Судья Семен Бузыкин - Курочкин Виктор Александрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/12
• Следующая

– А бабоньки-то они славные – добрые, старательные. А вот видишь, как их судьба обошла, – сказал заседатель и щелкнул языком, – судьба – злодейка.

А бородатый старик, сидевший в углу около печки, глухим басом авторитетно изрек?

– Во всем виновата эта война распроклятущая У меня тоже сноха с тремя ребятенками мается.

По второму делу мне тоже удалось заключить счастливый мир. Это дело было бракоразводное.

Гражданка села Озерки Зинаида Олеговна Хотелова подала в суд заявление о расторжении брака с мужем, гражданином Хотеловым Степаном Григорьевичем, и взыскании алиментов на содержание малолетнего сына Тимура Степановича, Когда я зачитал длинное заявление иска, к столу протискались стороны: Он, Она и их неопровержимое доказательство – Оно. Я взглянул и ахнул от изумления. Ответчику, то есть мужу, Степану Григорьевичу, еще было бы не зазорно и по яблоки лазать, а истице – прыгать через веревочку: так они молодо выглядели. Между ними стоял, держась за батькин карман, краснощекий карапуз в немыслимо большом колпаке, а на шее у него висела, как огромная медаль, желтая клеенчатая слюнявка.

Несмотря на свою молодость, супруги были очень серьезны: видимо, они сознавали важность, ответственность своей затеи.

– Сколько же вам лет? – спросил я.

Степан Григорьевич не торопился с ответом. Придал лицу деловое и озабоченное выражение, то есть наморщил лоб, опустил углы губ и, нарочито солидно растягивая слова, ответил!

– Мне, товарищ судья, скоро будет девятнадцать. Зинаиде Олеговне, жене моей, недавно исполнилось совершеннолетие. А сыну нашему, Тимуру Степановичу, два года, – Он нагнулся и вытер ладонью Тимуру Степановичу нос.

– И когда же вы успели обзавестись наследником? – удивленно спросил я.

– То есть вы, гражданин судья, имеете в виду нашего Тимура? – не теряя степенности, переспросил Степан Григорьевич и пояснил: – Мы только как месяц назад в сельсовете сочетались законным браком. А до этого существовали в незаконном браке.

– Ну вот, не успели расписаться, а уже разводитесь. Куда же это годится, Степан Григорьевич? Ведь это же очень нехорошо, – заметил я.

Степан Григорьевич покачал головой и, как старичок, сокрушенно вздохнул:

– Она очень молода, гражданин судья. Я так думаю, и глупа поэтому.

Истица фыркнула в нос и, рассекая ладонью воздух, категорически заявила:

– Пусть я буду самая распоследняя дура, а все равно с тобой жить не буду.

– Это почему же? – спросил я.

– Дерется он, как самый последний мужик. А еще десятилетку закончил!

Степан Григорьевич свою роль разумного хозяина и строгого мужа исполнял с уморительной солидностью, Зинаида Олеговна изображала глубоко оскорбленную в своих лучших чувствах супругу. А суд походил на спектакль, в котором дети с комической серьезностью разыгрывали для взрослых семейную драму.

– Я, гражданин судья, не дрался, потому что драться с женщинами – не мужское занятие. А учил я её уму – разуму, – степенно рассуждал ответчик.

Когда я спросил у него, в чем выражалось его учение, он пояснил так:

– Пришел я это, товарищ судья, со службы домой А служу я в лесничестве, в бухгалтерах состою. Пришел я домой и вижу, простите за грубое слово, полный хаос: дверь раскрыта настежь, изба полна кур, собака позволяет себе спать на нашей новой, с пружинным матрасом кровати, Тимур сидит под столом и плачет и весь запачкан, извиняюсь за некультурное выражение, поносом Перво – наперво ликвидировал этот хаос, а потом пошел разыскивать жену. А вы знаете, где я ее нашел? На самом краю деревни, у ее незамужней подружки Лидки Хреновой. А чем занимались? Срам сказать! Отплясывали под патефон танцы с фокстротами. Дело ли это, товарищ судья, для замужней женщины? Я так думаю, что не дело. И это было не в первый, а в третий раз. В первый раз я ее просто предупредил, потом предупредил крепко, а в третий раз взял за волосы и провел по улице до самого дома. Она выла как зарезанная и, конечно, нарочно притворялась, потому что, между прочим, я ее не таскал, а только слегка держал за волосы. И вот видите, вместо того чтобы извлечь из моего урока для себя пользу, она затеяла этот скандальный суд. Так что, товарищи судьи, я категорически против развода.

