Железный дождь - Курочкин Виктор Александрович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/29
• Следующая

– А соль есть?

– А вон, – Могилкин показал на сало, – поскреби, и будет соль.

– Ты, брат, не пропадешь. Практичный парень. Деревня-матушка таких ребят и производит на свет, – с удовольствием отметил Богдан.

Могилкин коптил на огне цыпленка. Он был так поглощен этим делом, что не замечал, что старшина внимательно разглядывает его уши. Они были бордовые: плотной коркой запеклась на них кровь.

– Ничего себе, – вздохнул Сократилин, опрокинулся на спину, подложил под голову руки. Он смотрел в зеленоватое небо и прислушивался к отдаленному гулу пушечной канонады. Она то затихала, то начинала греметь с еще большей силой. А по гудроновому шоссе катилась на восток немецкая техника. Враг шел уверенно, с песнями, как к себе домой. Богдан Аврамович невесело усмехнулся: – А мы действительно домой – и крадучись, как воры.

Он посмотрел на Могилкина:

– А вы почему вернулись?

Могилкин ответил так, как будто этот вопрос был совершенно излишним:

– Лес кончился. А там, за хутором, деревня и немцев тьма-тьмущая.

– Вы на них напоролись?

– Да нет! Мужик сказал. Он грит: «Днем не пройти – надо ночью». А Левцов грит: «Тогда уж лучше на танке».

Поужинали: съели хлеб с цыпленком и попили сырой водички. Что делать? Пока дождешься глухой ночи, глаза опухнут. Сократилин решил обучить свой «экипаж» стрельбе из пушки. Времени у них было с избытком, и Богдан, пользуясь случаем, прочитал им лекцию не только о пушке, но и о танке.

Левцов с Могилкиным узнали для себя много нового и даже интересного. Например: танк БТ-7 все время, начиная с 1931 года, модернизировался и усовершенствовался. За это время броня его увеличилась на семь миллиметров. Могилкин, закатив под лоб глаза, быстренько подсчитал:

– Каждый год по одному миллиметру.

– Да где ж по миллиметру? Меньше. По ноль целых и семь десятых, – уточнил Левцов. В математике он был явно сильнее Могилкина.

Сообщение Сократилина, что на танке стоит авиационный мотор М-17 V-образной формы, как молотом ударило Могилкина по голове. У него и рот открылся от удивления. Левцов же ничему не удивлялся. Он слушал с таким видом, как будто это все ему не только давно известно, но и давно надоело. В сравнении с Могилкиным он был профессором. И не без оснований. Что имел за своей спиной Могилкин? Четыре класса сельской школы, четыре года работы в МТС прицепщиком на тракторе НАТИ и четыре месяца службы в пехотном полку. Жизненный багаж Ричарда Левцова был значительно тяжелее и солиднее. Восемь с половиной классов средней школы, два года условных за хулиганство и полтора года службы в армии.

– Теперь переходим к огневой силе танка БТ-7, – объявил Сократилин и строго посмотрел на Могилкина. – Товарищ Могилкин, отойдите от матчасти, чтоб всем было видно.

– Чего? – не понял Могилкин.

– Руку убери с казенника пушки, – сказал Богдан, который, совершенно не замечая, держал себя точь-в-точь как преподаватель полковой школы. – Так вот, товарищи курсанты… то бишь, тьфу, – он махнул рукой, – бойцы… Тему о пулемете Дегтярева мы сегодня опустим, поскольку он сломан и никуда не годится. Начнем прямо с пушки. – Богдан постучал по казеннику ольховой палочкой и продолжал. Разумеется, не обошлось без истории. «Экипаж» узнал, что раньше в «бэтэшке» стояла 37-миллиметровая пушка и наводилась она в цель вручную с помощью плечевого упора.

– Теперь стоит сорокапятка с оптическим прицелом и специальными механизмами, – сообщил Богдан и показал эти механизмы. – Вот это колесико с ручкой служит для вертикальной наводки, а это – для горизонтальной. Понятно, товарищ Могилкин?

Слова «горизонтальная» и «вертикальная наводка» для Могилкина были новейшими. Они упоминались в боевом уставе. Могилкин же за четыре месяца службы познакомился только с уставом внутренней службы, и то с разделом: «Права и обязанности дневального». С боевым уставом не успел – война помешала.

