Воссоединенные - Каунди (Конди) Элли - Страница 66

• Предыдущая
• 66/81
• Следующая

— Я знаю, вы вправе требовать большего, — говорит Анна, — но я прошу об изгнании Хантера.

Меньшее из двух наказаний. Согласится ли народ?

Они соглашаются.

Люди бросают свои камни в корыто возле ног Анны вместо корыта Колина. Фермеры приходят с ведрами и выливают воду. Решение принято.

— Хантер, — говорит Колин, — теперь ты должен уйти.

Хантер кивает. Не знаю, чувствует ли он сейчас хоть что-нибудь. Кто-то передает ему пакет, и Элай нарушает правила, когда выбегает к Хантеру и крепко обнимает его на прощание. Анна заключает в объятия их обоих, и в какой-то момент они кажутся маленькой семьей: три поколения, связанные не кровными узами, а путешествиями и расставаниями.

Затем Элай делает шаг назад. Он останется с Анной, которая должна заботиться о своих оставшихся людях. Хантер шагает прямо в лес, не сходя на тропу, не оборачиваясь. Куда он пойдет? В Большой каньон?

Теперь народ перешептывается, и Ксандер выступает вперед. В этот момент я понимаю, что люди отдали всю свою милость Хантеру. Они жили и работали с ним последние пару месяцев. Они знали его историю.

Но они не знают Ксандера.

Он одиноко стоит перед деревенским камнем.

Ксандер все сделает для тех, кого любит, любой ценой. Но сейчас, глядя на Ксандера, я думаю, что цена оказалась слишком высока. Он выглядит как Хантер, приходит мне в голову. Как тот, кто зашел слишком далеко и повидал слишком много. Хантер держал себя в руках достаточно долго, чтобы привести Элая в горы в целости и сохранности. Долгое время он делал то, что должен был, помогая другим, но, наконец, сломался.

Я не могу допустить, чтобы это случилось с Ксандером.

— Кто скажет слово в защиту Ксандера? — спрашивает Колин.

Все молчат.

Анна смотрит на меня. Я вижу, что ей жаль, но я все понимаю. Конечно, ей пришлось использовать все свое красноречие, защищая Хантера. Он ей как сын, она поступила правильно.

Но здесь больше нет никого. Кассии нужно сидеть в лазарете с Каем, давать ему лекарство и ждать, когда он очнется. Кай встал бы на мою сторону: но он неподвижен.

Люди переминаются с ноги на ногу и смотрят в сторону Колина. Они злятся на него за то, что тот затягивает сцену. Я тоже хочу, чтобы все поскорее закончилось. Я закрываю глаза и слушаю стук своего сердца, свое дыхание и шум ветра высоко в деревьях.

Кто-то выкрикивает, и голос мне знаком. — Я скажу. — Я открываю глаза и вижу Кассию, пробирающуюся сквозь толпу. Она все-таки пришла.

Ее лицо светится. Лекарство, должно быть, помогло.

Но что-то не так со мной. Я бы должен радоваться, что Кассия пришла, и что лекарство действует. Но я могу думать лишь о больных из провинций и о Лей, во мне растет беспокойство, что уже слишком поздно. Как много людей мы в состоянии вернуть из комы? Подействует ли лечение снова? Найдем ли мы достаточное количество луковиц? И кто будет решать, какие люди получат лекарство в первую очередь? Столько вопросов, и я не уверен, что мы сможем найти ответы достаточно быстро.

Никогда еще я не чувствовал такого опустошения.

Люди подходят, чтобы забрать свои камешки, которые они использовали, проголосовав за Хантера. Камни еще мокрые, и вода каплями стекает на одежду поселенцев, оставляя крошечные темные пятна. Некоторые люди, ожидая, нервно перекатывают камни в ладони.

— Это корыто, — говорит Колин, указывая на то, что ближе к нему, — для максимального наказания. Другое, — которое у ног Ксандера, — для более легкого наказания.

Он не уточняет, что это за наказания. Все уже и так знают? Анна предполагала, что наихудшим приговором для Ксандера может стать изгнание, потому что его преступление было не таким тяжким, как у Хантера.

Но для Ксандера ссылка будет означатьсмерть. Ему некуда идти. Он не выживет в одиночестве, и, чтобы вернуться в Камас, понадобится долго идти по труднопроходимой местности. Возможно, он найдет Хантера.

