Восхождение к любви - Гэблдон Диана - Страница 37

• Предыдущая
• 37/109
• Следующая

Я снова повернулась к Коламу, который бездумно созерцал какое-то украшение на стене.

— А еще я говорила вам, — вдруг проговорила я, выводя его из созерцательного транса, — еще я говорила, что хотела бы уехать во Францию как можно скорее.

— И это вы говорили, — подтвердил он любезным тоном и снова взялся за графин, вопросительно приподняв одну бровь.

Я протянула свой бокал, показав, что прошу налить немного, но Колам и на этот раз наполнил изящный сосуд до краев.

— Да, но как я говорил вам, мистрисс Бошан, — сказал он, глядя, как льется вино, — вам лучше задержаться здесь до того времени, когда появятся подходящие условия для вашей поездки. В конце концов, зачем торопиться? Сейчас еще только весна, а месяцы перед осенними штормами более благоприятны для переезда через Ла-Манш. — Он поднял графин и пронзительно посмотрел на меня. — Если бы вы сообщили мне имена ваших родственников во Франции, я мог бы заранее списаться с ними, и они могли бы подготовиться к вашему приезду, а?

Не поддаваясь угрозе, я тем не менее могла лишь пробормотать в ответ нечто неопределенное типа «да-хорошо-возможно-попозже» и, поспешно извинившись, сослалась на то, что мне необходимо до начала концерта кого-то повидать по делу. Гейм и сет остались за Коламом, но это еще не весь матч.

Предлог для моего бегства не был полностью фиктивным, и у меня ушло порядком времени, прежде чем, блуждая по темным комнатам замка, я нашла нужное мне место. Возвращаясь — все еще с бокалом в руке — я вышла к освещенному входу в холл, но тотчас обнаружила, что это нижний вход, дальний от того, возле которого сидит в своем кресле Колам. Учитывая обстоятельства, это меня вполне устроило, и я незаметно пробралась в длинную комнату, не без труда протолкалась к одной из скамеек у стены, обходя то одну, то другую группку людей.

В верхнем конце зала я увидела щуплого человека, который, судя по тому, что он держал в руках небольшую арфу, и был бардом Гуиллином. По мановению руки Колама слуга поспешил принести барду стул, на который тот уселся и принялся настраивать арфу, легкими движениями касаясь струн и приложив ухо к инструменту. Колам налил из своего графина бокал вина и, жестом подозвав к себе слугу, передал с ним бокал барду.

— «Он потребовал дудку, он потребовал чашу и три скрипки велел принести-и-и», — непочтительно, хоть и негромко пропела я и встретила недоуменный взгляд Лаогеры.

Она сидела неподалеку; у нее за спиной на стене висел гобелен с изображением охоты, вернее, погони шести длиннотелых, косоглазых собак за одним-единственным зайцем.

— Не слишком ли много на одного, как вам кажется? — весело спросила я у девушки и плюхнулась рядом с ней на скамью.

— О д-да, — робко отозвалась она и слегка от меня отодвинулась.

Я попыталась втянуть ее в дружеский разговор, но она отвечала односложными междометиями, краснея и замирая, едва я обращалась к ней. Скоро мне это надоело, и я сосредоточила внимание на сцене в конце зала.

Настроив арфу, Гуиллин вытащил из своей куртки три деревянные флейты разного размера и положил их на маленький столик поблизости от себя.

Я вдруг заметила, что Лаогера отнюдь не разделяет моего интереса к певцу и его инструментам. Она как-то вся напряглась и все посматривала через мое плечо на проход в нижней части холла, одновременно откинувшись назад и прячась в тени под гобеленом от любопытных взоров.

Проследив за направлением ее взглядов, я увидела высокую, рыжеголовую фигуру Джейми Мактевиша, только что вошедшего в холл.

— Ах вот оно что! Галантный герой! Влюблены в него, да? — обратилась я к девушке.

Она отчаянно затрясла головой, но яркий румянец на щеках говорил сам за себя.

— Отлично, посмотрим, что мы можем сделать, хорошо? — воскликнула я, полная воодушевления и великодушия.

