В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 58

• Предыдущая
• 58/74
• Следующая

8.02.78. БЕРЕГ НЕ ОТПУСКАЕТ

Отходили, как всегда, с приключениями. Волочась на буксире, запнулись о буй, отпихивались шестами, ногами и ободрали корму. Потом около суток болтались, ловя ветер, на внешнем рейде Карачи и даже выбросили плавучий якорь, чтобы не затащило обратно в порт.

На том буквальное расставание с сушей кончилось, а фигуральное длится до сих пор. Почему — объясню.

Норман мостит заново дорогу на клотик — затягивает веревки на перекладинах мачтовой лестницы. Веревки ослабли на стоянке.

Карло зажимает клиньями рулевую уключину. Асбьерн меняет амортизатор между рулем и бортом. Система расшаталась на стоянке.

Крепил на носу шкот, пропустил сквозь петлю конец и дернул — и тут же грохнулся навзничь, хорошо не о якорь, затылком. Оказалось, петля развязана, кем, зачем, неизвестно, — опять же на стоянке.

Чужой становится лодка после берега нет ощущения, что ты и она — единый организм.

Когда складывали на хранение грот, ткань, задубевшая от краски, надломилась по сгибу, и в центре, где эмблема, теперь три дыры. Предстоит штопать парус.

Все это, так сказать, материальный урон. Есть и моральный. Береговые впечатления не покидают нас, а среди них не каждое радужно.

Тур в который раз вспоминает, как мы заплатили пятьдесят долларов за стирку. «Грабеж, вот грабеж!» Для него сейчас это главная экспедиционная трата.

— Стоит ли расстраиваться? Мы же отыгрались на питьевой воде.

С водой, кстати, вышло удачно. Услышав на нее цену, мы до того единодушно ахнули, что продавец струсил: «О'кей, скостим вдвое». — «Как вдвое, почему не вчетверо?!» — принялись жестоко торговаться и одержали успех.

Плохо, когда карман пустой.

Помню, в Эль-Курне, узнав подробности договора с консорциумом, я удивлялся: не лучше ли было не спешить, подкопить ресурсы, отложить плавание до благополучных времен и ни от кого не зависеть?

— Ты забыл, сколько мне лет? — хмуро ответил шестидесятитрехлетний Тур.

В счастливые свои дни он и на пятьдесят не выглядит. Нынешние — не счастливые. Со вчерашнего вечера Тур болен.

Его свалил приступ почечной колики, третий за путешествие и самый сильный из трех.

Шприц отверг категорически, лег с грелкой — авось к утру полегчает. Не полегчало. Анализ мочи показал кровь и белок. Видимо, зашевелился камешек.

Тоже следствие берега: питаемся на стоянках кое-как, наспех, бесстрашно пробуем местную пищу, в результате как минимум диспепсия.

Тур лежит в хижине, ничего не ест, только пьет. Тревожит он меня крайне. Обещал ведь беречься — и сплоховал.

9.02.78. ОКЕАН ВЗРЕВНОВАЛ

Ночью подул ветер, и к утру стихия разыгралась. Пробную оплеуху получили за завтраком: волна выдала добрых двести килограммов воды прямо на стол. Следующие, не менее полновесные, въехали «Тигрису» поочередно в обе скулы.

Вахту несем по двое. Парус на грани заполаскиванья. Дважды за последние сутки объявлялся аврал.

Бежишь с юта на бак, в кромешной тьме, шаришь ощупью, за что уцепиться. Раньше хватался за ящик, теперь его нет, зато под ногами канистра, исчезла привычная веревка справа и т. д. — после берега все не так, а стихия не дает нам времени адаптироваться, разобраться с багажом, со здоровьем — Тур, к слову, очень трудный пациент. Любую таблетку пробует на зуб, выясняет, от чего ношпа, от чего бускопан и как он взаимодействует с левомицитином. Температура 37,7. К завтра не спадет — начну инъекции антибиотиков.

Норрис гнусавит простудно (и не принимает таблетки), чихает Эйч-Пи. Океан же не сочувствует, ярится, вбивает в нас моряцкий дух.

10.02.78. МОРЯЦКИЙ ДУХ

Свежая погода, крепкий ветер, отнюдь не попутный. Из тридцати двух румбов компасной картушки он разрешит нам лишь два — узкий сектор, для неуклюжей ладьи почти щелка. Но и в ней пытаемся маневрировать, ищем наивыгоднейшую щель в щели.

Повернем чуть-чуть, бросим с борта деревяшку, замерим по ней скорость; взглянем на буй за кормой, прикинем снос. И опять свернем, и опять — пока не поймаем сочетание максимальной скорости и минимального дрейфа.

