Угрюмый грот - Сникет Лемони - Страница 26
- Предыдущая
- 26/35
- Следующая
Не сказав больше ни слова, крюкастый ткнул в кнопку на стене, и дверь в громадный зал отворилась. Как и предсказывал олафовский помощник, глаза всех детей, сидевших на вёслах, были устремлены на Кармелиту, которая скакала и пела на одной половине комнаты. Эсме, держащая в одном из щупальцев громадную лапшу, следила за ней со счастливой улыбкой на лице. Крюкастый и Фиона впереди, трое Бодлеров (Солнышко по-прежнему, разумеется, внутри шлема) позади начали осторожно красться по другой половине зала, пользуясь тем, что Кармелита в это время кружится и поёт свою нелепую песню. Когда она пропела первую букву «К», дети юркнули за колонну. Когда она сообщила слушателям, какие эпитеты начинаются с «А» и «Р», дети проскользнули мимо двигающихся весел, стараясь при этом не споткнуться. Когда она заявила, что слово «великолепная» начинается с «М», олафовский пособник указал крюком на дальнюю дверь, а когда Кармелита достигла «Е» и «Л», дети нырнули ещё за одну колонну, надеясь, что слабый свет фонарей их не выдаст. Когда Кармелита похвасталась, что она «любимая» и «талантливая», Эсме вдруг нахмурилась и, обернувшись, прищурилась под своими фальшивыми осьминожьими глазами. Бодлерам пришлось распластаться на полу, чтобы злодейка их не заметила, а когда балерина-чечёточница-сказочная принцесса-ветеринар сочла нужным напомнить аудитории, что она балерина-чечёточница-сказочная принцесса-ветеринар, двое старших Бодлеров очутились впереди Фионы и крюкастого, так как спрятались за колонной, ближней к их цели. И только они собрались тихонько шагнуть к двери, как Кармелита завела последнюю строчку своей песни, то есть «начала петь особенно громким и особенно противным голосом», а потом, не успев начать свою чудесную песню сначала, вдруг остановилась.
— «К» — от слова «кексолизы»! — выкрикнула она. — Вы что тут делаете?!
Вайолет с Клаусом замерли, но тут же с облегчением увидели, что отвратительная девчонка с презрением показывает пальцем на Фиону и крюкастого, которые неловко топчутся между двумя вёслами.
— Как ты смеешь, Крюк? — Эсме потрогала большую лапшу, как будто хотела его ударить. — Ты прерываешь моднейшее выступление моей невыразимо драгоценной любимицы!
— Прошу прощения, ваше Эсмечество. — Крюкастый вышел вперёд и изысканно поклонился злодейке. — Лучше я лишусь ещё раз обеих рук, чем прерву танец Кармелиты.
— Но ты уже меня прервал, инвалидный кексолиз! — Кармелита надула губы. — Теперь мне придётся начинать все выступление сначала!
— Нет! — закричал кто-то из юных гребцов. — Что угодно, только не это! Это настоящая пытка!
— Кстати, о пытке, — быстро вставил крюкастый. — Я заглянул, чтобы спросить, не одолжите ли мне тальятеллу гранде. Мне это поможет выпытать у Бодлеров, где сахарница.
Эсме нахмурилась и потрогала щупальцем лапшу.
— Вообще-то я не люблю давать взаймы свои вещи, — отозвалась она. — Люди обычно все портят.
— Прошу вас, мэм, — присоединилась Фиона. — Мы вот-вот узнаем, где сахарница! Так точно! Мы возьмём хлыст ненадолго в камеру.
— А почему ты помогаешь Крюку?
Я думала, ты тоже благонравная сиротка.
— Ничего подобного, — вмешался крюкастый. — Фиона — моя сестра, она присоединяется к команде «Кармелиты».
— Фиона немодное имя, — заметила Эсме. — Пожалуй, я буду звать её Треугольные Гляделки. Ты действительно хочешь быть с нами, Треугольные Гляделки?
— Так точно! — ответила Фиона. — От этих Бодлеров одни неприятности.
— Почему вы столько разговариваете? — возмутилась Кармелита. — Сейчас идёт выступление балерины-чечёточницы-сказочной принцессы-ветеринара!
— Прости, сокровище моё, — спохватилась Эсме. — Крюк, Треугольные Гляделки, берите лапшу и убирайтесь!
Крюкастый с сестрой вышли на середину зала и встали прямо перед Эсме и Кармелитой, предоставив старшим Бодлерам отличную возможность убраться — грубое слово, в данном случае означающее «выскользнуть из зала незамеченными и пройти по сумрачному коридору, по которому вёл их недавно Олаф».
