Долина Виш-Тон-Виш - Купер Джеймс Фенимор - Страница 81

• Предыдущая
• 81/126
• Следующая

Такой полезный служитель храма, как Мик Вулф, не забывал и о практическом приложении своего учения. Правда, он не показывал никакой зримой эмблемы креста, дабы возбудить своих слушателей, и не поощрял их пускать охотничьих собак по следу врагов. Но крест достаточно часто присутствовал перед их духовным взором благодаря постоянным намекам на его заслуги, а на индейцев указывалось как на орудия, посредством коих великий отец зла надеется добиться, чтобы «плевелы не расцвели подобно розам, издавая божественное благоухание». Открыто назывались имена Филипа и Конанчета и делались некоторые темные намеки на то, что личность первого не более чем обитель Молоха, в то время как подходящего духа, управляющего физическими силами второго, слушателю предоставлялось вообразить среди любой из еще более злых сил, упоминаемых в Библии. Любые сомнения насчет правомочности противоборства, которые могли бы овладеть чувствительной совестью, отметались смелой и решительной рукой. Однако не было и попытки оправдать его, ибо все затруднения этого рода разрешались посредством следования безоговорочным обязанностям долга.

Некоторые искусные намеки на то, как израильтяне изгнали захватчиков из Иудеи, сослужили хорошую службу в этой особой части проповеди, так как было нетрудно убедить людей, столь сильно ощущавших импульсы религиозного подъема, что их воодушевление праведно. Опираясь на это преимущество, мистер Вулф не проявлял желания уклониться от главного вопроса. Он утверждал, что если царство истинной веры нельзя учредить никакими иными средствами, — обстоятельство, как он считал, достаточно очевидное для всякого понимающего, — то долг молодых и старых, немощных и сильных объединиться, дабы помочь покарать прежних хозяев страны посредством того, что он именовал гневом оскорбленного Бога. Он говорил об ужасном побоище прошлой зимы, когда не щадили ни возраста, ни пола, как о победе правого дела, поощряющей продолжать его с не меньшим упорством. Затем, что не было чемто необычным в эпоху столь примечательную в отношении религиозных тонкостей, Мик неожиданно переключился на иную тему и вернулся к более мягким и очевидным истинам, пронизывающим учение Того, защитником чьей Церкви он себя провозглашал. Он наставлял слушателей блюсти жизнь в смирении и милосердии, после чего милостиво отпустил их по домам со своим благословением.

Члены общины покинули помещение с чувствами людей, считающих себя взысканными особыми и необыкновенными духовными узами с Творцом всяческой истины, так что войско самого Магомета едва ли пребывало под меньшим влиянием фанатизма, чем эти ослепленные поборники религии. Ведь было нечто столь лестное для слабой натуры человека в том, чтобы примирить их злобу и их мирские интересы с религиозным долгом, что это не должно вызывать удивления, если мы добавим, что большинство из них было полностью готово стать орудием мести в руках любого смелого предводителя. Пока жители поселения таким образом переживали борьбу столь противоречивых страстей, вечерние тени постепенно упали на их деревню, а затем тьма явилась быстрой поступью, какой она следует за заходом солнца в низких широтах.

За некоторое время до того, как тени деревьев приняли причудливые и преувеличенные очертания, предшествующие последним лучам светила, а люди еще внимали своему пастырю, одинокий человек расположился на головокружительной высоте, откуда мог следить за передвижениями жителей деревни, сам не будучи объектом наблюдения. Короткий выступ горы врезался в долину со стороны, ближайшей к дому Хиткоутов. Небольшой низвергающийся ручей, который таяние снега и редкие обильные дожди этого климата периодически превращали в поток, проточил глубокий овраг в ее скалистой груди. Время и постоянное действие воды, а также зимние и осенние бури превратили многие участки этого оврага в дико выглядящие картины человеческого жилья. Однако здесь было одно особое место, откуда более тщательный обзор округи, чем то позволяло расстояние до домов поселения, помогал обнаружить гораздо более верные признаки приложения человеческих рук, чем предоставляло воображаемое сходство фантастических углов и случайных сочетаний.

