Брусилов - Семанов Сергей Николаевич - Страница 21

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая

В том же году Алексей Алексеевич Брусилов-младший окончил Пажеский корпус. Высокое положение отца предопределило судьбу сына: он был зачислен корнетом в лейб-гвардии Конно-гренадерский полк — один из тех полков, которыми командовал генерал Брусилов. В ту пору подобные случаи были нередки и предосудительными не считались. Между отцом и единственным сыном не сложилось душевной близости («Считаю, что это большой грех на моей душе», — с беспощадной суровостью писал впоследствии старший Брусилов). О судьбе младшего будет рассказано позже, а здесь отметим лишь нечто весьма важное для судьбы генерала: одиночество его оказалось тяжелым, ибо и с братьями своими он тоже виделся довольно редко.

Надо полагать, что это душевное состояние Брусилова ускорило его решение покинуть Петербург и гвардию и вновь вернуться в войска. Там, в боевых порядках родных ему русских солдат, среди офицеров самого простого происхождения, занятый насущными хлопотами армейской повседневности, он сможет потратить силы не на умиротворение титулованных скандалистов, а послужить главному — делу усиления обороноспособности родины. И подальше от гнилого Петербурга, от Распутина и его «друзей», от придворных интриг, в которые постоянно втягивали Брусилова разные случайные обстоятельства.

Подальше, подальше от столицы, где сгустились свинцовые предгрозовые сумерки. В зыбкой тьме удобнее разбойничать, развратничать, плести заговоры, совершать убийства из-за угла, трудиться же лучше днем. Брусилов трудился всю жизнь, цель его трудов была бескорыстна и нравственно полезна. Что ж поделаешь, если всю жизнь довелось ему трудиться в сумерках. Видимо, он сделал меньше, чем мог бы в других условиях, при решении других задач, при другом руководстве. Даже наверняка так. Но он выполнял свой долг в тех неблагоприятных условиях с наивысшими результатами, а ведь можно было спустить рукава и махнуть рукой (что и делали многие).

Трудно трудиться в сумерках. Значит, туда, где больше света, больше дела, где редеют сумерки. Туда, к войскам.

Уйти из гвардии в обычную, так сказать, армию было куда проще, чем наоборот. Уже на исходе столь несчастливого для Брусилова 1908 года ему было объявлено о предстоящем назначении на должность командира 14-го армейского корпуса, что находился на западной границе, в Царстве Польском, под городом Люблином. А 6 декабря, в день святого Николая-зимнего, последовал высочайший приказ о производстве Брусилова в генерал-лейтенанты.

Перед рождеством он уже распростился с полками, которыми командовал более двух лет. Да, полки имели славную историю, но настоящее их было плачевно, а будущее сомнительно. Отдал прощальный визит великому князю Николаю Николаевичу.

В полном одиночестве проводил печальный 1908 год и невесело встретил 1909-й. А уже через несколько дней отбыл поездом в Варшаву, где находился штаб его нового округа.

Часть Польши, входившая в то время в состав Российской империи и составлявшая так называемое Царство Польское, представляла собой тугой узел острейших социальных и национальных противоречий. Здесь был многочисленный и боевой рабочий класс, имевший отличные революционные традиции. Начиная с 1905 года и вплоть до начала первой мировой войны стачки и волнения не прекращались, то затухая, то вспыхивая с новой силой. Царская администрация проводила грубую национальную политику, оскорблявшую патриотические чувства братского польского народа. Верхушка этой администрации состояла преимущественно из так называемых «русских немцев», то есть весьма многочисленной в ту пору касты бюрократов, которая в западных губерниях царской России составляла что-то вроде правящего сословия. Прямолинейные и грубые реакционеры, они доводили политику царизма, реакционную саму по себе, до крайне диких пределов. На этой почве пышным цветом произрастал польский буржуазный национализм. В итоге правящие классы обоих народов разжигали чувство вражды между русскими и поляками.

Кроме того, округ был приграничным, причем тогда граница эта считалась стратегически наиглавнейшей. К моменту назначения туда Брусилова ни для кого уже не было тайной, что в Берлине и Вене давно уже задумывают повторение пресловутого «Drang nach Osten» — натиска на Восток. Войну уже ждали как нечто неизбежное, понимали, что начаться она может в любое время. Вот почему в штабе округа и в частях преобладало настроение довольно тревожное.

