Подруги - Желиховская Вера Петровна - Страница 5

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая

— Ах, пожалуйста, не учи меня! — с досадой вскричала мачеха, натягивая перчатки. — Чем о Клавке заботиться, ее оправлять, лучше себя дай оправить. Я еще не осмотрела, все ли в порядке на тебе? Повернись!

— Оставьте, maman, я не ребенок! — решительно возразила Надежда Николаевна.

— Во многом ты хуже ребенка!.. Где же букет?.. Я тебе прислала!

— В столовой… Я возьму… Во всяком случае, если я и ребенок, то не в том, что касается справедливости к детям… Позвольте мне привести в гостиную Клаву…

Вторичный звонок, a за ним еще два сряду прервали их речи.

— Ах, Боже мой, гости!.. И дамы! — вскричала отчаянно Софья Никандровна, застегивая последнюю пуговицу перчаток. — Ах, отстань, Бога ради! Веди кого хочешь, только меня оставь в покое и сама выходи в приличном виде!

И она величественно направилась в приемные покои. Надя посмотрела ей вслед, покачала полунасмешливо, полуукоризненно головой и поспешила пойти утешить и выручить изгнанную сестренку.

Между тем Аполлинария и Ариадна тоже не бездействовали.

Когда Надежда Николаевна оставила их вертящимися перед зеркалами в гостиной, Полина сказала сестре, которая упражнялась в грациозных реверансах:

— Ишь, как ее мама нарядила!.. Платье её сто рублей стоило! Я сама видела, как мама платила…

— Да, но у неё и в нем такая же вульгарная наружность, — заявила Риада. — Elle n'a rien de distinguИ!.. (В ней нет ничего элегантного!)

— Платье бы ничего, — продолжала старшая, — у меня еще лучшие будут, но мне досадно, что мама отдала ей свой жемчуг… С какой стати?.. Она ей не родная дочь, зачем же отнимать у своих? Это несправедливо!

— A мне все равно!.. М-lle Наке говорит, что лесные ландыши на хорошо воспитанной особе наряднее, чем драгоценные брильянты на невоспитанной.

— Ну, что там воспитание?… Были бы деньги да красота!.. Дурная — что ни надень, что ни скажи — все гадко, a хорошенькая да нарядная — всегда первой будет.

— Первой будет у дураков! — с убеждением заявила Риада. — A если она слова не будет уметь сказать умно, не будет уметь держать себя comme il faut — её не потерпят в порядочном обществе.

— Глупости! Богатую да хорошенькую — всюду потерпят! — убедительно возразила живая, хорошенькая Полина, бросив на себя в зеркало очень довольный взгляд.

— Ну, хорошо, — важно согласилась Ариадна, — но ведь ее толькопотерпят, a если она еще ко всему образована, умна, — ее в десять тысяч раз больше будут ценить.

— Очень мне нужно! — решила Полина. — Для меня гораздо важнее хорошо танцевать, на балах разговаривать некогда: все танцуешь!.. Ах, скоро ли пройдет три года!.. Мама обещалась, что в шестнадцать лет будет меня вывозить…

— Да тебе чрез три года будет всего пятнадцать…

— Вот вздор какой! Несколько месяцев… Мне теперь двенадцать с половиной… Ах, да я и до выездов натанцуюсь! Вот и сегодня: я уже на две кадрили ангажирована. Ты знаешь, князь Мерецкий говорит, что я чудесно танцую?.. Он в прошлом году еще, на детских балах, только со мной одной и танцевал…

— С тобой одной? Да ты совсем не хорошо танцуешь…

— Я не хорошо танцую?.. Я?!.. Скажите, пожалуйста!.. Кто ж танцует лучше меня? Уж не ты ли?

— A разумеется. Прошлый раз в лансье m-lle Constance сказала, что я грациозней всех…

— В лансье?.. — расхохоталась Полина. — Очень мне нужно танцевать такие допотопные танцы! Я танцую, как большие. Мне бы вальс, котильон, a не какой-нибудь дурацкий лансье; я и мазурку так танцую, как редко кто умеет!

— Хвастунья!

— Ничуть не хвастунья!.. Я правду говорю… Ты, со своими реверансами да разными грациями, никогда не будешь танцевать так ловко и хорошо…

— A вот посмотрим, кто сегодня будет больше танцевать…

— И смотреть нечего!.. Со мной танцуют наравне, как с большими; я даже буду наверное больше Нади танцевать…

Полина стояла все еще у зеркала. Она вырвала из стоящего в подзеркальнике букета несколько цветов и по очереди прикладывала их то к голове, то к груди.

