Пространство памяти - Махи Маргарет - Страница 5

• Предыдущая
• 5/46
• Следующая

Он улыбнулся ей самой ослепительной из своих телевизионных улыбок и захлопнул дверцу.

Макс попытался застегнуть на нем ремень.

— Я сам могу, — сказал Джонни.

— Тогда поехали! — воскликнул Макс, дал задний ход, а потом плавно выехал на аллею. — Бедная Рут... Бонни сейчас ни с кем не общается, и это ее беспокоит. К тому же все эти события сегодня. Рут — замечательная женщина, но вечно она беспокоится.

— Она ненавидела чечетку, — пробормотал Джонни. — Может, ей улыбки и блестки были не по душе.

Теперь, когда ремень был пристегнут, он почувствовал, что может немного расслабиться. Его трясло. Сунув руки в карманы, он нащупал сначала бумажник, потом кассеты, которые носил с собой на случай, если тишина станет невыносимой, и, наконец, подарок, который собирался отдать Бонни. Отправляясь в путь, он и не думал об этом, просто всегда носил его с собой и вдруг решил, что это будет хорошо. Он откинулся на спинку, чувствуя, что его крутит все быстрее и быстрее, и голова, словно большая центрифуга, швыряет во тьму клочья воспоминаний.

Ночью Джонни проснулся, не понимая, где он и который теперь час. Впрочем, он не проснулся, а всплыл на поверхность из какой-то глухой бездонной ямы. Он знал, что на дворе ночь, но не сразу разобрал, где у него руки, где ноги и голова, и решил, что во всем виноват лунный свет. Он лежал, раскинув руки и ноги, словно распятый на колесе. "Джонни Дарт, — еле слышно шепнул он, вспомнив вдруг свое имя и не поднимая вжатой в землю головы. — Где это я?" А потом начал снова входить все в то же воспоминание. Входить и выходить из него. Он знал его наизусть, но оно не переставало его поражать.

И снова Дженин падала. На мгновение, когда ее ноги оторвались от земли, Джонни показалось, что она взлетела. Она вскрикнула, сорвавшись с обрыва, но резкий испуганный вопль теперь превратился в музыкальную фразу. Начало новой песни. Все произошло так быстро и просто. Невозможно было поверить в то, что случилось несчастье. Дженин всегда легко и уверенно бежала вперед, обгоняя его. Всю жизнь он не переставал умиляться ее легкости и изяществу. Не в силах поверить в то, что увидел, Джонни поднял глаза, ожидая объяснения от какого-то верховного существа, и там, наверху, на тропе, огражденной цепью, стояла под знаком "Опасно!" Бонни Бенедикта в наряде пифии с цепями, браслетами и перстнем со змеей — единственный, кроме него, свидетель произошедшего. Вечерний воздух, пронизанный ясным золотым светом, был тих и недвижим.

Бонни была не просто самой близкой подругой Дженин, но и настоящей сказочницей и прорицательницей. Даже в свои четырнадцать лет, когда он был уже далеко не ребенком, Джонни никак не мог до конца отказаться от подозрения: все происходит именно так, а не иначе просто потому, что это предсказала или придумала Бонни. Игра длилась годы, но перед тем, как случилось несчастье, они уже играли не совсем всерьез, подсмеиваясь над собой. Возможно, Дженин потому и не остереглась, что думала, будто со всем этим давно покончено, но в самом сердце игры, словно спящий змей, таилась древняя сила; впрочем, ведь это Дженин в свое время настаивала, что если играть, то только с риском. Глядя на стоявшую наверху Бонни в надежде, что она передумает и повернет все вспять, Джонни ждал: вот она подбросит карты вверх, Дженин взлетит над краем бездны и, твердо ступив на каменистый выступ, побежит, балансируя по самой кромке, бросая опасности вызов.

Но Дженин упала — и тут уж ничего нельзя было изменить. После первого потрясения жизнь как будто бы пошла по-прежнему. И хотя Джонни продолжал жить, учиться и взрослеть, ему иногда казалось, что для него все кончилось в тот день. Порой он видел себя лежащим плашмя на земле, придавленным этим событием, словно каменной плитой — он пытался выбраться из-под нее к настоящей жизни, которая ждала его с той стороны.