Генерал-губернатором Варшавского округа был Скалон — ему принадлежала не только военная, но и гражданская власть в Царстве Польском. Типичный «русский немец», он не скрывал своего презрения к полякам (а втайне и к русским тоже) и открыто придерживался прогерманских симпатий. Властью этот недалекий и ограниченный человек обладал громадной, и ясно, к каким пагубным последствиям это приводило. Впрочем, на сей раз Брусилов лишь представился провинциальному царьку, а затем отбыл в Люблин — к своему корпусу.

Всего в России в ту пору насчитывалось лишь 12 военных округов — небольшое число для огромной страны, где даже в мирное время кадровая армия насчитывала 1360 тысяч человек. Варшавский округ был одним из самых крупных (по числу войск), причем состоял из хорошо вооруженных и укомплектованных частей. Причина понятна: авангардное положение территории округа по отношению к обоим «вероятным противникам» — Германии и Австро-Венгрии. По тогдашнему штатному расписанию пехотный корпус состоял из двух пехотных дивизий, корпусной артиллерии (полк или дивизион), кавалерийского полка и инженерных подразделений; перед самой мировой войной в корпусах стали создаваться авиаотряды — очень малочисленные, правда, всего из нескольких самолетов. Таким образом, генерал-лейтенант Брусилов получил под начало крупное соединение численностью свыше 40 тысяч солдат и офицеров. Несколько корпусов (обычно три-шесть) составляли армию.

Итак, под опекой Брусилова оказалось огромное и сложное хозяйство. Главное, что его беспокоило, — это боеспособность вверенных ему войск. Ее никак нельзя было признать удовлетворительной, особенно учитывая пограничную дислокацию корпуса. Здесь, как и в гвардейской дивизии, Брусилов сразу же обратил внимание на низкую подготовку офицерского состава. Первые впечатления на этот счет он получил, наблюдая тактические занятия частей корпуса в зимние месяцы 1909 года. Свои соображения он обобщил в следующих неутешительных словах: «…Я с грустью убедился, что многие господа штаб- и обер-офицеры в техническом отношении крайне недостаточно подготовлены. Очевидно, на эту важнейшую отрасль военного дела не было обращено должного внимания, а также, как я в этом сам удостоверился, в пехотных частях тактические занятия велись сжато, а отчасти неумело».

Приговор, как выражаются, суров, но справедлив. Русские офицеры в своем большинстве получали явно недостаточную теоретическую подготовку, а в повседневной армейской жизни тем паче не воспитывался интерес к занятиям тактикой и теоретическими вопросами. Явление это было тем более досадным и непростительным, что русская военно-теоретическая мысль в ту пору развивалась очень бурно и интересно, не только не отставая, но во многом и опережая признанные зарубежные достижения в этой области. Как раз в тот год, когда Брусилов приступил к командованию корпусом, вышли в свет фундаментальные книги военных ученых А. Г. Елчанинова и В. А. Черемисова.

Теперь, оглядываясь назад, легче сравнивать. И современные наши историки единодушно полагают, что идеи названных, да и некоторых иных авторов были передовыми и практически полезными для своего времени, представляли собой шаг вперед в развитии военной науки в России и во всем мире. Оба теоретика справедливо черпали познания прежде всего из отечественного опыта (не отвергая, разумеется, того ценного, что можно почерпнуть в опыте других стран и народов, даже бывших противников). Не случайно названные авторы так часто обращались к наследию великого Суворова. Правильно полагал, например, Елчанинов, что суворовская «Наука побеждать», рассмотренная в целом, «вечно будет новой и свежей, ибо в ней глубоко и умело схвачена самая суть лучших основ военного дела, и приложение «Науки побеждать» к нынешним огню и технике явится, по моему глубокому убеждению, во-1-х, вполне исполнимым, а во-2-х, гораздо более ценным, чем старание побольше и поменее понятно списать готовое у иностранцев».

• Предыдущая
• 21/81
• Следующая