Собрание сочинений, том 27 - Маркс Карл Генрих - Страница 88

Кроме этой, чреватой скандалами, темы разбирались еще и другие вопросы, которые даже в лоне самих побратавшихся демократов вызвали ужаснейшую бурю, так что дело доходило до угроз кулаками, страшного шума и крика, пока в 2 часа ночи хозяин не потушил лампы и не погрузил жаждущих объединения в непроницаемую тьму. Главными возбудителями скандала были Шрамм и Ульмер. В частности, Шрамм в своих выпадах против Руге дал одновременно выход своему гневу против коммунистов, — что было встречено с большим одобрением, — самым враждебным образом напал на Виллиха и объявил рабочих трусами. На это отвечал Ульмер; но он, со своей стороны, вместе с Холлингером, другом Зигеля, требовал созыва общего собрания эмигрантов для выбора комитета помощи. Он прямо обвинял Виллиха и т. д. в том, что тот прокутил и растратил эмигрантские деньги. Невообразимый шум. Таракан Диц выскакивает вперед, заявляет, что он кассир Эмигрантского комитета [308] Грейт-Уиндмилл-стрит, и требует отказа от этих слов. Ульмер заявил, что если эти господа этого требуют, то он готов представить доказательства. Он не возьмет своих слов обратно. Виллих старается его укротить, прибегая к своему обычному приему, и приглашает его для частного объяснения в свою комнату. Но Катон-Ульмер непоколебим и не желает разговаривать без свидетелей. Кстати, Шиммельпфенниг, сидя позади Ульмера, в продолжение речи Гёгга все время хрюкал и производил шум; тогда Ульмер, одержимый вдруг своим «дарованием», поворачивается, потрясая кулаками, и рычит Ш[иммельпфеннигу]: «Если вы, жалкий побирушка, не замолчите, наконец, то я вас выброшу в окно». Ш[иммельпфенниг] побледнел, как мел, но, призвав на помощь свою прусско-офицерскую храбрость, ушел в дальний угол.

Во время этого замечательного представления на Виллиха несколько раз и со всех сторон так грубо нападали, — Гёгг, Шрамм, Холлингер, Ульмер и т. д., — что он шесть раз заявлял, что должен будет уйти, если его достойную персону не оставят в покое.

Теперь создается новый элемент скандала, подготовленный специально нами. Дело в том, что господа «эмигрантские верхи», как они себя называют, совершенно игнорировали «эмигрантские низы». Этим «эмигрантским низам», которым приходится очень плохо, мы, после взбудоражившей их подготовки, сообщили через Ульмера, Румпфа и Либкнехта тот факт, что Эмигрантский комитет на Грейт-Уиндмилл-стрит получил 800 гульденов из Вюр-темберга и что их прекраснейшим образом надувают. Вчера поэтому на заседании комитета на Грейт-Уиндмилл-стрит, под председательством Шаппера, произошла скандальная сцена. Эмигранты требуют, чтобы им были показаны письма, счета и т. д. Виллих, который в свое время выдвигал против нас требования, подобные требованиям этих ослов, грубо объясняет им, что он и компания ответственны только перед Обществом рабочих [309]. Одного эмигранта, который слишком близко подошел к нему, он попросил убраться подальше, чтобы тот не наградил его вшами. Тот обзывает его «пустоголовым болваном». У Шаппера требуют объяснения по поводу его живота, как у гиппопотама, называют его Шнаппером ^{449} . Виллих призывает хозяина и хочет выбросить за дверь одного из эмигрантов. Тот говорит, что он готов уйти, если позовут полицейского. Эти господа-де все негодяи. Этим дело кончается. Виллих и Шаппер заявляют, что при таких обстоятельствах они выйдут из комитета.

