Чубо из села Туртурика - Вангели Спиридон Степанович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/15
• Следующая

— У меня уж ноги болят, — жаловалась Гиочика.

— Ещё разик, тётя Гиочика, ещё арбузик!

— Ну, детский сад!

Так весь день и ходили — на бахчу и обратно.

Только вечером добрались до дома, а папа-Чубо спит. Некому даже и рассказать, что арбузы поспели.

— Ребята, — сказал Большой. — Надо папе-Чубо хоть хвостик арбузный принести, чтоб он не думал, что мы сложа руки сидели. Всем ясно? Где Мизинец?

— Тут я, — крикнул Мизинец. — У отца за пазухой.

— А что ты делаешь?

— Ищу того, который похрапывает. Сейчас он убежал, но я его всё равно поймаю.

А папа-Чубо всё не просыпался. Спал и спал.

На другой день опять вся эта братия на бахчу пошла.

Мать Чубо встала утром и видит во дворе маленькие следочки.

— Кто бы это мог быть? — подумала она. — Вдруг это за Гиочикой приходили? Не отдам её ни за что!

А в сарае мать нашла арбузные хвостики. Они висели на ниточке — белые, чёрные, полосатые.

— Неужто Гиочика съела столько арбузов? А где же корки?

Гиочика с Мизинцем особенно подружились. Он был весь в веснушках, симпатичненький. Она его брала на руки, баюкала.

— Дай и мне одну веснушку.

— Извините, но не дам.

В воскресенье Мизинец сказал Большому:

— Что касается меня — хватит! Наелся арбузов! Иду в гости к ласточке.

И он полез на башню. Обрадовалась ласточка Пакица гостю, посадила себе на спину и летала с ним.

Тут уж все остальные пальцы решили на ласточке покататься, только полезли на башню — Рука зовёт. Отец проснулся. Папа-Чубо.

В селе говорили, что яйцо, из которого он вылупился, — лежало в шляпе. Иначе он бы не был таким сообразительным.

А гнездо он себе соорудил на крыше дедушки Пантелея.

Дед жил один, и аист тоже.

А звали аиста — Хараламб. По-русски — Харлампий.

И вот, как только аист заметит в трубе трещину, он тут же бегом летит к Рэуту. Принесёт глины и трубу замажет. Смышлёный аист! Ещё и напишет на глине клювом — «X». Мол, это Хараламб дыру заделал.

Особенно нравилось аисту гвозди забивать. Недаром до Пантелея он жил целое лето на сарае у одного плотника.

А дом-то у дедушки Пантелея был старый, и крыша у него протекала. Когда дождь заворачивал к ним во двор, дедушка расставлял на чердаке миски, кастрюли, вёдра, тазы.

У аиста был свой молоток — клюв. И вот он принимался за дело. Целый день крышу чинил. Здесь дощечку приколотит, там кусок картона.

Забудет кто-нибудь на улице галоши, — на другой день они уже на крыше деда Пантелея. Аист и галоши к крыше прибивал, чтоб она не текла!

— Доброе утро, аист Хараламб, — говорили соседи, проходя мимо. Поднимет сосед руку к шляпе, а на голове-то никакой шляпы нет. Уже её аист Хараламб к крыше приколотил.

— Ну что тут поделаешь, — махнет рукой сосед. — Хараламб знает своё дело!

В конце концов собралось на крыше у деда Пантелея много всякого добра: зонтик, портфель, восемь шапок, девять шляп и даже книжка для чтения.

В хорошую погоду Хараламб её перелистывал. Люди снизу думали — птица картинки смотрит, а Хараламб читал. Почитает — летит куда-нибудь и что-нибудь домой тащит — к крыше приколачивает, ну, например, мыльницу или сапог.

— Слушай, Хараламб, — смеялся дед Пантелей. — Не напороться бы нам на неприятности.

Но никто в милицию жаловаться не ходил, а некоторые даже хвастались, что отдали свои шляпы по доброй воле, чтоб дождь не заливал крышу деда Пантелея.

— Ты дома, Хараламб? — услыхал как-то аист голос ласточки Пакицы.

Не успел ответить он, дома или нет, а ласточка и говорит:

— Слушай, ты ведь жил на сарае у плотника. Всё понимаешь. Скажи, что теперь делать? Скоро зима, а Гиочика в доме спать не может. Надо ей в тёплые края перебираться.

Стал думать Хараламб. Думал до полуночи, в темноте и позабыл, что на одной ноге стоит. Как луна взошла — стал на другую.

