Эльвис! Эльвис! - Грипе Мария - Страница 6

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая

За чаем Петер рассказал Эльвису, что у него самого не ладилась учёба в школе, когда он только начал туда ходить; слушать это было очень любопытно. Оказывается, в ту пору Петер не умел смирно сидеть на месте. Стоило ему сесть за парту, как у него сразу начинался зуд в ногах и ему не терпелось вскочить с места и побегать. Петер сразу и убегал, сплошь и рядом посреди урока, как только ноги начнут зудеть. И не слушал, что говорила ему учительница, зато с готовностью прислушивался к любым другим звукам… В детстве у Петера был на редкость острый слух. Ему казалось, что учительница говорит слишком громко, вот ему и не хотелось слушать. Но этим он себе очень навредил, потому что ничему не мог научиться. Раз сто, не меньше, хотел он бросить школу, но всё же не бросил, и под конец дело пошло на лад. Он привык спокойно сидеть на уроках, а учиться с каждым днём становилось всё интересней. Может, и не всё нравилось ему в школе, но, во всяком случае, он продолжал учиться и потом занялся тем, чем хотел. Словом, Петер считает, что Эльвис не должен торопиться. Может, он ещё передумает.

И Эльвис обещал ему подождать, но, вернувшись домой, совсем позабыл об этом, и вышло всё очень глупо: родители стали ему выговаривать, и пошло-поехало. Под конец он просто заявил, что в школу больше не пойдёт! И никто не заставит его это сделать! Точка!

Потом Эльвис умолк. Ни слова больше не могли из него вытянуть.

Мама бросилась названивать всем подругам подряд, и телефонные тётеньки сказали, что, должно быть, Эльвис просто ещё мал для школы, ещё не созрел для неё. Ведь принимают в школу с семи лет. А Эльвису ещё нет семи. Семь ему исполнится лишь в конце года.

Не созрел для школы! Смешно!

Когда человек уже умеет читать и писать! И считать — во всяком случае, до ста умеет!

«Не созрел» для школы только потому, что не желает петь?

Что он не желает петь, дома он, конечно, не стал рассказывать. Эльвис хорошо знал, какой старой сказкой его тут же попотчуют.

Потому что как-то раз давным-давно Эльвис запел.

Он тогда был совсем маленький…

Песня пришла к нему так просто и неожиданно, что он даже сам этого не заметил. Он сидел на полу в прихожей, луч солнца упал на паркет. Дома никого не было. Эльвис рылся в маминой коробке для пуговиц. Мама, вопреки обыкновению, забыла её спрятать. Перед ним стояла большая коробка, доверху наполненная блестящими пуговицами. Эльвис приподнял крышку и пошарил в коробке пальцем. Пуговицы было приятно трогать и приятно было слушать, как они бренчат. Потом он высыпал пуговицы на пол, и они покатились в разные стороны. Эльвис стал складывать из них цветы и покрыл ими весь пол.

И тут к нему пришла песня. Он пел и слушал самого себя, но совсем не думал о том, что вот это он сам поёт. Думал он совсем о другом: какие на полу красивые цветы. А голос пел сам по себе, мелодия реяла в воздухе, как солнечный свет. Он пел так громко, что не услышал, как мама вставила ключ в замок.

Мама возникла посреди пуговичных цветов совершенно внезапно.

И его голос сразу умолк.

Мама не рассердилась, что Эльвис взял коробку с пуговицами, по крайней мере поначалу, она захлопала в ладоши и попросила его спеть ещё. Он просто «прелестно» пел, сказала она, и голос у него такой звонкий.

Потом мама ещё долго просила Эльвиса спеть, когда к ним приходили гости — бабушка или мамины подруги. Всем хотелось послушать, как он поёт. Но песня к нему уже не вернулась. Она пропала так же неожиданно, как и пришла.

А играть с пуговицами ему больше не позволяли. И если узнают, что Эльвис бросил школу из-за пения, нетрудно сообразить, что ему придётся выслушать. Хорошо ещё, что никто этого не знает. Мама и без того на него сердита.

Мама даже на своих подруг, с которыми всегда говорит по телефону, и то обижена. Уж больно много они на себя берут, думают, она сама не может определить, созрел Эльвис для школы или нет. А она сама лучше всех знает, пора Эльвису в школу или же нет. Как-никак, а она ему мать! Уж больно они заважничали и потому болтают всякий вздор, сказала она папе.