Этим «эмигрантским низам» Румпф и Ульмер объявили, что в ближайшую пятницу на общем собрании эмигрантов будут обсуждаться их интересы. Они отправятся туда все вместе, вооружившись дубинками, чтоб отстоять свои притязания. Я дал им теперь знать через Ульмера, что Кинкель получил для них 160 ф. ст., которые он в продолжение ряда недель скрывал и которые он хочет теперь поделить с Виллихом. Их вообще-де использовали лишь как фирму — и это верно, — чтобы улучшить финансы этих-государственных мужей. Уль-мер будет держать речь, а так как Шрамм и др. ничего не знают об этом приятном сюрпризе, то скандал получится хороший со всех сторон.

Как только я тебе сообщу о заседании в пятницу, ты можешь написать — впоследствии необходимое — письмо к Кинкелю. Но что ты должен сделать немедленно, это написать Фишерув Новый Орлеан, рассказать ему обо всей этой грязной истории и дать знать, чтобы он собирал деньги лишь под фирмой «Фрейлиграт»,которая очень популярна. Наша партия крайне в них нуждается. Она единственно активная партия, непосредственно борющаяся с Союзным сеймом, с богом и с чертом, а у нас нет денег для агитации. С другой стороны, необходимо раздобыть деньги для наших арестованных, которые большей частью не имеют никаких средств. Мне кажется, что этому человеку легко будет разъяснить эти два момента. Впрочем, если он может, то пусть производит эти сборы втайне,так как наша деятельность может лишь пострадать от всякого газетного шума. Vale faveque! ^{450}

Твой К.Маркс

Я должен еще заметить, что правоверный бык Шаппер отнюдь не связывается с «неверными»; напротив, он заявил Виллиху, что пусть они лучше оторвут ему голову, но он не пойдет к «этим собакам». Если я теперь иногда не пишу несколько дней, то я поступаю так для того, чтобы делать более полные сообщения.

Впервые опубликовано в книге: «Der Briefwechsel zwischen F.Engels und K.Marx». Bd. I, Stuttgart, 1913

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ [310]

В ЛОНДОН

[Манчестер, около 27 августа 1851 г.]

Дорогой Маркс!

Гомеровские сражения великих мужей, стремящихся к единству, меня весьма позабавили. Что за «Илиада»!

Фишеру написал. Но действительно ли я назван в письме к Кинкелю? А то, как бы мне не осрамиться перед Ф[ишером]. Идея относительно Фрейлиграта великолепна; это, наверное, твоя жена придумала. Потребовать от Ф[ишера], чтобы он собирал деньги специально для нашихпартийных целей, никоим образом нельзя; но если еще что-нибудь будет получено — а я сомневаюсь в этом после того опыта, который проделали американцы, — тогда, я думаю, моего письма будет достаточно для того, чтобы деньги посылались Фр[ейлиграту], а этого довольно.

Напиши мне сразу же, чем кончилась сцена в пятницу, чтобы я мог предпринять необходимые меры против К[инкеля], Вначале я не смогу ничего другого сделать, как потребовать подробных сведений и присылки документов, а затем, в случае получения или неполучения их, сделать дальнейшее. Но известен ли тебе адрес Шинкеля]?

Было бы хорошо, если бы ты прислал мне также адрес Фрейлиграта, чтобы его можно было сразу же сообщить Фишеру. Теперь, к отплытию этого парохода, мы уже не успеем этого сделать, а пока получим от него ответ, пройдет месяц, в течение которого не очень-то следует бомбардировать его письмами.

Кинкелю и Виллиху я подставил ножку своим письмом в Америку, так что они этого не забудут.

О Прудоне ^{451} — завтра или послезавтра. Присутствие Веерта, затем эта пачкотня, в сочетании с конторской дрянью, — все это помешало мне серьезно взяться за книгу. Во всяком случае, шарлатанство там великолепное. Вторая часть, начиная с «ликвидации», бесподобна своим сочетанием жирарденовской рекламы со штирнеровским хвастовством. К тому же некоторые места представляют собой — грамматически и логически — чистейшую галиматью, которая, как он сам понимает, не имеет абсолютно никакого смысла. Об этой второй части, право же, совершенно не стоит серьезно говорить, при всем желании это невозможно.

Для «Tribune» я, конечно, тоже ничего не мог написать, продолжение ^{452} будет на будущей неделе. Очень спешу.