Собрание сочинений, том 27 - Маркс Карл Генрих - Страница 67

Во всяком случае напиши немедленно, приедешь ли ты и каким поездом; тогда я буду на вокзале. Если ты не можешь приехать в четверг, хотя это во многих отношениях предпочтительнее, то приезжай в пятницу. Во всяком случае дай мне тотчас знать, как и что.

Обо всем остальном поговорим при личном свидании, а сейчас лучше пойду на почту сдать перевод.

Привет твоей жене и детям.

Твой Ф. Э.

Почта опять переполнена. Прилагаю половину пятифунтового билета; другую половину — с ближайшей почтой.

Впервые опубликовано на русском языке в Сочинениях К.Маркса и Ф.Энгельса, 1 изд., то. XXII, 1929 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

ЭНГЕЛЬС — МАРКСУ [249]

В ЛОНДОН

[Манчестер], 1 мая 1851 г.

Дорогой Маркс!

Через несколько дней, самое позднее через неделю, ты получишь следующие 5 фунтов; я послал бы их тебе уже сегодня, если бы не должен был только что выплатить 10 фунтов сразу.

Вот уже несколько дней я тщетно ищу письма Лупуса ^{337} и Дронке. Очевидно, ты забрал оба письма с собой. Если ты их найдешь у себя, отошли мне их с обратной почтой, тогда я немедленно напишу. Я не нахожу также письма Фишера из Нового Орлеана.

Не будем особенно жаловаться на плохих последователей. У меня дома лежат как раз мемуары Савари [250]. У Наполеона тоже были свои последователи, — да еще какие! Этот Савари — великолепный образчик подобного рода последователей. Нет ничего более посредственного, чем этот тип. Если некоторые люди воображают, что стоят на должной высоте, не понимая даже «Коммунистического манифеста», то этот Савари воображает, что Наполеон у него в кармане, что он один из немногих избранных, способных оценить все его величие, и при этом он не понял ни одного плана похода или сражения. В то время, когда он писал свои мемуары, не было написано ни одного приличного изложения этих кампаний, поэтому в этих мемуарах, которые являлись апологией как Наполеона, так и самого автора, он, конечно, хотел бы в этом отношении дать максимум того, на что он способен; но вместо этого мы находим лишь несколько общих фраз и кучу не связанных между собой сбивчивых деталей, сообщенных второстепенным очевидцем. Например, об Аустерлице этот молодчик знает лишь, что враг был захвачен врасплох в результате флангового марша и разделен на столько частей, сколько наступало французских колонн — буквальная копия наполеоновского бюллетеня. Но каким образом это произошло, об этом он ничего не знает. А в общем чрезвычайно много сплетен из времен Империи и Консульства; настоящий образец crapaud ^{338} , хвастливого, лживого, раболепного и с истинным сладострастием отдающегося благородной деятельности полицейского, который наслаждается своей властью при арестах и с радостью занимается шпионажем; при этом он вполне пригоден для всякого рода мелочных дел и интриг, но проявляет всюду такую посредственность, чрезмерное усердие и ограниченность кругозора, что его всегда нужно держать на привязи и давать ему точные распоряжения. Наконец, совершенно не представительный субъект, в сущности не лучше и не хуже, не более пригодный и не более компрометирующий, чем известные «amici» ^{339} , и все же Наполеон со временем сделал из него сносную машину, герцога Ровиго и придворного, который его не скомпрометировал перед русским императором ^{340} . Но, конечно, таких субъектов нужно уметь покупать, а для этого прежде всего нужны деньги и власть.

Впрочем, благородный Тьер бесстыдно списал свою работу [251]у Савари, мемуары которого были ведь достаточно известны во Франции, списал, ни в чем не уступая в искусстве плагиата английским политико-экономам. При этом он использовал г-на Савари в качестве главного источника не только в области сплетен, но также в вопросах управления и т. д.

Если судить по «Times», то Лондон теперь имеет ужасный вид, так как татары, французы, русские и другие варвары, должно быть, совершенно завладели им. К тому же еще перспектива заполучить отряды шпионов со всех частей света и даже прусских жандармов, не считая немецких демократических друзей вроде Оттерберга, которые прибудут в июне, чтобы увидеть великую выставку [252]и великих людей. Это будет великолепно. Будь осторожен, тебе пришлют людей с рекомендательными письмами и без таковых, которые будут требовать от тебя, чтобы ты показал им Ледрю, Мадзини, Л. Блана и Коссидьера, и которые потом в Германии будут ужасно много судачить о том, что ты не достал им приглашения к обеду от Фергюса О'Коннора. Придут люди, которые скажут: — Г-н Маркс? — Очень рад, — Вы должны меня знать, я — Нёйхауз, глава тюрингенского движения!

Ты, наверное, уже читал о скандале в кёльнском магистрате по поводу речи заместителя бургомистра Шенка в честь принца Прусского, равно как и бесстыдную речь этого последнего. «Пресса плоха, кёльнская пресса должна исправиться!» [253]Этот бедный Брюггеман, конечно, пользуется случаем для паршивой болтовни, которую обычно осмеливаются помещать в подцензурной печати с соблюдением крайней скромности и благонамеренности. Зато теперь ведь и «наш Штупп» — бургомистр и самый большой человек в Кёльне, а твой шурин ^{341} с похвальным усердием конфискует книги. Я боюсь только, что в качестве прусско-бюрократического Брута он скоро возьмется и за твои вещи, а это может самым неприятным образом отразиться на выплате гонорара. А шурин этого благородного господина, Флоренкур, как сообщают немецкие газеты, с барабанным боем и зажженным факелом перешел в лоно католической церкви. Твоя семья, по крайней мере, интересна, в моей же я сам должен проделывать авантюристические штуки.

Кстати, ты окажешь мне очень большую услугу, если добудешь для меня возможно скорее от Даниельса или от кого-либо другого в Кёльне, кого ты сочтешь подходящим для этого, письмо (посланное прямо сюда, то есть с кёльнским почтовым штемпелем), в котором меня извещали бы о получении двух пятифунтовых билетов, а также о ранее полученном билете, что в сумме составляет 15 фунтов стерлингов; при этом надо добавить, что эти деньги по моему указанию были уплачены отдельным лицам в Кёльне и что таким образом мои расчеты с различными людьми в Кёльне полностью урегулированы. Можно еще прибавить несколько безразличных вещей, поклонов и т. д., чтобы письмо не производило впечатления искусственного. Мне необходимо иметь какой-нибудь документ, с помощью которого я в случае надобности мог бы доказать, что я уплатил долги в Кёльне, так как я предвижу разговор о взятых мной деньгах. Чем скорее я получу это письмо, тем лучше. Я полностью предоставляю на твое усмотрение улаживание этого дела, и мне хотелось бы, чтобы именно ты достал мне этот документ, так как наши личные деловые отношения никого не касаются. Ты можешь, если хочешь, написать, что я наделал долги из-за женщин или что я прежде поручился на эту сумму по делам Союза и теперь должен был ее уплатить, или, что тебе угодно, — это все равно. Письмо, впрочем, в июне будет немедленно возвращено автору. Самое важное, чтобы письмо было с почтовым штемпелем Кёльна и датировано первой половиной мая.

Что слышно у тебя дома? Кланяйся своей жене и детям и напиши сейчас же.

Твой Ф. Э.