Тотто-тян, маленькая девочка у окна - Куроянаги Тэцуко - Страница 26

• Предыдущая
• 26/36
• Следующая

Тотто-тян засунула руки в карманы и задумалась: чем она могла его обидеть? Вроде бы ничем. Тогда она решила посоветоваться с подружкой, Миё-тян. Выслушав Тотто-тян, Миё-тян рассудительно проговорила:

– Ничего удивительного! Вспомни, Что произошло се­годня на сумо. Ты так бросила Тай-тяна, что он вылетел с ринга! Голова-то у него тяжелая… Как тут не рассердиться!

Тотто-тян искренне пожалела о том, что случилось. И как ее угораздило обидеть такую умницу! Ведь он так нравился ей, что она каждое утро затачивала ему каран­даши… Увлеклась, забылась… Что делать, слишком поздно, теперь она уже никогда не станет его невестой…

«Все равно я по-прежнему буду затачивать ему каран­даши! – решила она. – Ведь я люблю его…»

В те годы, как и теперь, школьники любили веселые частушки и дразнилки. Даже в той школе, откуда исключили Тотто-тян. После уроков, едва выйдя за ворота, ребята оборачивались к школе и скандировали:

Но если мимо проходили ребята из другой школы, то они обязательно показывали пальцем на школу Акамацу и во всю глотку принимались поносить ее:

Крепкое здание или ветхое – определить нетрудно, но учиться в старой школе не считалось зазорным. Смысл дразнилки заключался в ее второй строчке: главное не само здание школы, а чему в ней учат. И это ребята прекрасно понимали. Следует добавить, что песенки эти нельзя было распевать в одиночку, надо было, чтобы собралось по меньшей мере человек пять-шесть.

И вот что произошло однажды. Дети отдыхали после уроков. В школе они могли оставаться до «выгоняя», как говорили дети, то есть до последнего звонка, а поскольку директор справедливо полагал, что детям необходимо иметь свободное время, которое они могли бы посвятить любимому делу или игре, то в «Томоэ» «свободное время» после уроков было продолжительней, чем в обычных на­чальных школах. В тот день, как обычно, играли в мяч, подтягивались на перекладине, копались в песочнице, вы­лезая оттуда совсем чумазыми, лазали на деревья, поли­вали цветы. Несколько старшеклассниц, усевшись на кры­лечке, оживленно болтали друг с другом. Лишь немно­гие – и среди них, конечно, Тай-тян – задержались в классе. Они занимались химическими опытами: что-то кипятили в колбах, возились с пробирками. Несколько ребят сидели в библиотеке, а большой любитель животных Амадэра изучал бродячего кота, подобранного только что на улице, – перевернув на спину, заглядывал ему в ухо. Короче говоря, каждый выбрал себе занятие по вкусу. Вдруг с улицы донеслась громкая дразнилка:

«Безобразие!» – возмутилась Тотто-тян. Она как раз играла у самых ворот, у тех, что росли из земли и были покрыты листвой, поэтому песенка прозвучала здесь осо­бенно громко. «Как они посмели – „снаружи и внутри – захудалая, обветшалая“!» – негодовала она. Сбежались и остальные ученики, тоже возмущенные. Ребята из чужой школы еще раз торопливо пропели дразнилку и, довольные, бросились наутек. Тотто-тян была так разгневана, что бросилась на противника в одиночку. Однако те в мгно­вение ока скрылись в переулке, и разочарованная Тотто-тян поплелась в школу. По дороге она стала напевать, и слова как-то сами по себе превратились в песенку:

Через пару шагов родилось продолжение:

Тотто-тян осталась довольна песенкой и в приподнятом настроении вернулась к школе. Там она залезла в кусты, служившие живой изгородью, и нарочно громким голосом, словно это была не она, а те мальчишки, запела. Так, чтобы все слышали.

Сначала дети, игравшие во дворе, никак не могли понять, кто бы это мог быть. Обнаружив наконец, что это не кто иной, как Тотто-тян, ребята выскочили на улицу и подхватили ее песенку. А закончилась история тем, что дети взялись за руки и, вытянувшись цепочкой, дружно зашагали вокруг школы. И хотя песенка звучала еще не совсем стройно, они не замечали этого, ведь распевали они с удовольствием, а на душе было светло и радостно. Вот почему в тот день они сделали не один и не два круга вокруг школы с незатейливым припевом:

Не знали, конечно, дети, как счастлив был учитель, прислушиваясь к их пению из своего кабинета.

Любой педагог, а особенно тот, который денно и нощно печется о своих питомцах, знает по опыту, что каждый день, проведенный в школе, наполнен душевными пере­живаниями. Относилось это и к директору школы «Томоэ», на которого постоянно нападали те, кто придерживался рутинных методов воспитания. Потому-то и обрадовала эта песенка учителя.

А ребятишки никак не могли угомониться, без конца повторяя слова. И последний звонок прозвучал в этот день позже обычного.

Закончился обед, и началась большая перемена. Тотто-тян прыгала в актовом зале, намереваясь пересечь его из угла в угол, когда повстречала директора. Правда, говорить об особом «свидании» не приходится, поскольку только что они отобедали все вместе в том же зале. Просто директор шел ей навстречу. Заметив Тотто-тян, он сказал ей:

– Вот хорошо! А я давно хотел спросить тебя…

– Правда? О чем? – Тотто-тян была польщена тем, что может быть хоть чем-нибудь полезной директору.

– Где ты взяла эту ленту? – спросил он, показав глазами на бант, украшавший ее голову.

Лицо Тотто-тян осветилось радостью – более прият­ного вопроса нельзя было придумать. Она носила этот бант со вчерашнего дня. Девочка подошла поближе к ди­ректору, чтобы он мог получше разглядеть его, и по­хвасталась:

– Это моей тетушки! С ее старой школьной формы. Она прятала вещи в комод, а я увидела. И тетушка мне подарила. Сказала, что я глазастая!

– Понимаю… – задумчиво протянул директор.

Тотто-тян очень гордилась своим бантом. И с огром­ным удовольствием во всех подробностях рассказала ди­ректору, как он ей достался. Недавно они ходили в гости к папиной сестрице, а та, на ее, Тотто-тян, счастье, в тот день проветривала вещи. Среди них оказалась длинная-предлинная юбка фиолетового цвета, какие носили в ста­рину. Неожиданно что-то мелькнуло перед Тотто-тян.

– Ой! А что это такое?

Тетушка невольно замерла. «Что-то» оказалось милень­кой лентой, которая была пришита на юбке сзади, у самого пояса.

– Так было модно в мое время, – сказала тетушка. – Старались, чтобы и со спины было красиво. Пришивали всякие украшения: кружева ручной работы или широкую ленту, завязанную пышным бантом.

Заметив, с каким вожделением поглядывает Тотто-тян на ленту – глаз не сводит, то погладит, то пощупает, – тетушка сказала:

– Возьми, пожалуйста. Все равно она мне больше не нужна.

Она взяла ножницы, отпорола ленту от юбки и вручила ее Тотто-тян. Такова была история этой великолепной – широкой, из дорогого набивного шелка с розочками и прочими узорами – ленты. Когда ее завязали в бант, он оказался чуть ли не с голову Тотто-тян. А еще тетушка сказала, что лента заграничная.

• Предыдущая
• 26/36
• Следующая