— Посмотри, Риада, хорошо?.. Приколоть?

— М-lle Наке говорит, что дети не носят цветов.

— Да, искусственных, a живые — всем можно. Я попрошу у мамаши: она мне приколет.

— Ах, как хорошо! — посмеивалась Ариадна. — У тебя совсем нет вкуса! Лиловые или желтые цветы — к пунцовым лентам… Фи, яичница с луком!.. К твоим черным волосам и пунцовым бантам только бы и можно какой-нибудь маленький цветочек.

— Что ж за краса? — протестовала Полина. — Белое платье и белые цветы!..

— Да ведь банты же у тебя яркие!.. Даже и к моим голубым лентам белые цветы хорошо бы было… Ты наверное знаешь, что живые цветы можно надеть?

— Разумеется, можно!.. A помнишь, мы с тобой читали: les enfants et les fleurs s'assemblent, car ils se ressemblent (детям идут цветы, потому что они похожи), помнишь?..

— Да, да, это правда!.. Так знаешь что? Я знаю, где достать цветок, который и к тебе, и ко мне будет идти. Хочешь, скажу?

— Скажи! Где?.. Какой?..

Ариадна наклонилась к уху сестры и что-то ей шепнула.

— Ну!!.. — удивилась та. — В самом деле?.. A я не видела!.. Это было бы красиво… Что ж, пойдем сорвем…

— A как она рассердится?

— Вот глупости! Очень мне нужно!.. Пускай… Да чего тут сердиться?.. Мало у нас цветов? Да мама ей завтра десять таких горшочков купит. Пойдем!

И обе девочки, взявшись за руки и оглянувшись в сторону столовой, где еще раздавался плач Клавдии и голоса взрослых, вышли, и побежали по коридору, к комнате старшей сестры…

Гости начали собираться быстро; к одиннадцати часам бал был в полном разгаре. Среди множества гостей три маленькие девочки совершенно исчезли, так что Надежда Николаевна потеряла их из виду. Исполняя обязанности хозяйки дома, она хлопотала более всего о том, чтобы всем было весело, чтобы все её гостьи, молодые девушки, непрерывно танцевали. Несколько раз она замечала, что маленькие фигурки её сестер, особенно Полины, очень часто мелькают среди танцующих, — гораздо чаще, чем бы следовало. Раз она подумала, что надо бы отправить всех их спать, но, зная, как враждебно будет принято её замечание, если она его сделает вслух, она не высказала своего мнения. Елладий Николаевич тоже много танцевал и вообще старался держать себя взрослым молодым человеком. Софья Никандровна радовалась, глядя на своих хорошеньких детей, насчет которых гости её то и дело говорили ей комплименты, и вообще была довольна своим удавшимся вечером. Действительно, он очень был оживлен и весел. Даже падчерица её, не особенно любившая танцы, оживилась и была непритворно весела, увлекшись общим удовольствием до того, что чуть не забыла о своем намерении наведаться в детскую. Но, вдруг вспомнив о детях, Надя тотчас же выскользнула из танцевальной залы и пробежала в детскую.

Там все было спокойно; Фимочка и Витя спали; старушка-няня, успевшая уже насмотреться на танцы из дверей коридора, тоже прикорнула возле них. Возвращаясь в залу, Надежда Николаевна была задержана в дверях столпившимися зрителями, глядевшими на вальсировавшие пары. Спиной к ней стояли две дамы, которые разговаривали вполголоса, — разумеется, не думая, что их могут услышать.

— Очень миленькие девочки эти Молоховы, — говорила одна из них. — И танцуют, как взрослые!.. Посмотрите, как летают!

— Да… Но странно, что их держат и одевают так не по летам, — сказала другая. — Им бы давно спать пора, a они нарядились в цветы и порхают в ущерб завтрашним урокам.

— Как в цветы? Неужели в искусственные цветы?

— Вероятно в искусственные. Откуда же осенью взять ландышей?..

— Ландышей?!. — невольно вскрикнула Надя, ища глазами сестер. — Где вы видите ландыши?

— Ах, m-lle Молохова, pardon, мы вас не заметили!.. Скажите, неужели на ваших сестрицах живые ландыши?

— Я не знаю, я не видела… На них не было никаких цветов…

— Как же!.. В черных локонах m-lle Полины они очень красивы… Посмотрите, вон она!.. Прелесть, как грациозна.

• Предыдущая
• 5/37
• Следующая