Зверобой, или Первая тропа войны - Купер Джеймс Фенимор - Страница 105

• Предыдущая
• 105/120
• Следующая

— Толкуй, толкуй, Расщепленный Дуб, хвастай своей победой! Полагаю, что это твое право, и знаю, что таковы уж твои природные наклонности; по этому поводу я не стану с тобой спорить, так как все люди должны повиноваться своим природным наклонностям. Однако когда ваши женщины начнут издеваться надо мной и ругать меня, что, я полагаю, вскоре должно случиться, пусть вспомнят, что, если бледнолицый умеет бороться за свою жизнь, пока это законно и не противоречит мужеству, он умеет также отказываться от борьбы, когда чувствует, что для того пришло время. Я твой пленник — делай со мной что хочешь.

— Мой брат долго бегал по холмам и совершил приятную прогулку по воде, — более мягко ответил Расщепленный Дуб, в то же время улыбаясь, чтобы показать свои миролюбивые намерения. — Он видел леса, он видел воду. Что ему больше нравится? Быть может, он достаточно повидал и согласится изменить свое решение и внять голосу рассудка?

— Говори прямо, гурон: у тебя что-то есть на уме. Чем скорее ты выскажешься, тем скорее услышишь мой ответ.

— Вот это сказано напрямик! Речь моего бледнолицего друга не знает никаких влияний, хотя на бегу он настоящая лисица. Я буду говорить с ним; уши его теперь раскрыты шире, чем прежде, и веки не сомкнуты. Сумаха стала беднее, чем когда-либо. Прежде она имела брата, и мужа, и детей. Пришло время, и муж отправился в поля, богатые дичью, ничего не сказав ей на прощание; он покинул ее одну с детьми. Рысь был хорошим мужем. Приятно было поглядеть на оленьи туши, на диких уток, гусей и медвежье мясо, которые висели зимой в его хижине. Теперь все это кончилось: к жаркому времени ничего не сохраняется. Кто возобновит эти запасы? Иные полагали, что брат не позабудет сестру и ближайшей зимой он позаботится, чтобы хижина ее не пустовала. Мы все так думали. Но Пантера забыл и последовал за мужем сестры по тропе смерти. Оба они теперь спешат обогнать друг друга, чтобы скорее достигнуть полей, богатых дичью. Одни думают, что Рысь бегает быстрей, другие считают, что Пантера прыгает дальше. Сумаха уверена, что оба так проворны и ушли уже так далеко, что ни один из них не вернется обратно. Кто будет кормить ее малышей? Человек, который велел мужу и брату покинуть хижину, чтобы там для него освободилось достаточно места, — великий охотник, и мы знаем, что женщина никогда не будет нуждаться.

— Ах, гурон, я слышал, что некоторые люди спасали себе жизнь таким способом, и знавал также других, которые предпочли бы смерть плену такого рода! Что касается меня, то я не ищу ни смерти, ни брака.

— Пусть бледнолицый обдумает мои слова, пока наши люди соберутся для совета. Ему скажут, что должно случиться потом. Пусть он вспомнит, как тяжко бывает терять мужа или брата… Ступай! Когда ты будешь нам нужен, прозвучит имя Зверобоя.

Этот разговор происходил с глазу на глаз. Из всей орды, недавно толпившейся здесь, остался только Расщепленный Дуб. Остальные куда-то исчезли, захватив с собой всякую утварь — одежду, оружие и прочее лагерное имущество. На месте, где недавно был раскинут лагерь, не осталось никаких следов от толпы, которая недавно тут кишела, если не считать золы от костров, да лежанок из листьев, и земли, еще хранившей на себе отпечатки ног. Столь внезапная перемена сильно удивила и встревожила Зверобоя, ибо ничего подобного он не видел во время своего пребывания среди делаваров. Он, однако, подозревал, и не без основания, что индейцы решили переменить место стоянки и сделали это так таинственно с нарочитой целью попугать его.