— Как ты думаешь, Фиона нас догонит? — произнесла Вайолет.
— Вряд ли, — ответил Клаус. — Они же сказали Эсме, что вернутся в камеру, значит, они должны вернуться.
— А ты не думаешь, что она действительно присоединится к олафовской команде?
— Конечно нет, — ответил Клаус. — Она просто хотела дать нам уйти из гребного зала. Может, Фиона и переменчива, но не настолько.
— Да, конечно, — согласилась Вайолет, но голос её прозвучал не очень убеждённо.
— Конечно нет, — повторил Клаус. И в этот момент из шлема опять раздался хриплый кашель. — Держись, Солнышко! — крикнул брат. — Мы тебя мигом вылечим!
Хотя он и говорил нарочито уверенным тоном, он не мог знать, сбудется ли его обещание (к счастью, оно сбылось).
— Как ты собираешься вылечить Солнышко без Фионы? — осведомилась Вайолет.
— Придётся нам самим провести исследование, — решительно сказал Клаус.
— Нам не прочитать всю микологическую библиотеку, чтобы успеть сделать противоядие, — запротестовала Вайолет.
— А нам и не нужно читать всю, — возразил Клаус. Они уже достигли двери, ведущей в «Квиквег». — Я знаю, где надо смотреть.
Солнышко снова закашлялась, а потом начала сипеть, иначе говоря, «издавать свистящие сиплые звуки, свидетельствовавшие о том, что связки в горле у неё почти сомкнулись». Старшие Бодлеры еле удержались от того, чтобы открыть шлем и успокоить младшую сестру, но все-таки не захотели рисковать заразиться сами.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — отозвалась Вайолет и нажала металлический глаз на стене. Дверь отъехала, и дети кинулись к разбитому иллюминатору их субмарины. — Солнышкин час уже почти закончился.
Клаус мрачно кивнул и прыгнул через иллюминатор внутрь «Квиквега», попав прямо на большой деревянный стол. Вайолет внесла Солнышко. Хотя отсутствовали дети совсем недолго, кают-компания производила впечатление, будто «Квиквег» покинут давным-давно: три шарика, привязанные к ножкам стола, начали уже съёживаться, карты приливов, которые изучал Клаус, свалились на пол, а стеклянный круг, вырезанный Графом Олафом из иллюминатора, лежал на полу. Однако средний Бодлер, не обращая внимания на валявшиеся предметы, подобрал с полу только «Микологические миниатюры».
— Эта книга наверняка содержит сведения о противоядии, — сказал он и открыл её прямо на оглавлении. — Глава тридцать шесть «Дрожжевой гриб». Глава тридцать семь «Поведение сморчков в свободном обществе». Глава тридцать девять «Посещаемые канавы с грибами». Глава сорок «Грот Горгоны».
— Вот! — крикнула Вайолет. — Сороковая глава!
Солнышко опять издала свистящий звук, и Клаус перелистнул несколько страниц кряду, хотя мне бы хотелось, чтобы он успел вернуться назад, к пропущенным страницам.
— «Грот Горгоны, — прочёл он вслух, — находится в водах, пограничных с „Ануистл Акватикс", наименование фантастическое…»
— Мы все это знаем, — прервала его Вайолет. — Переходи прямо к тому месту, где про мицелий.
Клаус быстро пробежал страницу глазами. У него был большой опыт по части пропускания неинтересных, с его точки зрения, мест в книгах.
— «Медузообразный мицелий обладает уникальной и эффективной стратегией прибывания…»
— И убывания, — перебила Вайолет, между тем как Солнышкин хрип все продолжал прибывать. — Переходи к яду.
— «Как сказал поэт, — прочёл Клаус, — „В их спорах яд ужасной силы. / Вдохнёшь — и через час в могилу! / Рецепт спасения, бесспорно, / Лишь капля выжимки из корня!"».
— Какого корня? — с недоумением спросила Вайолет.
— Не знаю, — ответил Клаус. — Противоядия чаще всего делаются из какой-нибудь части растения. Берётся обычно цветочная пыльца, стебель, корень…
— А «выжимка» — то же самое, что «противоядие»? — спросила Вайолет, но не успел брат ответить, как Солнышко снова захрипела и водолазный шлем закачался — девочка боролась с грибом.
Клаус взглянул на книгу у себя в руке, потом на старшую сестру, а потом полез в водонепроницаемый карман комбинезона.
- Предыдущая
- 26/35
- Следующая