Как раз в том месте, где изгиб горы позволял наилучшим образом обозревать долину, скалы принимали самый дикий, самый запутанный и, следовательно, самый благоприятный вид для сооружения какого-нибудь жилья, если было желательно избежать любопытных глаз поселенцев и в то же время обладать преимуществом наблюдать за их жизнью. Отшельник избрал бы эту точку как место, подходящее для отдаленного и спокойного созерцания мира и одновременно во всех отношениях пригодное для уединенных размышлений и аскетических молитв. Всякий, кому приходилось проезжать мимо узких и размытых водой виноградников и лугов, омываемых Роной, прежде чем эта река приносит свою дань Женевскому озеру, видел подобное место, нависающее над селением Сен-Морис в кантоне Вале и занятое одним из тех, кто посвятил свою жизнь затворничеству и алтарю115. Но в швейцарской обители отшельника присутствует некая атмосфера нарочитости, не свойственная месту, о котором пишем мы, ибо один расположился на своем высоком и узком ложе, словно желая показать миру, в каких опасных и ограниченных пределах можно поклоняться Богу, тогда как другой искал свободы ради полного одиночества, с самой ревностной осмотрительностью добиваясь скрытности. Маленькая хижина приткнулась к скале под косым углом. Была проявлена забота, чтобы окружить ее такими естественными предметами, которые давали мало оснований опасаться, что о ее истинном назначении может узнать кто-то, кто никогда не взбирался на труднодоступный выступ, на котором она стояла. Свет проникал в это примитивное и скромное жилище через оконце, выходившее к оврагу, а низкая дверь открывалась в сторону, ближнюю к долине. Постройка была частично из камня, а частично из бревен, с кровлей из коры и дымоходом из глины и жердей.

Человек, который, судя по его суровому и мрачному лицу, был подходящим хозяином для столь уединенной обители, в названный час сидел на камне на самом продолговатом выступе горы и на месте, откуда глаз охватывал наиболее обширный и менее всего заслоняемый вид на человеческое жилье в отдалении. Камни были навалены таким образом, чтобы спереди возник небольшой бруствер, так что если бы какой-нибудь блуждающий взгляд скользнул по поверхности горы, было маловероятно, чтобы он обнаружил присутствие человека, вся фигура которого, за исключением верхней части, была по-настоящему скрыта.

Было бы трудно сказать, разместился ли этот отшельник таким образом, чтобы позволить себе привычное и воображаемое общение с маленьким мирком долины, или сидел на своем посту на страже. По его виду было похоже, что он предавался каждому из этих занятий, ибо временами его взгляд становился печальным и более мягким, как будто его душа находила отраду в естественной для человека благожелательности, а временами лицо угрюмо хмурилось и губы сжимались сильнее обычного, как у человека, ищущего опору в своей прирожденной решимости.

Уединенность места, атмосфера всеобщего покоя, царившая наверху, безграничный ковер из листьев, расстилавшийся перед глазами с этой высокой точки, и безмолвное дыхание лесного массива соединились, чтобы придать величие этой сцене. Фигура хозяина оврага была так же неподвижна, как любой другой предмет, доступный зрению. Она казалась высеченной из камня во всем, кроме цвета и выражения. Локоть опирался на маленькое ограждение спереди, а ладонь подпирала голову. На расстоянии полета стрелы взгляд мог легко принять его не более чем за еще одно из случайных подражаний, выточенных в скале вековыми переменами. Прошел час, но ни одна конечность не шевельнулась, ни одна мышца не расслабилась. То ли созерцание, то ли терпеливое ожидание какого-то предусмотренного события, казалось, приостановили обычные жизненные функции. Наконец, это необычайное бездействие прервалось. Сперва в кустах наверху послышался шорох, не громче, чем тот, что произвел бы прыжок белки. За ним последовал треск веток, а затем кусок скалы стал падать с обрыва, пока не пролетел над головой все еще неподвижного отшельника и не упал с шумом, отозвавшимся чередой откликов эха из пустот под этим местом внизу в овраге.

• Предыдущая
• 81/126
• Следующая