Тему о прицеле Сократилин тоже опустил, так как он был сломан, и сразу же перешел к пушке. Сообщение Сократилина, что сорокапятка способна пробивать броню всех капиталистических танков, насмешило Левцова.

– С помощью подкалиберного снаряда, – уточнил Богдан.

– Ну тогда другое дело. – И Левцов понимающе кивнул головой. О подкалиберном снаряде он услышал впервые. Но ведь непонятное всегда вызывает если уж не страх, то уважение. Коротко пояснив, для чего служат ствол с казенником и затвор с ударным механизмом, Сократилин перешел к практическим занятиям. К явному удовольствию Богдана, «экипаж» проявил не только рвение, но и незаурядные способности. В каких-нибудь полчаса Левцов с Могилкиным научились через канал ствола наводить сорокапятку в цель, заряжать и отдавать команды.

– Оружие готово! – кричал Могилкин.

– Огонь! – отвечал Левцов и лязгал затвором.

Сократилин оказался командиром требовательным, суровым, он гонял свой экипаж без отдыха и перекура и довел его действия почти до полнейшего автоматизма. Закончил учение Сократилин словами:

– Тяжело в учении – легко в бою.

Убили не больше двух часов. Покурили. Помолчали. Потом вспомнили свой побег из кочегарки, ребят, которых растеряли, заплутавшись на задворках села. Могилкин с Левцовым заспорили. Один утверждал, что их поймали, другой – обратное. Однако спор был ленивый и кончился тем, что каждый остался при своем мнении.

– А что это у тебя за имя такое – Ричард? Уж очень нерусское, – спросил Сократилин.

– Английское. Королевской династии, – не без гордости ответил Левцов. – Родители дали. Я же по происхождению аристократ. Отец был ученый, а матушка – чистая аристократка из дворян…

– Врешь! – сказал Могилкин. – В кого же ты такой забубенный родился?

Левцов завернул самокрутку с оглоблю, закурил и выпустил дым прямо в рот Могилкину.

– Так вот. До седьмого класса я был настоящим аристократом. С таким дерьмом, как ты, я тогда и не разговаривал. Все мальчишки во дворе нашего дома, по уверению моей матушки, были воры и бандиты. Мне даже смотреть на них запрещали. Я и в школу ходил не так, как все, – меня каждый день отвозили и привозили… А дома учили английской езде на лошади, французскому языку… Тужюр… бонжюр… и прочее… – Левцов выругался и опустил голову.

Сократилин тоже свернул цигарку и, прикуривая от самокрутки Левцова, спросил:

– Ну, а потом?

– Потом батьку свезли на кладбище и поставили ему памятник. И я почувствовал себя свободным гражданином республики. И решил наверстать упущенные веселые детские годы. Ребята нашего двора эту науку проходили постепенно, закаляясь. Я же решил сразу… Перво-наперво плюнул на школу и завел голубей…

Потом Левцов рассказал, как его судили за то, что привязал проволокой к стоявшей грузовой машине пивной ларек.

– Ничего… Все это глупость, телячья глупость. Война все спишет, – мрачно изрек Левцов.

– Конечно… Наверняка спишет!

Вечерело. Небо очистилось, темнело. Облака трудились у горизонта, около заходящего солнца. Высоко-высоко пробило звено немецких бомбардировщиков. В лесу сгущались тени. Ореховый куст на глазах превращался в бесформенную серую кучу. Потянуло сыростью, и сразу стало неприятно и зябко.

– Опять будет туман. Вот увидите, – авторитетно заявил Могилкин.

– Дай-то бог. Чего ж еще желать лучшего. – Богдан затоптал каблуком окурок и сказал, что, пока светло, надо поискать выезд из леса на шоссе.

Искать выезд пошли Сократилин с Левцовым. Могилкин остался в машине. Продрались сквозь густой, мокрый от росы кустарник и попали на заросшую дорогу. Идя по ней, спугнули, тетерку с выводком. Тетерка ошалело заметалась.

– Ну что ты шумишь, дура? – спросил ее Левцов. – Не до тебя нам теперь, глупая птица.

Дорога свернула влево и минут через пять вывела их на опушку. Перед ними лежало клеверное поле.

– Здесь будем выезжать, – сказал Сократилин.

До шоссе было не больше километра. Сумерки сгущались но движение на шоссе не затихало. Бежали машины, тарахтели мотоциклы. Сократилин оставил Левцова наблюдать за дорогой, а сам побежал к танку.

• Предыдущая
• 16/29
• Следующая