Так поступают братья (ЛП) - Снэйк Дерекика - Страница 29
- Предыдущая
- 29/35
- Следующая
Я не ожидал, что Константин явится на слушание, и он не явился. Мой суд не стал сенсацией даже для местных СМИ. В мире организованной преступности я был никем. Поразило меня то, что Константин прислал свою команду адвокатов. Я мог лишь предполагать, что это миссис Константин повлияла на его решение. Те несколько раз, что мы встречались, она очень хорошо ко мне относилась. Я даже получал рождественские подарки от нее и детей.
Мне дали полтора года за препятствие следствию. О похищении федералами не было ни слова, как и о наркотиках, которыми они пытались вырвать у меня признание или заставить сдать Константина. С какой стали мне было что-то говорить? Больше половины контрактов подписывал я сам. Может, Константин и убивал людей, но и я не лучше. Я тоже убивал - бумагой и чернилами. Я помогал Константину поддерживать в других страх. По-моему, приговор был более чем справедлив.
Удар молотка ознаменовал конец одной ужасной жизни. И теперь я отправлюсь не в бордель, а в место куда более страшное. Часы пробили полночь, и под конвоем Золушку уводят с бала. На моем лице была маска для клиентов, а на мне – полосатый костюм за пять тысяч долларов. Скользкий бухгалтер до мозга костей – в рубашке за пятьсот баксов, галстуке – за двести и изготовленных на заказ итальянских туфлях. Присяжным было чертовски сложно сочувствовать тому, кто зарабатывал на чужом несчастье. Откуда им было знать, что и на своем собственном я тоже заработал.
Папа, Эмили, Сара, Таня и Эрис были в зале, когда вынесли приговор. Эмили расплакалась, когда на меня надевали наручники. Она бросилась ко мне и обняла.
- Я не хотела этого, Сухарик. Я хотела вытащить тебя. Хотела, чтобы ты вернулся домой.
- Никогда больше так не делай. Они тебя убьют. – Прошептал я, высвободившись из ее объятий. – Пусть мои жертвы не будут напрасны.
Папа оттащил ее, прежде чем до нее добрались судебные приставы. Я слышал, как она плачет. Таня и Эрис смотрели на меня, и я видел в их глазах растерянность и боль. Они совсем меня не знали. Пока они подрастали, я работал лежа на спине. Наверное, было бы лучше позволить им думать, что еще ребенком я сбежал из дома. Они могли возненавидеть меня, или им было бы просто плевать на брата, который так легко ушел из их жизни. Но Эмили и папа рассказали им правду. Тому, кто сказал, что «правда делает тебя свободным», никогда не приходилось смотреть в полные слез голубые глаза маленьких девочек, которые не понимали, что теперь должны чувствовать. Их брат продал свою задницу, чтобы у них была крыша над головой, чтобы послать их в хорошие школы. Эрис открыла было рот, чтобы что-то сказать, но я отвернулся. Мне не хотелось, чтобы моими последними воспоминаниями о сестрах были эти полные слез глаза. Я ведь все это начал, чтобы им не пришлось чувствовать себя несчастными.
Я не оглядывался, когда меня выводили из зала суда. Я не мог оглянуться, потому что не хотел еще раз убедиться, что Уилбер так и не пришел на слушание. В ожидании суда я просидел в камере шесть недель, и единственной, кто приходил ко мне, кроме адвокатов, была Лоретта. Адвокаты упоминали, что федералы запретили семье навещать меня, думая, что вынужденное одиночество сможет сломать меня. Но и для моего запутавшегося сердца, и для души, оно стало настоящим лечебным бальзамом. Один раз я спросил Лоретту, знает ли Уилбер, что со мной. Она просто прижала ладонь к толстому звуконепроницаемому стеклу и кивнула. Да, знает.
Просто ему все равно.
Душевная боль была еще хуже, чем резь в животе. Мне дали лекарства, прописанные врачом, поэтому я просто глотал таблетки, в одиночестве сидел в камере и ждал суда. Такое безразличие давалось мне все легче. Не думаю, что федералы собирались все время держать меня в изоляции. Поначалу они попытались заставить меня выдать Константина, посадив в обычную камеру. Слух о том, что пресловутая «Золушка» за решеткой и Хозяин ни разу ее не навестил, быстро разошелся по тюрьме. Мой статус упал, и меня можно было брать тепленьким. Ну, вернее – это они так думали. Я давно решил, что больше никому не позволю себя изнасиловать.
