Зверобой, или Первая тропа войны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 99

• Предыдущая
• 99/120
• Следующая

— Почему вы возвращаетесь к гуронам, Зверобой? — спросила девушка. — Говорят, я слабоумная, и таких они никогда не трогают, но вы так же умны, как Гарри Непоседа; Джудит уверена даже, что вы гораздо умнее, хотя я не понимаю, как это возможно.

— Ах, Хетти, прежде чем сойти на берег, я должен поговорить с вами — главным образом о том, что касается вашего собственного блага. Перестаньте грести или лучше, чтобы минги не подумали, будто мы замышляем какую-нибудь хитрость, гребите полегоньку; пусть пирога только чуть двигается. Вот так!.. Ага, я теперь вижу, что вы тоже умеете притворяться и могли бы участвовать в каких-нибудь военных хитростях, если бы хитрости были законны в эту минуту. Увы! Обман и ложь — очень худые вещи, Хетти, но так приятно одурачить врага во время честной, законной войны! Путь мой был короток и, по-видимому, скоро кончится, но теперь я вижу, что воину не всегда приходится иметь дело с одними препятствиями и трудностями. Тропа войны тоже имеет свою светлую сторону, как большинство других вещей, и мы должны быть только достаточно мудры, чтобы заметить это. — А почему ваша тропа войны, как вы это называете, должна скоро кончиться, Зверобой?

— Потому, дорогая девушка, что отпуск мой тоже кончается. По всей вероятности, и моя дорога и отпуск кончатся в одно и то же время; во всяком случае, они следуют друг за дружкой по пятам.

— Я не понимаю ваших слов, Зверобой, — ответила девушка, несколько сбитая с толку. — Мать всегда уверяла, что люди должны говорить со мной гораздо проще, чем с другими, потому что я слабоумная. Слабоумные не так легко все понимают, как те, у кого есть рассудок.

— Ладно, Хетти, я отвечу вам совсем просто. Вы знаете, что я теперь в плену у гуронов, а пленные не могут делать все, что им захочется…

— Но как вы можете быть в плену, — нетерпеливо перебила девушка, — когда вы находитесь здесь, на озере, в отцовской лодке, а индейцы — в лесу, и у них нет ни одной лодки? Тут что-то не так. Зверобой!

— Я бы от всего сердца хотел, Хетти, чтобы вы были правы, а я ошибался, но, к сожалению, ошибаетесь вы, а я говорю вам сущую истину. Каким бы свободным я ни казался нашим глазам, девушка, в действительности я связан по рукам и ногам.

— Ах, какое это несчастье — не иметь рассудка! Ей-богу, я не вижу и не понимаю, отчего это вы в плену и связаны по рукам и ногам. Если вы связаны, то чем опутаны ваши руки и ноги?

— Отпуском, девочка! Это такие путы, которые связывают крепче всякой цепи. Можно сломать цепь, но нельзя нарушить отпуск. Против веревок и цепей можно пустить в ход ножи, пилу и разные уловки, но отпуск нельзя ни разрезать, ни распилить, ни избавиться от него при помощи хитрости.

— Что же это за вещь — отпуск, который крепче пеньки или железа? Я никогда не видела отпуска.

— Надеюсь, вы никогда его не почувствуете, девочка, Эти узы связывают наши чувства, поэтому их можно только чувствовать, но не видеть. Вам понятно, что значит дать обещание, добрая маленькая Хетти?

— Конечно, если обещаешь сделать что-нибудь, то надо это исполнить. Мать всегда исполняла обещания, которые она мне давала, и при этом говорила, что будет очень дурно, если я не стану исполнять обещаний, которые я давала ей или кому-нибудь еще.

— У вас была очень хорошая мать, дитя, хотя, быть может, кое в чем она и согрешила. Значит, по-вашему обещания нужно исполнять. Ну так вот, прошлой ночью я попал в руки мингов, и они позволили мне приехать и повидаться с моими друзьями и передать послание людям моего собственного цвета, но все это только с условием, что я вернусь обратно сегодня в полдень и вытерплю все пытки, которые может измыслить их мстительность и злоба, в отплату за жизнь воина, который пал от моей пули, и за жизнь молодой женщины, которую подстрелил Непоседа, и за другие неудачи, которые их здесь постигли. Надеюсь, вы теперь понимаете мое положение, Хетти?

