Мое милое детство - Лукашевич Клавдия Владимировна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая

— Что же, девицы придут ко мне или нет? Отпустите вы их или нет?

— Идите, идите скорее к дедушке, — говорит бабушка и сама ведет нас к двери кабинета.

— Он вам подарит по яичку… Сам ведь все придумывал, возился и красил.

Наконец мы попадаем в таинственный дедушкин кабинет!.. Но о нем будет речь впереди. Теперь нас только занимает корзинка с яйцами. Яички просто загляденье! Красные, желтые, зеленые, пестрые — без рисунков и с рисунками. Вот с сердцем и пламенем, с якорем, с голубками, с цветами и с затейливыми рисунками. Они всегда лежат в круглой корзиночке на сене. Все дедушка красил сам. И сам их дарит. Я выбираю с крестным ходом. По яичку видно, будто идет масса людей, несут крест, образа и даже хоругви. Так же, как я видела в церкви в свою первую заутреню. И мне ужасно нравится это яичко. Я собираюсь беречь его долго-долго. Лида выбирает с двумя голубками, которые целуются…

— Может быть, барышни хотят покатать яйца? — спрашивает дедушка. Он совсем не умел обращаться с нами и всегда говорил особенным тоном, нежным и ласковым, и гладил по головам так деликатно, точно фарфоровых куколок.

Но нам страшно катать яйца с дедушкой. Между тем, с дедушкой играть очень весело и хочется испытать счастья.

— Только я это, с крестным ходом, и сахарное не стану катать, — предупреждаю я.

Дедушка смеется.

— Я тоже сахарное не стану катать. И еще тетино, — как эхо, повторяет Лида.

Разве возможно было не покатать яиц в первый день Пасхи? Из года в год это было наше традиционное удовольствие. Мы всегда у дедушки с бабушкой катали яйца.

На полу в зале расстилалась большая старая ковровая шаль бабушки, посредине ставилась горка. Дедушка сам ее делал. Бабушка, няня, тети давали нам яички куриные и деревянные. И начиналась игра сначала с тетями. С ними играть было так весело… Если мы даже проигрывали, то они нам всегда возвращали выбитые яички.

Но вдруг отворялась дверь из кабинета, и появлялся дедушка. Он нес корзину с яичками. Они так заманчиво пестрели в сене.

— А ну-ка, девицы, примите и меня в игру для праздника…

И все с прежним азартом продолжали игру.

Громкий, дребезжащий звонок на дворе прекращал всякие игры.

— Владимир Васильевич с Клавденькой! — радостно восклицала бабушка.

— Папенька и маменька! — вскрикивали мы.

Опять радостная встреча, возгласы, крики, поцелуи, расспросы и разговоры без конца…

А мы с Лидой уже вьемся около бабушки и ласково спрашиваем:

— Бабушка, мы в кухне сегодня будем обедать?

— Что вы, деточки?! Разве можно… Сегодня праздник.

— В кухне лучше, чем в зале…

— Нельзя, нельзя… Что подумает ваш папа. Нехорошо в кухне…

— Папа, наверно, будет рад…

Милее, уютнее бабушкиной кухни мы ничего не могли себе представить… К нашему огорчению, накрывался большой стол в зале.

А дедушка уже зазвал к себе в кабинет папу и маму.

— Идите скорее ко мне. Я вам новые стихи Пушкина прочту. Списал у одного чиновника.

В кабинете слышится сначала монотонное чтение, а после звонкие взрывы смеха мамы. Как она смеется! Так весело, звонко, заразительно закатывается и ахает, и восторгается. И всем нам становится смешно, — не зная, в чем дело, мы смеемся, слыша хохот мамы. Только одна тетя Саша недовольна:

— И чего так хохочет Клавденька… Наверно, папенька свои истории рассказывает…

А веселый звонкий смех мамы раздается все громче и громче. Она выбегает из кабинета взволнованная и раскрасневшаяся.

— Перепишу стишок из папенькиной тетради. Ах, какой прекрасный стишок! Папенька не может дать эту тетрадь домой.

Мама садится в уголок и списывает стихи.

Между тем, в зале уже накрыт стол. Зала эта особенная. На окнах масса цветов, кругом окон зеленые плющи. На потолке более десятка клеток с птицами. У стены маленькое светло-желтое фортепиано, похожее на старинные клавикорды.