Этот метод разработал Тур. Он по-прежнему на постельном режиме, но чувствует себя лучше — и капризничает, желает помыться, сменить белье и вообще функционировать. Мысли о береговых невзгодах его больше не посещают — не до берега сейчас ни ему, ни нам.

Карло опутывает румпель веревочными тягами, чтоб не надрываться, выруливая. Детлеф укрепляет на манер вертикальных килей (и вдобавок к ним) два гребных весла, чтобы не сносило. Насущные путевые заботы.

Прекрасно работает на руле Рашад, синхронно, четко.

Впереди, чуть сбоку, висит над горизонтом Южный Крест. Если взять его в створ с левой ногой мачты и так держать, можно не сверяться с компасом.

Зюйд-зюйд-вест, подальше от материка, на простор. А потом куда?

Вот и прозвучал вопрос, свидетельствующий, что неугомонный экипаж «Тигриса» снова в форме.

11.02.78. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ…

Карло призывает посетить Красное море. Мне эта идея не нравится. Формулирую, почему.

1) Идти в Красное море — значит продолжать каботажное плаванье. Сам по себе каботаж весьма почтенен, любой моряк понимает, что у берегов плыть опаснее, чем в открытом море, но болельщик-обыватель иного мнения, и нам, увы, надо его уважить.

2) Вход в Красное море фактически закончит экспедицию, так как выйти назад в океан мы уже не сможем. А резервы живучести судна далеко не исчерпаны.

Куда заманчивей другое. Править к Экваториальной Африке, то есть, скажем, к Кении. Ниже — аргументы.

а) До Кении — около двух тысяч миль, при скорости сорок миль в сутки это пятьдесят дней. Неплохое автономное плаванье, выигрышное в смысле престижа.

б) Пересечь экватор — этап, событие. Путешествие сразу станет как бы трансокеанским. Снимем на пленку бортовой праздник Нептуна — наш фильм нуждается в чем-то веселом, комическом.

в) В Кении снимем роскошные пейзажи, интересных животных — также немаловажно.

г) Красное море отменяет Кению, но Кения не отменяет Красного моря. Останься лодка на плаву, а она наверняка останется, — пойдем из Кении куда угодно.

Дискутировали за едой. Тур к столу не вышел, покорно скучал в хижине. Я, как Фигаро, явился к нему с новостями. Из двух точек зрения шеф выбрал и одобрил мою, заметив, что в принципе спорить рано. От Карачи мы не удалились пока что и на двести миль. Курс, который держим, равно годится для обоих финишей, а позже посмотрим.

— Теперь, раз я тебя поддержал, хорошо бы помыться.

Что с упрямцем поделаешь? Полил из ведра и заставил сразу же лечь. Оба не ведали, что настоящее купание впереди.

11.02–12.02…А МОРЕ РАСПОЛАГАЕТ

Двадцать один — сорок пять. Одеваюсь, бужу Германа. Звезд не видно, блеснула в тучах ущербная луна и скрылась.

Управлять сперва несложно, однако вскоре ветер усиливается и начинает накрапывать дождик. Посылаю Германа проверить, все ли укрыто на кухне, и надеть непромокаемый костюм.

Герман ушел и пропал.

Дождь уже не капает, а льет. Мой ветрозащитный олимпийский хоть выжми. Герман, ты заснул?!

Наконец-то. Передаю румпель и сам бегу переодеваться.

Когда вернулся, ливень хлестал, Герман фыркал и отдувался, как морж. Засвистели снасти, значит, ветер штормовой. Рулевое весло заскрипело в набухших веревках.

Услышал из хижины вопль Тура:

— Меня заливает, прикройте брезентом!

— Откуда льет?

— От угла, где бамбучина! Бамбучин несколько, и по левой, и по

задней стене. Задние, кажется, все прикрыты, полез накрывать те, что по левому борту.

— Да не тут! — кричал Тур. Видно, здорово его промочило. Выскочил Карло и помог накинуть на угол кусок брезента.

Господи, что за ночка! Руль скрежещет. Лодка тяжело уходит вправо, затем, перевалив на 240°, срывается в запретные 270°, возвращай ее назад, но не дай уйти за 210°,— туда, сюда, слаломная гонка, бешеные качели. Море являет собой зрелище фантасмагорическое, кажется, что оно горит. Причудливые светящиеся змеи на гребнях валов ползут на судно и разбиваются о него миллиардами искр. Гигантские тусклые пятна возникают, взрываясь в глубине, меняют форму, мерцают, движутся. При вспышке зарницы мелькнул у борта зловещим призраком силуэт штурмующей дау. Шлепанье, ворчанье, урчанье — «Тигрис» ворочается, как кит.

• Предыдущая
• 58/74
• Следующая