Некоторое время девушка ничего не отвечала, но перестала грести, как будто новая мысль, поразившая ее ум, не позволяла ей заниматься чем-нибудь другим. Затем она возобновила разговор, явно очень озабоченная и встревоженная.

— Неужели высчитаете индейцев способными сделать то, о чем вы только что говорили, Зверобой? — спросила она. — Они показались мне ласковыми и безобидными.

— Это до некоторой степени верно, если речь идет о таких, как вы, Хетти, но совсем другое дело, когда это касается врага, и особенно владельца довольно меткого карабина. Я не хочу сказать, что они питают ко мне ненависть за какие-нибудь прежние мои подвиги: это значило бы хвастаться на краю могилы, но без всякого хвастовства можно сказать, что один из самых храбрых и ловких их вождей пал от моей руки. После такого случая все племя станет попрекать их, если они не отправят — дух бледнолицего поддержать компанию духу краснокожего брата, — разумеется, предполагая, что он может нагнать его. Я, Хетти, не жду от них пощады. Мне больше всего жаль, что такое несчастье постигло меня на моей первой тропе война. Но все равно это должно случиться рано или поздно, и каждый солдат должен быть к этому готов.

— Гуроны не причинят вам вреда, Зверобой! — вскричала взволнованная девушка. — Это грешно и жестоко. Я взяла библию, чтобы объяснить им это. Неужели вы думаете, что я стану спокойно смотреть, как вас будут мучить? — Надеюсь, что нет, добрая Хетти, надеюсь, что нет, а потому, когда настанет эта минута, прошу вас уйти и не быть свидетельницей того, чему помешать вы не можете, но что, конечно, огорчит вас. Однако я бросил весла не для того, чтобы рассуждать здесь о моих горестях и затруднениях, но для того, девушка, чтобы поговорить немножко о ваших делах.

— Что вы можете сказать мне, Зверобой? С тех пор, как умерла матушка, мало кто говорит со мной о моих делах.

— Тем хуже, бедная девочка, да, тем хуже, потому что с такими, как вы, надо почаще говорить, чтобы вы могли спасаться от западни и обмана. Вы еще не забыли Гарри Непоседу, насколько я понимаю?

— Забыла ли я Гарри Марча?! — воскликнула Хетти, вздрогнув. — Как могла я позабыть его. Зверобой, если он наш друг и покинул нас только вчера ночью! Большая яркая звезда, на которую мать любила подолгу глядеть, мерцала над вершиной вон той высокой сосны на горе, когда Гарри сел в пирогу. Я знаю, ум у меня слабый, но он никогда не изменяет мне, если дело касается бедного Гарри Непоседы. Джудит никогда не выйдет замуж за Марча, Зверобой.

— В этом вся суть, Хетти, та суть, до которой я хочу добраться. Вероятно, вызнаете, что молодым людям естественно любить друг друга, особенно когда встречаются юноша и девушка. Ну так вот: девушка ваших лет, круглая сирота, которая живет в пустыне, посещаемой только охотниками и трапперами, должна остерегаться опасностей, которые, быть может, и не снились ей.

— Но какое зло может причинить мне мой ближний? — ответила Хетти по-детски просто, хотя щеки ее немного зарумянились. — Библия учит любить ненавидящих нас, и почему бы нам не любить тех, кто вовсе не думает нас ненавидеть!

— Ах, Хетти, любовь, о которой толкуют миссионеры, совсем не та любовь, которую я имею в виду! Ответьте мне на один вопрос, дитя! как вы думаете, можете вы когда-нибудь стать женой и матерью?

— С таким вопросом нельзя обращаться к молодой девушке, и я не отвечу на него, — сказала Хетти укоризненным тоном, каким мать выговаривает ребенку за неприличный поступок. — Если вы хотите сказать что-нибудь о Непоседе, я послушаю, но вы не должны говорить о нем дурно: его здесь нет, а об отсутствующих не говорят дурно.

— Ваша мать дала вам столько хороших наставлений, Хетти, что все мои страхи в значительной мере рассеялись. И все-таки молодая женщина, не имеющая родителей, но не лишенная красоты, всегда должна быть осторожной в тех местах, где не соблюдают ни права, ни закона. Я ничего дурного не хочу сказать о Непоседе, в общем, он неплохой человек на свой лад, но вы должны знать кое-что; вам, быть может, не особенно приятно будет это выслушать, но все же об этом надо сказать: Марч влюблен в вашу сестру Джудит.

• Предыдущая
• 99/120
• Следующая