В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/74
• Следующая

Истории, которые я пересказал, почерпнуты из книжки «Вокруг света под водой», вышедшей в 1965 году в Воениздате. Книжка интересная, читал ее с увлечением. Походы «Наутилуса» и «Скейта» к Северному полюсу, всплытия и погружения в разводьях, многодневные подледные рейды «Сидрэгона», кругосветка «Тритона» — все это требовало недюжинной отваги, а иногда и настоящего героизма.

Но больше всего потрясло и удивило меня в этой книге другое.

Заболел матрос. Нужна срочная госпитализация. Командир, к его чести, принимает гуманное решение: прервать поход, подвсплыть, рискуя, что рекорд длительности пребывания под водой не будет засчитан, и передать больного на крейсер. Но до рандеву с крейсером не меньше суток.

Командир направляется в жилой отсек.

«Несмотря на все услышанное… я был совершенно поражен, когда увидел Пула. Опираясь на локти и колени, и спрятав опухшее лицо в подушку, он корчился от мучительной боли. Его койка была верхней, и забираться на нее надо было по приставному алюминиевому трапу. Трап был приставлен к койке, и санитар стоял на нем так, чтобы подхватить Пула, если во время очередного приступа боли тот случайно выпадет из койки.

Несколько подвахтенных матросов, занимавших соседние койки, испытующе смотрели на меня: «Неужели вы не можете сделать еще что-нибудь, чтобы облегчить его страдания?»

Как вы понимаете, потрясло меня в этой ситуации то, что никому из «испытующе смотревших» не пришло в голову уступить Пулу место на нижней койке.

КСТАТИ, О ПАЦИЕНТАХ

Не сглазить бы, но серьезные недуги нас обходят. Моих врачебных заслуг тут нет: здоровый климат, физические нагрузки, устоявшийся режим делают свое дело.

Что-то, конечно, регулярно случается: то ссадина, то порез. У самого — был грех — разболелись однажды горло и голова. Карло мучается с ногой по-прежнему, ладно, что не становится хуже. А теперь еще Герман.

Герман не вышел к началу вахты, я не будил его, на мостике двоим сейчас заниматься нечем. Через час он появился.

— Сладко спал?

— Какое спал, в ухе стреляет.

У него не в порядке барабанные перепонки, повредил при ныряниях и постоянно носит с собой капли. Но за борт лезет, и вот — обострение.

Трудно обследовать пациента, стоя на качающемся мостике, да еще если пациент управляет лодкой и крутит головой. Ничего толком при свете фонарика не разглядел, условились, что завтра утром осмотрю досконально и закапаю сильнодействующее из своей космонавтской укладки.

УКЛАДКА

В чемодане, обитом для амортизации рифленой кожей, в строгой системе размещена масса нужных вещей.

Там в пеналах, как патроны в газырях, рядком лежат ампулы-шприцы. В страничках блокнотиков из фольги запрессованы таблетки. В тубах — аэрозоли, от кашля, от насморка и особая — от ожогов и ран: попрыскаешь на пораженное место, и оно тут же покроется защитной бактерицидной пленкой.

Витамины. И скальпели. И всякого рода мази, жгуты, трубки. Ко всему этому приложена инструкция, пункты которой телеграфно лаконичны:

«Боли за грудиной — нитроглицерин — 1 т. — пенал «4».

«Невралгия — перцовый пластырь — наложить — карман-панель».

«Заболевания носоглотки — аэрозоль-камфомен — орошать — правый отсек вкладыша».

Похоже на рекомендации из старинных лечебников: «То-то врачуй тем-то». Но в такой якобы примитивности имеется непререкаемый смысл. Бортового врача на «Союзах» и «Салютах» нет, космонавт сам должен в случае чего быстро оказать помощь товарищу и себе. И медики позаботились о том, чтобы лечение проводилось как можно проще: взять из пенала, из кармана, из вкладыша, проглотить, впрыснуть, ввести.

Есть, правда, и более сложные рецепты. Фурункул предлагается вскрыть и обработать («набор хирургического инструмента — панель «3»), при потере сознания — делать искусственное дыхание («V-образный воздуховод — крышка») в сочетании с закрытым массажем сердца. Космонавты проходят перед полетом соответствующий инструктаж.