Когда я стал работать на Уилбера, он заставил меня учиться стрелять. Константин нанял для меня инструктора по боевым искусствам после того, как я получил по лицу во время командировки в Сингапур. Рэндал научил меня пользоваться ножом, просто потому что «я слишком хорошенький, чтобы не уметь защищаться». Я помнил все, чему научился у Константина, и теперь мне нужно было лишь дать отпор, чтобы все запомнили, что со мной связываться не стоит. Урок необходимо преподать один единственный раз. Какой урок? Я не шлюха. Если бы меня поймали, это было бы покушением на убийство. После того случая меня и перевели в изолятор – якобы для моей безопасности.
Одиночество дает время задуматься о жизни. О выборе, который ты сделал. О поступках, о которых жалеешь. Наконец, обо всех ужасах, безумных планах и жестокости. Я ни о чем не жалел. Как можно? Я стал шлюхой, чтобы спасти от этой участи сестер. Благодаря этому теперь у меня была замечательная племянница. Муж Эмили Роджер даже как-то пытался познакомить меня со своим братом. Наверное, это был его способ извиниться. Зря трудился. В тот день он говорил правду.
После разговора с Уилбером Сара взяла себя в руки и принялась за учебу. Она справлялась довольно хорошо и уже в следующем семестре получила частичную стипендию. Когда я приехал домой на Пасху, она встречала меня с огромным двухфутовым шоколадным кроликом и распахнутыми объятиями. Было так здорово, когда она меня обняла. Я был рад видеть их всех. С тех пор Сара стала раз в неделю писать мне сообщения, чтобы пожаловаться на уроки или рассказать про парня, который ей нравился.
Таня получила полную стипендию и собиралась копить деньги на машину. Эрис играла за школьную баскетбольную команду. Она очень вытянулась и теперь была почти такого же роста, как я. Думаю, наш дед был очень высоким. Мама не хранила его фотографий, и теперь я знал, почему. Мы с дедом сломали ей жизнь.
А еще тут был отец. Он казался таким старым, маленьким и расстроенным, когда смотрел на меня. Шестнадцать лет назад я поступил правильно. И теперь я тоже поступал правильно, по крайней мере – если это зависело от меня. Мне не о чем жалеть.
Я не мог сдать Константина. Мне слишком часто приходилось подчищать хвосты, и я знал, что он практически неприкасаем. Козлом отпущения все равно стал бы кто-нибудь помельче. Если они держали рты на замке, то выходили из тюрьмы очень богатыми людьми. А пока они сидели, наши люди присматривали за их семьями. Если кто-то начинал болтать… что ж, продолжалось это недолго.
Константин мог быть настоящим ублюдком, но если ты принадлежал Семье, с тобой обращались по-человечески. Вообще-то я думал, что он прикажет убрать меня до суда. Я знал слишком много, и все это можно было использовать против него. Я был уверен, что все Главы Районов будут требовать, чтобы он сделал это. Я был устаревшей моделью. Кроме того, он говорил, что я часть ЕГО Организации, а никто не уходит от него и не указывает ему, что делать.
- Мистер Уильямс! – Я поднял глаза и увидел, что у двери камеры рядом с охранником стоит мой адвокат.
- Мы подаем дело на пересмотр. Были обнаружены результаты токсикологической экспертизы, которые таинственным образом пропали шесть недель назад, они явно показывают наличие высокого уровня пентотала натрия в вашей крови. Это нарушение гражданских прав. Залог приняли. Вы свободны.
Я стоял и смотрел на него. Что?
- Мистер Уильямс?
Я шесть недель провел в тюрьме. Я был признан виновным, сегодня же меня должны были перевести в тюрьму штата… а теперь я свободен?
- Мистер Константин прислал машину, чтобы отвезти вас домой.
Не в силах понять, о чем говорит адвокат, я нахмурился.
- У меня нет дома. Я продал пентхаус…
- К мистеру Броудену.
- Я не поеду туда. – Я покачал головой. Из всего случившегося больнее всего для меня оказался тот факт, что Уилбер не потрудился придти на слушание или хотя бы раз навестить меня.
- Предыдущая
- 29/35
- Следующая