— А знаешь, Дарт, — как-то небрежно съязвил его приятель, — все говорят: если уж одному из вас и суждено было сорваться, жаль, что не тебе!

Джонни не удивился. Он и сам об этом думал.

"Где я?" — снова спросил он себя, всплывая из воспоминания, не оставлявшего его все эти годы. Ночью оно бывало особенно ясным, хотя одновременно и далеким, словно сон, от которого никак не избавиться, даже если открыть глаза.

Все болело; ощупав опухшее лицо и тело, которые были как чужие, он подумал: уж не удалось ли ему и вправду пробиться сквозь давившую плиту воспоминания, но при этом он вывернул себе руки и ноги и вообще тронулся. Лежа на спине, он глядел сквозь листья в небо, залитое неестественным светом.

Последнее, что он совершенно отчетливо помнил, была надпись "Община Ривенделл". Все, что произошло до того, также вспоминалось достаточно ясно. Он помнил ссору с отцом возле полицейского участка. Помнил, как отказался сесть в машину, пока отец не перестанет его учить, как зашагал прочь, а отец заорал ему вслед: "Ты еще вернешься! Куда ты денешься?" — "Тоже мне предсказатель!" — закричал в ответ Джонни и, пятясь, чтобы не выпускать отца из виду, стал уходить. Потом засмеялся и, повернувшись, быстро исчез в толпе.

Но послеривенделлской вывески в памяти не сохранилось ничего, разве что внезапно возникшее освещенное окно да еще дверь, из-за которой появилась доктор Рут Бенедикта. Он искал Бонни, потому что в голове застряла безумная мысль: она может что-то сказать, хотя что именно ему хотелось услышать — он не знал. Кто-то предложил подвезти его в город — и он на удивление ясно помнил, как пытался пристегнуться.

Джонни медленно сел. Потом поднялся и увидел, что стоит в кустах на треугольном "островке безопасности для пешеходов" в том месте, где шоссе поворачивает через невысокую эстакаду в город и расходится на несколько улиц. Прямо перед ним над крышами и окнами домов вспыхивала и гасла ядовито-розовая неоновая вывеска АЛЬФА. Джонни понял, где находится: так назывался мотель для туристов, возле самого большого торгового центра в городе (полное название было длиннее, но АЛЬФА там присутствовала). Ему припомнилось, как он открыл глаза в чужой машине, где его сморил сон, как, отстегнув ремень, вылез и побрел к стоянке такси, которая располагалась неподалеку на одной из улиц за углом. "Тут, верно, я и отключился", — констатировал он без особой тревоги.

Вокруг простирался город, такой же, как прежде, и все-таки не такой. Джонни почему-то почудилось, что он попал совершенно в иное место и время. Чувствуя себя вконец больным, он сделал шаг... другой... Что-то двинулось вслед за ним, потянуло легонько за ремень — это были наушники от плеера, они свалились у него с головы и волочились следом, цепляясь за кусты. Джонни подобрал наушники и хмуро глянул на них. Он смутно помнил, как его выворачивало в этих кустах, но наушники были в порядке. Он напялил их на уши, а потом, повинуясь не столько памяти, сколько какому-то неясному инстинкту, пошарил в темноте под кустами и вытащил оттуда свою широкополую разбойничью шляпу. Плеер был по-прежнему пристегнут к поясу Джонни нажал на кнопку. Ночь взорвалась звуками. Его оглушили музыка и голоса ансамбля.

НОГИ УВОДЯТ ВДАЛЬ.

ГОЛОВА ПУСТА.

ВСЕ СОЖГИ КРУГОМ.

НИЧЕГО НЕ ЖАЛЬ.

— Что происходит? — крикнул он городу. — В чем дело?

ИДИ, ИДИ, ИДИ, — пели голоса.

БЕГИ СКОРЕЙ ОТСЮДА.

УШЕЛ, УШЕЛ, УШЕЛ...

И Джонни побежал, решив положиться на магию случая. С этой минуты указателями для него станут случайные вывески, надписи на стенах, рекламы, названия улиц... Тут он остановился и неуверенно посмотрел на тыльные стороны своих ладоней. "Нас ведут знаки", — сказала ему как-то Бонни. Он положится на знаки, которые предлагает ему город. Может, они и выведут его на нужную дорогу.

• Предыдущая
• 5/46
• Следующая