретом, с которого муэдзины призывают к молитве мусульманское население. Сейчас проход в башню завален землей, скопившейся вокруг фундамента. Когда город был занят союзными армиями Англии и Франции, какие-то британские офицеры проделали в стене отверстие и, обнаружив винтовую лестницу, успешно достигли вершины башни. Поскольку ступени были стертыми, они заключили, что муэдзины, по всей видимости, не пренебрегали регулярным исполнением своих обязанностей.

В одной-двух мечетях этого города находятся комнаты, в которых останавливаются мусульмане из других городов, прибывшие на оживленные рынки Кантона. В мечети неподалеку от ворот Тайпин, которая лучше всего приспособлена для приема гостей, я встречался с мусульманскими купцами из провинций Сычуань, Юньнань и Гуанси. Эти мусульмане показались мне умнее, чем кантонские, а также намного ревностнее в том, что касалось предписаний Мухаммеда. Некоторые мечети выглядят очень внушительно. Возможно, особенно достойна внимания мечеть с двумя арками в городе Чжэньцзяне, которая очень напоминает крипту в христианской церкви. Эта постройка вместе со школой окружена высокой стеной и поэтому выглядит как какая-то крепость. Мечеть в Ханчжоу – величественное и впечатляющее здание, причем дверь в нее напоминает каирские ворота. В каждой мечети есть табличка, на которой большими золотыми иероглифами написано: «Десять тысяч лет императору!» В каждом буддийском или даосском монастыре такая же табличка располагается на жертвеннике. Судя по всему, император уверен, что народ должен понять: ему, Сыну Неба, подобают почтение и послушание, как и богам. При каждой из главных мечетей находится школа, где детей учат читать Коран в оригинале.

Любое описание китайских религиозных систем, не затрагивающее богов и богинь, которым с удовольствием поклоняется народ, будет в высшей степени неполным. Притом, что китайцев не особенно беспокоят религиозные доктрины, их очень интересуют обожествленные смертные и воображаемые существа, от которых, по их мнению, зависит распределение жизненных благ. Их религия по сути своей – культ. Верующий, преклоняющий колени в святилище Конфуция, будет молиться и даосскому Бэй-ди; в особых случаях можно видеть, как даосские и буддийские жрецы молятся в одном и том же государственном храме. «Каков хозяин, таков и слуга» – эту пословицу можно применять к народу и его богам, и эта глава о богах и богинях китайцев поможет читателю понять и народ.

В Китае два сословия – военные и ученые – делят между собой государственные почести и награды, и повсюду находятся люди, которые поклоняются Гуань-ди, богу войны, и Вэньчану, богу учености. Гуань-ди, или Гуань Юй, знаменитый в III веке н. э. генерал, был канонизирован только спустя восемьсот лет после смерти. Теперь его храм есть в каждом провинциальном, областном и уездном городе империи; и утром и вечером почти в каждом доме поклоняются его изображению, стоящему на алтаре предков. Его считают защитником мира в империи и в многочисленных семьях страны. Непосредственным поводом к его обожествлению, по преданию, было высыхание больших и многочисленных соляных колодцев в провинции Шаньси. Это несчастье породило большое смятение и неприятности. Министры императора Чжэнь-цзуна, подобно волшебникам, которых фараон призвал, чтобы они истолковали его сны, оказались бессильны, и в смятении Чжэнь-цзун обратился к даосскому первосвященнику. Тот заявил, что колодцы высохли из-за злого духа, и посоветовал обратиться к Гуань-ди, к тому времени ставшему царем в мире духов. Император немедленно составил депешу Гуань-ди, где сообщал о предмете разговора с первосвященником, и высочайшее послание было отправлено почившему воину в языках священного пламени. Не прошло и часа, как Гуань-ди явился на небеса на своем красном скакуне. Бог заявил, что, пока не возведут храм в его честь, к прошению императора не прислушаются, поэтому с большой поспешностью был возведен храм. Как только был положен последний камень, запасы соли в колодцах возобновились. Говорят, что в 1855 году Гуань-ди явился главнокомандующему императорских войск и помог ему победить повстанцев неподалеку от Нанкина. За это вмешательство император Сяньфэн уравнял его с Конфуцием, который ^о тех пор считался главным божеством государственного пантеона. На крыльце государственного храма Гуань-ди в Кантоне (одного из самых красивых храмов города) находится идол красной лошади этого божества. Рядом с ней стоит статуя доблестного оруженосца, который как бы ждет приказаний от своего господина. Находятся те, кто почитает даже коня с оруженосцем; в Кумлихое – большом городе в шелковых районах Гуандуна – я видел женщин, которые молились перед этими изображениями и привязывали сумочки или кошельки к узде скакуна.

• Предыдущая
• 33/42
• Следующая