– Что бы ты, Степа, ни говорил, но после такого сраму я с тобой жить не буду. Разводите нас, гражданин судья, по всем законам, – капризно потребовала истица и поджала губы.

Я усмехнулся:

– А не лучше ли помириться, Зинаида Олеговна?

– Ни за что и никогда! – запальчиво выкрикнула Зинаида Олеговна и, смахнув с ресниц слезу, добавила! – Я вся оскорблена и обесчестена.

Однако разводить их мне не хотелось. Да и все, кто присутствовал на суде, не хотели этого, и, конечно, больше всех – Тимур. Он уже побывал на руках у отца, потом перебрался к матери, хватал ее за нос, теребил волосы, а она поминутно целовала его и гладила.

Примирение – дело не из легких. Как правило, уже разведенные супруги мирятся дома. В суде же почти никогда.

Я рисовал истице ужасы одиночества, запугивал трудностями, стыдил, уговаривал, просил. Меня активно поддерживали заседатели, а потом начали уговаривать, стыдить и убеждать зрители. И Зинаида Олеговна стала помаленьку сдаваться. Она еще продолжала негодовать и страдать, что женская гордость ее погублена, душа оплевана и чувства растоптаны грубым мужицким сапогом. Но гнев и страдание теперь звучали вознаграждением самолюбию. Она находила в них облегчение, и радость, и наслаждение. И наконец она, счастливая и румяная, как кукла, согласилась на примирение. И все, кто был в сельсовете, радовались. А я больше всех. И не потому, что мне удалось помирить эту наивную, смешную супружескую пару, а еще и потому, что разбуженное природой «я» помогло мне сделать что-то большое и доброе.

Когда мы с секретарем возвращались из Макарьева в Узор, то опять повстречали чету Хотеловых. Они выходили из лавочки сельпо. Степан Григорьевич согнулся под тяжестью покупок. Одной рукой он придерживал на плече железное корыто, в котором громыхали два больших чугуна, ведро и стиральная доска. В другой руке он нес банку с керосином, а на шее болтался допотопный фонарь «летучая мышь», который можно еще найти в наших далеких, глухих деревушках. Зинаида Олеговна несла крохотный узелок и тащила за руку Тимура. Он волочил ноги и грыз серый и твердый, как кусок штукатурки, пряник. Они прошли мимо, даже не взглянув на меня, а может быть, просто не заметили. Я же долго смотрел им вслед.

В окно моей комнаты видны железнодорожная насыпь, будка на ней, два куста вербы и лоскут белесого неба.

Утро. Солнце насквозь прожигает стекла, в комнате светло и жарко. Васюта под окнами кормит кур, Я знаю, что она сейчас придет и расскажет какую – нибудь новую историю.

– А вчерась-то… Не слыхали? – начнет она. – Аптекарь чуть не утонул. Налил глаза и пошел в баню А около бани яма. Он в эту яму с пьяных глаз нырнул и не вынырнул. Почти мертвого вытащили и на «скорой помощи» увезли в приемный покой. Положили там его на стол, завернули рубаху и только было хотели по евоному животу ножом полыснуть, а он очухался, открыл глаза и начал потихоньку матюкаться. Во срамник-то. Говорят, весь спирт в аптеке вылакал.

Потом Васюта побежит к соседке Наталье, а от нее к подружке Марье и всякий раз будет передавать эту историю по-новому. И покатятся по Узору самые невероятные легенды об утоплении бедного аптекаря. Хотя это никакая не история и даже не событие – обыденный серенький случай. Пошел аптекарь в баню, на мостках оступился и упал в яму, сильно ушибся, и его отвезли на машине в больницу. Меня всегда возмущает мещанская страсть находить в человеке только плохое и радоваться этому и раздувать до нелепых размеров. Одни это делают из злобы, другие – ради забавы, третьи – так просто, и сами не знают, для чего. Этим грешат не только мещане, но и интеллигентные, образованные люди. В институте один кандидат юридических наук, кажется, Кениг, читал нам лекции о половых преступлениях. Примеры он брал из интимной жизни замечательных людей. С каким удовольствием он смаковал все дурное, словно бы он сам подсматривал в замочную скважину! И мы, студенты, вместо того чтобы оборвать пошляка, слушали его восхищенно, раскрыв рты. Почему же это так получается? Почему мы не ищем с таким же усердием в человеке хорошие, добрые начала и не развиваем их? Уверен, если бы мы так поступали, и жизнь бы наша была намного светлее и отраднее…

• Предыдущая
• 8/12
• Следующая