Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1 - Купер Джилли - Страница 15
- Предыдущая
- 15/79
- Следующая
Дэвид не предложил Лизандеру стакан сладковатого шерри, предназначавшегося для родителей, чтобы избежать неуместного веселья в суровой беседе с сыном, хотя сам наедине хлебнул.
Лизандер, всегда с трудом переносящий холод встреч с отцом, проницательность серых глаз, теперь заметил на родителе новый галстук от Хоукса, отсутствие дырок от зацепов о дверные ручки на черной мантии ученого, уже позеленевшей от времени. Матушка Лизандера имела понятие только об иглах роз, так что эти невидимые стежки, должно быть, дело рук Горчицы, как, впрочем, и букетик лиловатых и голубых фрезий, чей мягкий, нежный запах смешивался с обеденным чадом, доносящимся со школьной кухни.
Наступила длинная неловкая пауза. Лизандер силился унять зевоту. Разглядев углубившиеся складки вокруг рта отца и темные мешки под глазами, образовавшие почти одно целое с темными бровями, как у много пьющего человека, Лизандер почувствовал прилив сострадания.
– Ну как ты, пап?
– Справляюсь, – огрызнулся Дэвид.
Голубь опустился на подоконник, и на какую-то блаженную секунду Дэвид подумал, что это Симонидес.
Вернувшись к реальности, он обратил свое несчастье в яростную атаку на Лизандера за содержание ошибочно полученного письма.
– Как ты смеешь упоминать о миссис Кольман в таких оскорбительных выражениях, – сказал он наконец, – и это после всего сделанного ею для школы? Я совершенно случайно, узнав твои безграмотные каракули, открыл письмо. Представляю, как больно было бы миссис Кольман увидеть это.
Пройдя комнату, Дэвид бросил гнусную бумагу в огонь, прижав ее для надежности поленом.
– Ну и какого черта скажешь в свое оправдание? Да сними ты эту клоунскую бейсбольную кепку.
Покраснев как девица, Лизандер широко раскрыл глаза и внезапно рассмеялся, переходя к защите.
– Я искренне, искренне раскаиваюсь, пап, честное слово. Но в Лондоне действительно очень дорогая жизнь, и я совершенно не хотел расстраивать тебя или Горчицу, я имею в виду миссис Кольман. Да и потом у меня угнали автомобиль, и трудно было предположить, что придут такие большие счета от ветеринара за лечение Артура; честно обещаю вести себя лучше, особенно в отношении денег...
Он вскочил, чтобы впустить в кабинет кота, который жалобно мяукал за окном.
– Сиди, – загремел Дэвид.
– Но он замерзнет. Гесиода всегда впускали, когда мама...
Затем, увидев выражение лица отца, сел. Ему позарез нужны деньги.
– Вот я и говорю, что касается моего отношения...
– Довольно, – прервал его Дэвид. – Ты уже раз двадцать за последние пять минут произнес слова «честно» и «искренне», но нет ничего искреннего в твоих обещаниях стать лучше и ничего честного в твоем отношении к деньгам. Вкатился сюда просто с похмелья, испортил репутацию всей семьи своими подвигами, оглашенными в газетах. Я думал, тебе известно, что ни один джентльмен не рассуждает во всеуслышанье о женщинах, с которыми он побывал в постели.
Лизандер с содроганием подумал о вероятной близости отца и его секретарши. Положение действительно ужасно. Наверное, это дело было подкреплено соответствующей кипой бумаг с подписью казначея.
Бедный Гесиод все еще мяукал за окном.
– И хуже всего то, – продолжал Дэвид, – что из-за этого места в Сити, которое, надо полагать, Родни Балленштейн уже прикрыл – и я не виню его! – мне пришлось расхваливать его сына, тупейшего малого, которого я когда-либо встречал.
– Тупее меня? – спросил Лизандер в изумлении.
– Я не шучу!
– Я действительно виноват, пап.
С болью Лизандер отметил, что отец убрал с камина фотографию матери. Вероятно, дело рук Горчицы. Заставив себя вернуться к происходящему, он услышал, как отец говорит:
– Из твоего письма я понял, что ты приехал ко мне только за деньгами. Ну так я не стану тебе помогать. Узнай, как стоять на собственных ногах. Я полагаю, ты избавишься от этой лошади, за которую торговцы клячами выудили у тебя уйму денег, и найдешь себе приличную работу. Ну а теперь, если позволишь, у меня собрание преподавателей.