Но что потом?

Я смотрю на Ксандера. Солнце прокралось сквозь кроны деревьев и зажглось золотом в его волосах.

Мне никогда не приходилось задумываться, какого цвета его глаза, в отличие от глаз Кая. Я всегда знала, что у Ксандера глаза синие, и что он будет смотреть на тебя взглядом, полным доброты и искренности. Но сейчас, хотя цвет и не изменился, я знаю, что изменился Ксандер.

— Иногда мне с тобой одиноко, — совсем недавно сказал он мне в лазарете. — Я не думал, что такое может случиться.

А сейчас ты одинок, Ксандер?

Мне даже нет нужды спрашивать.

По деревьям скачут птички, люди переминаются с ноги на ногу, ветер шелестит в траве и скатывается по тропинке, но все, что чувствую я, это его молчание — и его силу.

Он поворачивается к толпе, расправляя плечи и прочищая горло. У него получится, думаю я.

Он улыбнется той самой улыбкой, и его голос зазвучит над толпой, подобно голосу Лоцмана, которым он, может быть, когда-нибудь станет. Люди поймут, какой он хороший, и больше не будут хотеть уничтожить его — они окружат его, придвинутся поближе и улыбнутся ему в ответ. Так всегда было с Ксандером. Все девчонки в городке любили его; чиновники жаждали видеть его в качестве работника их департаментов; больные хотели, чтобы их лечил только он.

— Клянусь, — говорит Ксандер, — я делал лишь то, о чем просил меня Окер. Он хотел, чтобы лекарство было уничтожено, потому что понял, что совершил ошибку.

Пожалуйста, думаю я. Пожалуйста, поверьте ему. Он говорит правду.

Но я слышу звенящую пустоту в его голосе, и когда он обращает взгляд на меня, я замечаю, что его улыбка уже не та, что раньше. И не потому, что он лжет, а потому, что он просто выдохся. Он месяцами заботился о неподвижных, почти не отдыхая. Он видел, как слегла его подруга Лей. Он верил в Лоцмана, потом верил в Окера, а они все просили его о невозможных вещах. Найди лекарство, сказал Лоцман. Уничтожь лекарство, приказал Окер.

И я виновата не меньше. Сделай другое лекарство, попросила я его. Еще один разочек. Я хотела найти это лекарство так сильно, как никто другой, во что бы то ни стало. Мы все просили, и Ксандер давал. В ущельях, я видела, как Кай исцеляется. Но здесь, в горах, я вижу, что Ксандер сломался.

В корыте возле ног Колина задребезжал первый камень.

— Подождите, — останавливает Колин, нагибаясь, чтобы вынуть его. — Ему еще не дали шанс договорить.

— Не важно, — говорит кто-то. — Окер мертв.

Они любили Окера, и теперь его нет. Они хотят кого-то обвинить. Когда камни заполнят корыто, возможно, Ксандера приговорят совсем не к изгнанию. Возможно, это будет кое-что похуже. Я бросаю взгляд на охранников, которые привели сюда Ксандера и которые разрешили ему сделать лекарство. Они виновато отводят глаза.

Я неожиданно вижу другую сторону выбора. Выбора, который имеет каждый из нас.

Иногда мы делаем неправильный выбор.

— Нет, — говорю я. Я хватаюсь за рукав, вытаскивая шприц с лекарством, приготовленным Ксандером. Если я покажу людям его и присланный мамой цветок, который увидел Окер, то им придетсяпонять. Мы должны были сделать это раньше, прежде чем начался суд. — Пожалуйста, — начинаю я, — послушайте…

Следующий камень летит в корыто, и в это время что-то огромное заслоняет солнце.

Корабль.

— Лоцман! — выкрикивает кто-то.

Но вместо того, чтобы двинуться дальше к посадочному полю, корабль, бешено вращая лопастями, зависает над нашими головами. Элай вздрагивает, и некоторые люди инстинктивно пригибаются. В памяти еще свежи обстрелы в Отдаленных провинциях.

В толпе раздаются стоны.

Корабль немного спускается вниз, но тут же снова поднимается. Его маневр ясен даже мне. Он хочет оттеснить нас, чтобы приземлиться в центре площади.

— Он же говорил, что никогда не будет пытаться сесть здесь, — говорит Колин с побледневшим лицом. — Он обещал.

• Предыдущая
• 66/81
• Следующая