Хорошо, кабы не пришлось извлекать из ремешков эту самую воздуховодную трубку. Строгость предстартовых медицинских осмотров известна. Вероятность ЧП ничтожна. Ничтожна, но — наличествует.

ПРИМЕЧАНИЕ НА ПОЛЯХ

Как выяснилось на пресс-конференции в сентябре 1979 года, третьей основной экспедиции «Салюта-6» снился не только шум дождя. Валерию Рюмину: привиделось, что у него ноет зуб, и он j даже во сне испугался. А проснувшись, испугался еще больше, потому что зуб действительно ныл. К счастью, помогло лекарство и до «вскрытия и обработки» («стоматологической инструментарий — панель 2») дело не дошло.

Но возвращаюсь назад. На календаре январь-78, и в космосе еще не Ляхов и Рюмин, а Романенко и Гречко, с которыми очень хотелось бы обменяться десятком-другим слов.

ЧУТЬ-ЧУТЬ О КОСМОСЕ

Хотелось-то хотелось бы, но, видимо, ничего не получится. Прямой сеанс связи «Салют» — «Тигрис» натолкнулся на организационно-технические препоны. Московские собеседники, когда возвращаюсь к этой теме, отвечают уклончиво, надеются, что в конце концов пойму сам.

Ну и пусть. Все равно мы — орбитальная станция и камышовое судно — из одной упряжки. Не сочтите бахвальством, имеются в виду не масштабы, не мировой резонанс, а суть. Мы не слышим друг друга, не видим друг друга — есть, допустим, вероятность заметить над собой неспешно плывущую белую точечку, но уж нас-то оттуда наверняка не различат. Маршруты различны и конкретные задачи различны, а цель сближает нас и с антарктическими зимовщиками, и с вулканологами Камчатки, и с добровольцами, подвергнувшими себя длительному заточению в сурдокамере. Проникнуть в непознанное, отодвинуть предел человеческих возможностей на следующий рубеж — этим озабочены сейчас и Герой страны Георгий Гречко, и мало пока кому известный инженер Дмитрий Шпаро, готовящий лыжный марш на Северный полюс. Масштабы, повторяю, несхожие, суть одна.

В последнее время много пишут о том, что экипажи «Салюта» стали впрямую выполнять народнохозяйственные задания: ведут геологическую разведку, сообщают об ураганах и лесных пожарах, высматривают рыбные косяки. Несомненно, объем подобных работ с каждым полетом будет увеличиваться, и это прекрасно.

Только никогда все же не сведется роль космонавтов к несению пожарных, метеорологических и прочих утилитарных вахт.

Взаимоотношения теории и практики гораздо сложнее, чем о том порой толкуют в научно-популярных лекциях, — и знаем ли мы сегодня, чем, как, в какой области послужит людям тот же «Тигрис», скромный, каботажный, совершенно уж непрактичный его поход?

«АКАЛИ»

Шесть лет назад, в мае, от африканких к американским берегам отправился трехкилевой понтонный плот. Стартовала экспедиция «Акали», которую организовал мексиканский антрополог

Сантьяго Хеновес, наш сотоварищ по «Ра».

«Наша цель связана не с этнографией, не с медициной, не с установлением какого-либо рекорда. На борту «Акали» мы собираемся наблюдать и изучать самих себя».

Команда плота состояла из пятерых мужчин и шестерых женщин. Сто один день, гонимые мощным северным экваториальным течением, они прожили на восьмидесяти четырех квадратных метрах бок о бок, фиксируя свои ощущения, вплоть до интимных — им уделялось особое внимание, — в графах несчетных опросников. Остряки-газетчики обзывали «Акали» «плотом секса», на шаржах он красовался с бюстгальтером на мачте вместо флага.

Я не из тех, кто при слове «секс» скалит зубы. Любовь ничуть не меньше всего другого заслуживает изучения.

Что, однако, меня смущает: зачем для этого изучения грузиться на понтон и плыть из Лас-Пальмаса к острову Косумель?

Одно из двух: либо любовь в океане та же, что на суше, и тогда идея эксперимента беспредметна. Либо — не та же, а тогда опять-таки в чем идея? Человечество не собирается жениться и разводиться на плотах.

• Предыдущая
• 47/74
• Следующая