Лизандер вышел вполне спокойным, но, когда увидел Горчицу, злорадно выглядывающую из-за плетеной занавески, у него внутри что-то екнуло. Погрозив ей пальцем, он взял на руки Гесиода, который настойчиво мяукал у его ног, и, пробежав по садовой тропинке, впихнул кота в машину Ферди, а затем и сам сел в нее.
В последовавшем затем «столкновении» Джек чуть не лишился глаз, пытаясь целиком заглотить Гесиода. Лизандер их растаскивал. Горчица бросилась в погоню на своих каблуках-миди с криком «Держите вора!», а весь обгадившийся Гесиод был вышвырнут Ферди в сторону научной лаборатории.
– Я думаю, что если они ликвидируют голосовые связки у кота, то смогут на нем экспериментировать, – сказал Ферди, как только они отъехали.
Затем, видя удрученное лицо Лизандера, добавил:
– Я всего лишь закончил то, что затеял ты. Впрочем, Джек мог нажраться от пуза, если б слопал этого засранца. Очевидно, он хотел защититься от нежелательного соседства. Ну так о чем поговорили-то?
– Топорик не отстегнул. Н-да, не отслюнявил. Лизандер вытер окровавленные, исцарапанные руки о джинсы.
– Не дашь мне взаймы еще пятерку? Я хочу положить цветы на могилу матери.
Не заросшая мхом и еще не покрытая пылью времени, могильная плита Пиппы Хоукли была пронзительно белоснежной и выглядела незащищенной среди как попало покосившихся могильных памятников погоста церкви во Флитли.
«Почти такая же белая и незащищенная, как и ее сын», – подумал Ферди, наблюдая, как Лизандер выбрасывает несколько пышных, но уже увядших хризантем, а на их место в вазу ставит четыре букетика подснежников.
«Филиппа Хоукли, 1942—89. Покойся с миром», – прочитал Ферди, и глаза наполнились слезами, как только он подумал, что никто другой из живших и живущих не заслужил настоящего покоя так, как супруга его бывшего директора школы.
Опасаясь за покачивающегося рядом Лизандера, вот-вот могущего впасть в черную меланхолию, он уговорил друга вернуться в машину и надеть шляпу. Ферди нужно было в Лондон. Вчерашние арабы позвонили боссу и наябедничали, что их спровадили в такси. А он в это время отправился с Лизандером.
6
Солнце, хоть и встало позднее Лизандера, наконец объявило о своем существовании, осветив выбеленные морозом поля, стены из желтого камня и бросив полосы теней от деревьев на бегущую впереди дорогу. Когда сельский пейзаж стал более холмистым и лесистым, Ферди миновал очаровательный домик на той стороне деревни, где гладкие серые стволы буков звучали под ветром подобно органу в «Альберт-холле».
Лизандер ненадолго оторвался от своих мрачных мыслей, услышав от Ферди, что усадьба принадлежит Руперту Кемпбелл-Блэку, экс-чемпиону мира по преодолению препятствий, а ныне одному из наиболее преуспевающих тренеров – владельцев лошадей в стране.
– Ты посмотри на эти изгороди! О Господи, желал бы я работать у Руперта. – Лизандер вытянул шею, пытаясь рассмотреть двор. – Я ходил бы за всеми его лошадьми, научи он меня, как опять привести Артура в форму. Временами мне кажется, что Артур просто наслаждается уединением и вовсе не собирается снова скакать. Я больше не могу работать в Лондоне, Ферди. Мне всего лишь двадцать два, но у меня уже жизненный кризис.
– Я понимаю это, – сказал Ферди. – И для тебя есть идея.
Миновав еще десять миль сквозь туннели лесных деревьев, подсвеченные сернисто-желтым облаком сережек орешника и покрытые увядающей буковой листвой, справа они оставили деревушку Парадайз. Пять минут спустя Ферди выехал из графства Ратшир и поднялся на вершину крутого холма.
Выбравшись из машины, они чуть не были унесены смертельным танцем сильного ветра. Перед ними открывался изумительнейший вид на долину, располагавшуюся внизу. Огромные деревья спускались с вершины по крутым склонам, словно пассажиры на эскалаторе. Через деревья для забавы путешественников прорывались шелковистые струи огромного водопада. Этот единственный водный поток мгновенно разбивался на сотни маленьких стремительных потоков, сверкавших подобно клинкам сабель в лучах восходящего солнца, когда они освещали темные, прекрасно возделанные поля или ярко-зеленые заливные луга вдоль по течению Флит-ривер, бегущей по дну долины. Впереди, с милю вниз по реке, бледно-золотые, как шерсть английской овцы, коттеджи окружали стройную англиканскую церковь подобно прихожанам, с пиететом слушающим проповедь.
- Предыдущая
- 15/79
- Следующая