А утром начал стучать — стук-стук, ток-ток — и стучал до тех пор, пока не смастерил вертушку. Не больно красивой получилась вертушка, но когда ветер дул, хорошо крутилась.

— Ну и Хараламб, — восхищалась ласточка. — Смышлёный малый!

— Возьмёт вертушку в руки, — объяснял Хараламб, — и полетит в тёплые края.

— А если ветра не будет?

Крепко задумался Хараламб.

— Гаврилка поможет, — сказал наконец он.

— Это мы мигом, — обрадовался Гаврилка, который крутился неподалёку, — домчу бесплатно.

— Гаврилка парень ненадёжный, — сказала Пакица, — легкомысленный.

— Да что вы, ей-богу, — сказал Гаврилка. — Что я, не понимаю?

— Мы ему к бороде шляпу привяжем, — сказал Хараламб. — Полетит Гиочика вместе со своим домом.

— Да чего хочешь ко мне привязывайте! — смеялся Гаврилка. — Хоть сарай!

— А вдруг на север махнёт? — беспокоилась ласточка.

— Да ведь мы привяжем шляпу, а не шапку!

— Нужно бы, чтобы с Гиочикой хоть какой-нибудь лётчик полетел, немного управлял бы Гаврилкой, — настаивала Пакица.

— Да что я — лошадь, что ли, чтоб мною управлять? — сердился Гаврилка.

И всё-таки аист Хараламб думал ещё денёк, а потом полетел к Чубо на башню.

— Привет, Чубо, — сказал он. — Я слыхал, что у тебя Мизинец больно развитой. Не хочет ли он поработать лётчиком? Надо Гиочике на юг улетать.

— На юг? — переспросил Чубо и огорчился. Он и забыл, что скоро зима.

А Мизинец ужасно обрадовался.

— На юг, на юг, хочу на юг! — заорал он от радости.

— Отпусти его, отец, — сказал Большой палец. — Пускай летит.

— Ладно, — сказал Чубо. — Лети.

Мизинец тут же превратился в маленького человечка, спрыгнул аисту на спину.

— Надо поучить тебя немного географии, — сказал Хараламб и вместе с Мизинцем полетел к себе на крышу.

Всю ночь плохо спал аист — боялся, как бы не пришла кошка и лётчика не проглотила. Заснул он только под утро, но тут же проснулся: Мизинец у него на носу зарядку делал.

— Вставай, дядя Хараламб, — кричит. — Утро!

Так и не выспавшись, полетел Хараламб на озеро. И только заметил лягушку, только клюв поднял, а Мизинец кричит:

— Привет, лягушка!

Лягушка и спряталась.

Кое-как поймал Хараламб пескарика, понёс его на завтрак деду Пантелею.

Прошло несколько дней, и всё было готово к отлёту.

Пакица связала для лётчика тёплую кофту, шапочку из перьев, чтобы не замёрз в дороге. Ведь придётся лететь и ночью, когда даже звёзды дрожат от холода. А Гиочика всё в той же шапочке, в зелёном платье и как всегда — босиком.

Стали искать Гаврилку. Хараламб и Пакица облетали всё вокруг, но Гаврилки нигде не было. Наконец и он примчался.

— Скворца провожал, — объяснил он, запыхавшись.

Гаврилка подлетел к башне, и Чубо крепкой верёвочкой привязал к его бороде шляпу дедушки Далбу.

Лётчик стоял в шляпе с биноклем на шее, сзади него устроилась Гиочика.

— Ну, что ж, пора, — сказал Хараламб, — прощайтесь. — И оглянулся на дом деда Пантелея.

— Вот, возьми, — сказал Чубо Гиочике. — Это — тебе.

И он протянул ей маленький бочонок.

— В нём голубой домашний воздух. Пригодится вам в чужих краях.

— Мио, Чубо…

Все расцеловались, и взлетела ласточка Пакица, а за нею и другие ласточки.

Осторожно, мягко взлетел Гаврилка, и тяжело поднялся в воздух аист Хараламб. Так и полетели они — впереди ласточки, за ними Гаврилка, и последним летел Хараламб.

— Ну, счастливого пути, — говорили жители села Туртурика и махали вслед улетающим. Они все собрались на улице. Здесь были и мать Чубо, и его отец, и дядя Тоадер, и дед Пантелей, и Мельничный Дядька махал с мельницы бородой.

— Будь осторожен, Гаврилка! — крикнул вдогонку Чубо.

— Не учите меня жить, — бормотал Гаврилка себе под нос.

Долго ещё стоял Чубо на башне и под вечер увидел маленькую звезду, мерцающую на юге.

• Предыдущая
• 14/15
• Следующая