Молитва Лягушки - де Мелло Энтони - Страница 19

— Там не происходит ничего такого, Майк. Наверное, одна из девиц заболела.

Один турист ловил рыбу где-то в северных горных районах страны. Как-то его проводник, местный житель, стал рассказывать об одном курьезном случае с епископом, которому он помогал рыбачить прошлым летом.

— В общем, он хороший человек, но его речь…

— Не хочешь ли ты сказать, что епископ богохульствовал? — спросил турист.

— Именно так, сэр, — подтвердил проводник. — Однажды он подцепил прекрасную семгу и уже было вытащил ее на берег, как рыба сорвалась с крючка в воду. Я сказал тогда епископу: «Вот черт, не повезло!» А епископ посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Да, действительно!» Я и представить себе не мог, что епископ может так ругаться.

Во времена эпохи Мэйдзи в Токио жили два знаменитых учителя; они являли собой полную противоположность. Один из них, учитель из Сингона по имени Унсё, был человеком, строго соблюдавшим все заповеди Будды. Он вставал до рассвета, спать ложился еще до наступления ночи, воздерживался от пищи после того, как солнце достигало зенита, не пил хмельных напитков. Другой учитель — Танзан — был профессором философии в императорском университете Тодай. Он совсем не придерживался заповедей буддистов, ел тогда, когда хотел, и даже позволял себе днем вздремнуть.

Однажды Унсё пришел к Танзану и увидел, что тот навеселе. Это было вызывающим поступком, ведь истинный буддист никогда и капли в рот не возьмет.

— Привет, друг мой, — воскликнул Танзан. — Не хочешь ли присоединиться ко мне?

Уншо был просто взбешен. Но он сказал спокойным голосом:

— Я никогда не пью.

— Тот, кто не пьет, и не человек вовсе, это точно, — сказал Танзан.

Больше держать себя в руках Унсё не мог:

— Ты имеешь в виду, что я не человек лишь потому, что не притрагиваюсь к тому, что категорически запрещал Будда? Если я не человек, то кто же я тогда?

— Будда, — смеясь ответил Танзан.

Танзан умирал так же экстравагантно, как и жил. Перед самой смертью он подписал шестьдесят почтовых открыток со следующими словами:

«Я покидаю этот мир. Это мое последнее послание. Танзан. 27 июля 1892 года».

Танзан попросил своего друга разослать все эти карточки по почте, и затем мирно скончался.

Суфий Джунаид из Багдада говорил: «Добряк-сибарит лучше злобного святоши».

Семья из пяти человек наслаждалась как-то отдыхом на берегу. Дети купались в океане, строили замки из песка. Вскоре вдали появилась невысокая старушка. Ветер трепал ее седые волосы; ее одежда представляла собой грязные лохмотья. Бормоча что-то себе под нос, старушка поднимала с песка различные предметы и опускала их себе в сумку.

Родители позвали детей к себе и велели им держаться от старухи подальше. Проходя мимо них, старушка поздоровалась, продолжая постоянно наклоняться, выискивая что-то в песке. Однако ее приветствие осталось безответным.

Несколько месяцев спустя они узнали, что пожилая женщина изо дня в день прохаживалась по пляжу, убирая с него куски битого стекла, чтобы дети случайно не порезали себе ноги.

Бродячие отшельники в Индии не редкость. Одна крестьянка запретила своему маленькому сыну подходить к ним: некоторые из них действительно считались праведниками, зато о других говорили, что они скрытые эксплуататоры.

Однажды мать выглянула в окно и увидела кучу ребятишек, окруживших одного отшельника. К своему удивлению, она обнаружила, что человек веселил детвору, не стесняясь совершать всевозможные кувырки. Впечатленная увиденным, крестьянка подозвала к себе сына и сказала:

— Сынок, а вот это святой человек. Можешь подойти к нему.

Жил-был один священник, и был он святым, и никогда плохо ни о ком не думал.

Однажды он сидел в ресторане за чашечкой кофе — большего он себе позволить не мог, ибо в этот день нужно было поститься и максимально во всем себя ограничивать, — когда, к огромному своему удивлению, увидел молодого прихожанина из своего прихода, пожирающего огромный ломоть говядины за соседним столиком.

— Надеюсь, я не шокировал вас, святой отец, — сказал молодой человек с улыбкой на лице.

— Ах! Насколько я понимаю, ты просто забыл, что сегодня день поста и воздержания, — ответил священник.

— Да, нет. Я прекрасно об этом помню.

— Ну, тогда ты, наверное, болен. Врач, должно быть, запретил тебе голодать.

— Вовсе нет. Я прекрасно себя чувствую. Услышав эти слова, священник поднял глаза к небу и сказал:

— Какой пример подает нам подрастающее поколение, Господи! Видишь, этот молодой человек скорее признается в своих грехах, чем солжет!

О великом мастере дзэн Риндзае рассказывали, что каждый вечер, перед тем как лечь спать, он дико хохотал; его хохот эхом разносился по всем коридорам и постройкам на территории монастыря.

Первым делом после пробуждения Риндзай просто взрывался от смеха; его громогласный хохот будил всех монахов, даже если они крепко спали.

Ученики постоянно упрашивали его рассказать им о причине его смеха, но он всегда отнекивался. И когда Риндзай умер, он унес тайну своего смеха в могилу.

Как-то учитель разоткровенничался, и ученики поспешили выяснить у него, какие этапы ему пришлось пройти в своем духовном поиске.

— Вначале Господь отвел меня за руку в Страну Поступков, где я прожил несколько лет. Затем Он пришел за мной и отвел меня в Страну Печали; там я жил до тех пор, пока мое сердце не избавилось от необузданных желаний. Затем я попал в Страну Любви, чье пламя уничтожило во мне все, что еще оставалось от моего эго. Потом я очутился в Стране Тишины, где моему изумленному взору открылись все тайны жизни и смерти.

— Наверное, это был последний этап на твоем духовном пути, учитель? — спросили ученики.

— А вот и нет, — ответил мастер, — однажды Бог сказал: «Сегодня Я отведу тебя в самое сердце Храма Божьего, в сердце самого Бога. И отвел меня в Страну Смеха».

— Обвиняемый, — произнес главный инквизитор, — вы обвиняетесь в том, что подстрекали народ нарушать законы, традиции и обычаи нашей священной земли. Признаете ли вы себя виновным?

— Признаю, Ваша Честь.

— Вы обвиняетесь также в том, что часто посещали сборища еретиков, проституток, изгоев общества, продажных сборщиков подати, иностранных поработителей нашей страны — в общем, всех, кого церковь предала анафеме. Признаете ли вы себя виновным?

— Признаю, Ваша Честь.

— Назовите ваше имя, обвиняемый.

— Иисус Христос, Ваша Честь.

Некоторые одинаково обеспокоены и тем, что их религиозные каноны выполняются, и тем, что их ставят под сомнение.

Один пожилой джентльмен владел антикварным магазином в большом городе. Однажды к нему в магазин заглянул турист и стал расспрашивать о многочисленных экспонатах, выставленных в магазине.

— Какую вещь среди всего многообразия в вашем магазине вы назвали бы самой таинственной, самой загадочной?

Старик обвел взглядом сотни антикварных предметов, раритеты, чучела животных, птиц и рыб, археологические ценности, головы оленей… затем повернулся к туристу и ответил:

— Вне всякого сомнения, в этом магазине самый загадочный — это я.

Как-то на уроке учитель рассказывал о современных изобретениях.