Закончив свою речь, Расщепленный Дуб удалился и исчез между деревьями, оставив Зверобоя в одиночестве. Человек, непривычный к сценам такого рода, мог бы подумать, что пленник получил теперь полную возможность действовать как ему угодно. Но молодой охотник, хотя и несколько удивленный таким драматическим эффектом, слишком хорошо знал своих врагов, чтобы вообразить, будто он находится на свободе. Все же он не знал, как далеко зайдут гуроны в своих хитростях, и решил при первом же удобном случае проверить это на опыте. С равнодушным видом, отнюдь не выражавшим его истинные, чувства, начал он бродить взад и вперед, постепенно приближаясь к тому месту, где он высадился на берег; затем он внезапно ускорил шаги и стал пробираться сквозь кустарники к побережью. Пирога исчезла, и Зверобой нигде не нашел даже следов ее, хотя обошел северную и южную оконечности мыса и осмотрел берега в обоих направлениях. Было ясно, что дикари куда-то с тайным умыслом угнали пирогу.

Только теперь Зверобой по-настоящему понял, каково его положение. Он был пленником на этой узкой полоске земли и, находясь, без сомнения, под бдительным надзором, мог спастись только вплавь. Подумав об этом рискованном средстве, он решил от него отказаться, заранее зная, что за ним погонятся в пироге и что шансы его на успех совершенно ничтожны.

Блуждая по берегу, Зверобой набрел на небольшую кучку срезанных кустарников. Приподняв верхние ветви, он нашел под ними мертвое тело Пантеры. Охотник знал, что труп пролежит здесь до тех пор, пока дикари не найдут подходящее место для похорон, где покойнику не будет угрожать скальпель. Зверобой жадно поглядел на «замок», но там, казалось, все было тихо и пустынно. Чувство одиночества и заброшенности овладело им.

— Такова воля божья, — пробормотал молодой человек печально, отходя от берега и снова вступая под сень леса. — Такова воля божья! Я надеялся, что дни мои не прервутся так скоро, но, в конце концов, это пустяки. Несколько лишних зим — и все равно жизнь моя должна кончиться по закону природы. Горе мне! Человек молодой и деятельный редко верит в возможность смерти, пока она не оскалит свои зубы прямо в лицо и не скажет, что час его пришел.

Произнося этот монолог, охотник медленно шел по мысу и вдруг, к своему изумлению, заметил Хетти, очевидно поджидавшую его возвращения. Лицо девушки, обычно подернутое лишь тенью легкой меланхолии, было теперь огорченное и расстроенное. Она держала в руках библию. Подойдя ближе, Зверобой заговорил.

— Бедная Хетти, — сказал он, — мне недавно пришлось так туго, что я совсем позабыло вас, а теперь мы встречаемся, быть может, только для того, чтобы вместе поговорить о неизбежном. Но мне хотелось бы знать, что сталось с Чингачгуком и Уа.

— Почему вы убили гурона, Зверобой? — сказала девушка с упреком. — Неужели вы забыли заповедь, которая говорит: «Не убий!» Мне сказали, что вы убили и мужа и брата этой женщины.

— Это правда, добрая Хетти, это истинная правда. Не стану отрицать того, что случилось. Но вы должны помнить, девушка: на войне считается законным многое, что незаконно в мирное время. Мужа я застрелил в открытом бою, или, вернее сказать, открыт был я, потому что у него было весьма недурное прикрытие, а брат сам навлек на себя гибель, бросив свой томагавк в безоружного пленника. Вы были при этом, девушка.

— Я все видела, и мне очень грустно, что это случилось, ибо я надеялась, что вы не станете платить ударом на удар, а постараетесь добром воздать за зло.

— Ах, Хетти, это, быть может, хорошо для миссионеров, но с такими правилами небезопасно жить в лесах! Пантера жаждал моей крови и был настолько глуп, что дал мне оружие в ту самую минуту, когда покушался на мою жизнь. Было бы неестественно не поднять руку в таком состязании, это только опозорило бы меня. Нет, нет, я готов каждому человеку воздать должное и надеюсь, что вы засвидетельствуете это, когда вас будут расспрашивать о том, что вы видели сегодня.

— Разве, Зверобой, вы не хотите жениться на Сумахе теперь, когда она лишилась и мужа и брата, которые кормили ее?

— Неужели у вас такие понятия о браке, Хетти? Разве молодой человек может жениться на старухе? Это противно рассудку и природе, и вы сами поймете это, если немного подумаете.

— Я часто слышала от матери, — возразила Хетти, отвернувшись, — что люди никогда не должны вступать в брак, если они не любят друг друга гораздо крепче, чем братья и сестры; я полагаю, вы именно это имеете в виду. Сумаха стара, а вы молоды.

• Предыдущая
• 105/120
• Следующая