Все три тети суетятся вокруг стола. Они накрывают стол. Тетя Саша и тетя Надюша всегда подают кушанья, угощают.

Но вот на дворе снова раздается дребезжащий звонок, снова быстрые шаги по мосткам, радостные возгласы, крики, поцелуи…

Пришла тетенька Александрина с дядей Лиодором.

Мы считали тетеньку Александрину очень важной, побаивались ее и между собою с Лидой говорили, что она — «царица». Дедушка же гордился своей сестрой и не раз говаривал:

— Сестра Александрина — дама высшего круга. У нее знакомства — не нашим чета… Она с важными лицами знакома…

Больше всех мы любили тетю Манюшу.

В обществе сложилось мнение, что все горбатые — несправедливые, озлобленные люди. Не такова была наша тетя. Она, как и дедушка, была всегда весела, жизнерадостна и полна снисхождения и любви к людям.

— Я хочу быть любимой всеми… Я хочу приносить всюду с собою радость, — говорила не раз наша маленькая тетя, и ее чудные черные глаза сверкали, как звезды.

И ее, действительно, все любили.

После праздничного обеда бабушки мы чаще всего оставались под присмотром тети Манюши. Мы шли на двор. Что это был за дворик! Наверно, ни у кого никогда не было такого. Он всецело принадлежал к квартире дедушки.

Это было пространство в пять сажен в квадрате.

Справа деревянный навес. Под навесом лежали дрова и стоял большой сундук. Это была кладовая бабушки. Там хранилась провизия. И под навесом же были сделаны дедушкой для нас качели. Как весело и приятно было на них покачиваться. Это удовольствие мы получали только у дедушки.

Посредине двора красовалась большая клумба. И каких только цветов ни сажал дедушка… Летом эта клумба представляла из себя огромный душистый букет. Около забора, который выходил на улицу, росли две кудрявые березки. С другой стороны, около хозяйского сада, росла рябина и стояла высокая жердь. На верху этой жерди висела клетка для ловли птиц. Клетку эту можно было поднимать и опускать при помощи особенного блока и веревки. Как радовались мы, когда, бывало, дедушка на наших глазах вынимал из этой клетки новую птичку. Мы тогда не понимали, что «воля птице дороже золоченой клетки».

Однако я отвлеклась и забыла о дворике… По краям, у самого забора, тянулась гряда. Она засевалась укропом, салатом и редиской. А между ними росли мак и подсолнечники. Когда они цвели, это было красиво и так оживляло всю грядку. Головки мака и созревшие подсолнечники поступали в полное наше распоряжение.

К дому со двора вело крыльцо из пяти ступенек. Над крыльцом, на колоннах, был большой балкон. Он принадлежал хозяевам.

Бывало, тетя Манюша сидит на крыльце, а мы тут же прыгаем по ступенькам или играем в мяч… Иногда сражаемся с ней в нашу любимую игру «ручные хлопушки», которую мы сами придумали.

И вдруг сверху, с балкона, на веревке спускается небольшая корзиночка…

Поднимешь голову… И видишь приветливые лица трех старушек и старичка генерала. Старушки в локонах, как и тетенька Александрина. Это хозяин и его три сестры, старые девы. Они все улыбаются.

— Милым деточкам за благонравие и послушание ангел с неба принес награду, — слышится ласковый голос.

Тетя Манюша выведет нас на средину двора и заставляет благодарить хозяев:

— Делайте книксен [13]. Присядьте пониже… Наклоните головки, — учит она нас.

— Прекрасные, благовоспитанные деточки… И так всегда кротко, деликатно играют, — одобряют наше поведение хозяйки.

А нас больше всего интересует таинственная закрытая корзиночка. Такие корзиночки спускались сверху почти всегда, когда мы бывали у бабушки. Кроме того, весной хозяйки оделяли своих нижних жильцов букетами чудной сирени, летом — всевозможными цветами, а осенью — фруктами, ягодами и зеленью из своего огорода.

Нам с Лидой не терпится. Хочется скорее, скорее рассмотреть корзинку, что в ней заключено… На дворе при хозяйках смотреть, конечно, неловко. И мы, не помня себя от радости, бежим к бабушке и няне. Они в кухне моют и убирают посуду.

• Предыдущая
• 8/25
• Следующая