Я встала и весело замахала Джейми, чтобы привлечь его внимание. Заметив мой сигнал, молодой человек, улыбаясь, начал протискиваться к нам сквозь толпу. Я не знаю, что произошло тогда во дворе между ним и Лаогерой, но сейчас он поздоровался с ней сдержанно, хоть и вполне приветливо. Мне он поклонился несколько свободнее, впрочем, наши отношения достигли уже такой степени близости, что вряд ли он стал бы обращаться ко мне как к малознакомому человеку.

Несколько пробных аккордов возвестили о близком начале выступления, и мы поспешно заняли места, причем Джейми уселся между мною и Лаогерой.

Гуиллин был мужчина неприметной наружности и хрупкого сложения; волосы какого-то серого, мышиного оттенка. Но вы переставали это замечать, когда он начинал петь. Зрение присутствующих как бы отключалось, а уши радостно воспринимали звуки. Гуиллин начал с простой песни; он исполнял ее по-гэльски, четко передавая каждую строку и подчеркивая ее окончание прикосновением к струнам арфы, и это музыкальное сопровождение воспринималось как гармоническое эхо слов, как переход от одной поэтической строки к другой. И голос был обманчиво простой. Вначале вам казалось, что в нем нет ничего особенного: голос приятный, но не сильный. Но потом вы ощущали, что звук проникает в самую глубину вашего существа, что каждый слог кристально чист и ясен, и не важно, понимаете ли вы язык песни или нет — она в вас, она звенит у вас в голове.

Песня была встречена горячими аплодисментами, и певец тотчас перешел к другой, которую пел на уэльском языке [15]— так, во всяком случае, я решила. Для меня это звучало как мелодичное полоскание горла, но все вокруг меня отлично понимали песню — вероятно, слышали ее раньше.

Во время короткого перерыва, когда певец снова настраивал арфу, я тихонько спросила у Джейми, давно ли Гуиллин живет в замке, но тут же спохватилась:

— Ох, вы же не можете этого знать? Вы сами здесь недавно.

— Я бывал в замке и прежде, — ответил он, повернувшись ко мне. — Провел в Леохе год, когда мне было шестнадцать, и Гуиллин тогда был в замке. Колам любит его музыку и хорошо платит, чтобы удержать его тут. Иначе нельзя — валлиец будет желанным гостем у очага любого лэрда.

— А я помню, что вы были здесь.

Это сказала Лаогера — вся покраснев, она тем не менее вступила в разговор.

Джейми взглянул на нее и улыбнулся одними уголками губ.

— Неужели? Но вам тогда было не больше семи или восьми лет. Не думаю, что я в то .время так уж выделялся среди других, чтобы вы меня запомнили. — И Джейми снова повернулся ко мне; — Вы понимаете по-валлийски?

— А я все-таки помню, — не унималась Лаогера. — Вы были… э… я имею в виду… а вы меня не помните?

Ее пальцы нервно перебирали складки платья; я заметила, что ногти у нее обкусанные.

Внимание Джейми тем временем привлекла группа людей у противоположной стены, которые о чем-то спорили по-гэльски.

— Что? — спохватился он. — Нет, не думаю, чтобы помнил. — Он с улыбкой посмотрел на девушку. — Не похоже на то. Шестнадцатилетний парень настолько поглощен своей собственной персоной, что не обращает никакого внимания на тех, кого он считает кучкой мокроносых ребятишек.

Я поняла, что эту реплику он скорее адресовал самому себе, нежели своей собеседнице, однако эффект вышел не совсем тот, на который он рассчитывал. Я поняла, что наступившая пауза необходима Лаогере, чтобы овладеть собой, и поспешила нарушить молчание:

— Нет, я совсем не знаю уэльского, или, как вы его называете, валлийского. А вы понимаете, о чем он поет?

— Конечно. — И Джейми принялся делать дословный перевод песни на английский.

То была старинная баллада о юноше, который полюбил девушку, но считал себя недостойным ее, так как был беден. Он уплыл в море, чтобы добыть богатство. Потерпел кораблекрушение. Ему угрожали морские змеи, его чаровали русалки, он испытал множество приключений, нашел сокровище, но когда вернулся домой, то узнал, что его любимая вышла замуж за его лучшего друга, который хоть и был не богат, но более разумен.

— А что предпочли бы вы? — спросила я у Джейми, чтобы немного подразнить его. — Не решились бы жениться без денег или взяли бы девушку за себя, а деньги послали ко всем чертям?

• Предыдущая
• 37/109
• Следующая