— Ребёнок просто упрямится, как всегда, — говорит мама. — Ему непременно надо поступать наперекор всем другим. Эльвис такой же упрямец, как и старик.

«Старик» — это дедушка.

Папа много разговаривать не любит, чаще всего буркнет что-нибудь в ответ, поддакивая маме, и всё. А сейчас мама заявила, что папа должен наконец взять Эльвиса в руки, и вот папа, по обыкновению, как рявкнет:

Вот что, Эльвис! Изволь слушаться маму! Завтра пойдёшь в школу, как всегда! Понял? А не то будешь иметь дело со мной!

После уже ничего не было. Мама сказала, что папа — слабовольный человек, она теперь сердита на всех — и на папу, и на Эльвиса, и на своих подруг.

Но больше всего она злится на дедушку.

— С этим стариком просто сладу нет! — жалуется она.

Дедушка считает, что ругать Эльвиса не за что. И вообще непонятно, зачем Эльвису ходить в школу уже с этой осени, когда он и не хочет учиться, и не обязан. Учиться он обязан только с будущей осени. Спешить с этим некуда, считает дедушка, так зачем же заставлять мальчика против воли ходить в школу?

— Может, всё же позволите мне иметь собственное мнение на этот счёт? — спрашивает мама.

Мама говорит: ей так хотелось устроить Эльвиса куда-нибудь хоть на несколько часов в день, так, чтобы она знала, где он, и ей не нужно было бы всё время тревожиться за него, стоять у раскрытого окна и звать сына.

Что плохого в таком желании?

Она так радовалась, что Эльвис пойдёт в школу, так хотела этого и ждала, надеясь, что вот наконец-то она сможет навести порядок в доме, прибраться как следует.

— И на этот раз я не намерена уступать! — заявила дедушке мама.

А Эльвис прислушивался к спору…

Хорошенькое дело — оказывается, мама не может убирать квартиру, если Эльвис не будет ходить в школу! Но ведь она же и так убирает дом с утра до вечера!

И мама не намерена уступать! Что ж, значит, и он тоже не уступит!

Ни за что!

— Не путайся под ногами! Некогда мне! — твердит ему мама, куда бы он ни подался.

Сегодня Эльвису никак уже нельзя мешать маме, потому что скоро привезут цветной телевизор. Маме просто ужас как некогда. Она должна убрать квартиру и навести всюду блеск, чтобы достойно встретить доставщика.

Родители в конце концов всё же решили купить цветной телевизор. Долго обсуждался этот вопрос, многие из знакомых уже приобрели цветной телевизор, да и соседи тоже. Не может же мама допустить, чтобы их семья оказалась хуже всех, — это сразу и решило дело. Словом, сегодня в четыре часа дня привезут телевизор.

И до вечерней передачи ещё останется много времени. Сегодня вечером по телевидению покажут Настоящего Эльвиса. В восемь часов. Вот почему нельзя было отложить покупку цветного телевизора до рождества, как хотел папа, а если бы не такой случай, конечно, можно бы и подождать, но маме необходимо увидеть Настоящего Эльвиса в красках. Идти к знакомым, чтобы там поглядеть на Настоящего, мама не хочет. Она хочет быть у себя дома, в кругу своей семьи.

Эльвису тоже разрешат посмотреть передачу. И папа будет её смотреть. Целых пятьдесят минут кряду смогут они видеть на экране Настоящего Эльвиса. Подумать только!

Мама повесила на стенку большой портрет Настоящего Эльвиса, тоже цветной, но, конечно, совсем другое дело — увидеть, как Настоящий будет петь и пританцовывать на сцене.

Эльвис спасается от пылесоса как только может, но тот всюду настигает его. Сердце в груди так и скачет. Сам Эльвис тоже полон ожидания. Что-то необычное носится сегодня в воздухе. Совсем как в тот раз, когда в самый разгар весенней уборки папа с мамой ждали гостей из Стокгольма, разве что сегодня настроение в доме ещё торжественней.

Эльвис не знает, куда ему деваться. Не смеет он и уйти из дома: вдруг он забудет про время и пропустит передачу.

— Который час? — то и дело спрашивает Эльвис у мамы.

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая