Воссоединенные - Каунди (Конди) Элли - Страница 64

• Предыдущая
• 64/81
• Следующая

Эфедра, амариллис, ночная лилия.

И, конечно, другие растения и цветы.

Слезы катятся из глаз против воли. Я написала эту колыбельную для стольких людей. И сейчас мы можем потерять большинство из них. Хантера. Сару. Кая. Маму. Ксандера. Брэма. Отца.

Эфедра, подписала Анна. Ниже она нарисовала остроконечный кустарник с маленькими конусообразными цветками. Она разрисовала их желтым и зеленым.

Амариллис. Красный. Его я уже встречала в ущельях.

Ночная лилия. Красивый белый цветок с красными и желтыми прожилками в основании трех лепестков.

Моя рука узнает увиденное раньше, чем разум. Засунув руку в карман, я достаю листок бумаги, посланный мамой, распознавая значение по внешнему виду. Я вспоминаю осиное гнездо Инди, полое внутри, загибаю края бумаги, и теперь точно знаю.

В руке я держу сделанный моей мамой бумажный цветок. Она аккуратно надрезала или надорвала бумагу так, чтобы три части расходились веером от середины, подобно лепесткам.

Это тот же цветок, что и на картинке: белый, три лепестковый, края его загнуты и заострены, как у звезды. Я тут же осознаю, что видела его также отпечатанным в грязи.

Вот, что пытался найти Окер.

Он увидел, как я вынимаю бумажный цветок, чтобы завернуть в него камень для голосования.

Рисунок Анны говорит, что название этого цветка — ночная лилия. Но мама никогда не упоминала о нем. Это не новый сорт роз и не старый, и не дикая морковь. О каких еще цветах она мне рассказывала?

Я мысленно возвращаюсь в комнату нашего дома в Ории, где мама показывала мне отрез синего шелка от платья, которое она надевала на свой банкет. Она недавно вернулась из поездки в другие провинции, занятая расследованием мошенничества, связанного с посевными культурами. — Второй земледелец выращивал культуру, которую я никогда раньше не встречала, белые цветки ее были первозданной красоты, — рассказывает она. — Они называли это растение калохортус. И его луковицы съедобны.

— Анна, — говорю я с бешено колотящимся сердцем, — есть ли у ночной лилии другое название? — Если есть, то это объясняет расхождения в данных. Мы заносили этот цветок в два отдельных пункта, но, на самом деле, это была одна и та же переменная.

— Да, — после кратких раздумий отвечает Анна. — Некоторые называют ее калохортус.

Я хватаю датапод и ищу название. Вот оно. Все параметры сходятся. Один цветок, занесенный под двумя разными названиями. И сейчас, объединившись в одно целое, он взлетает на первую позицию в списке потенциальных составляющих лекарства. Эту элементарную, но роковую ошибку совершили при сборе данных. Как же я могла проглядеть этот факт? Как я могла не признать это название, когда моя мама рассказывала мне о нем? Ты слышала его только один раз, напоминаю я себе, и это было очень давно. — Где он растет? — спрашиваю я.

— Мы наверняка найдем его неподалеку от деревни, — говорит Анна. — Калохортус распускается рано, но сейчас еще должен цвести. — Она смотрит на бумажный цветок в моей руке. — Это ты сделала?

— Нет, — отвечаю я. — Моя мама.

***

Уже почти стемнело, когда мы, наконец, находим его на маленькой поляне вдали от деревни и от тропы.

Я опускаюсь на колени, чтобы рассмотреть поближе. Я никогда не видела цветов подобной красоты. Простой белый цветок с тремя закрученными лепестками, выходящими из стебля с редкими листочками. Он, как мои стихи, — маленький белый символ: не капитуляции, но выживания. Я вытаскиваю смятый бумажный цветок.

Хотя мои руки дрожат, я могу точно сказать, что они совпадают. Цветок, растущий в земле, точная копия того, что сделала для меня мама до того, как стала неподвижной.

Настоящий, конечно, гораздо красивее. Но это не важно. Я думаю о матери Кая, которая рисовала водой на камне, которая верила, что важнее — создавать, а не разрушать. Даже если бумажная лилия и не идеальное воспроизведение оригинала, это все же дань его красоте, которую моя мама пыталась преподнести.

Не знаю, отправила ли она цветок, как произведение искусства или как послание, но я выбираю для себя оба варианта.

— Я думаю, — говорю я, — это может быть лекарством.

Я не вижу саму Кассию, но лампы на солнечных батареях отбрасывают ее тень на стену тюрьмы. Ее голос доносится до моей камеры из коридора.

— Мы думаем, что нашли возможное лекарство, — говорит она охранникам. — И нам очень нужна помощь Ксандера.

Охранник смеется. — Я так не думаю, — говорит он.

— Я не прошу вас выпустить Ксандера, — убеждает Кассия. — Нам просто нужно передать ему необходимое оборудование для приготовления лекарства.

— И что вы сделаете с ним потом? — спрашивает другой охранник.

— Мы хотим дать его одному пациенту, — говорит Кассия. — Нашемупациенту. Каю.

— Мы не можем идти против Колина, ведь он наш лидер. И мы потеряли последний шанс попасть в Иные земли.

— Это и естьваш шанс, — говорит Кассия низким, тихим, но убедительным голосом. — Вот, что собирался найти Окер. — Она достает что-то из своей сумки. — Ночная лилия. — По ее тени я вижу, что она сжимает в руке цветок. — Вы едите ее луковицы, не так ли? Употребляете в пищу летом во время цветения, и припасаете ее на зиму.

— Она сейчас цветет? — спрашивает кто-то. — Сколько вы выкопали?

— Только несколько штук, — говорит Кассия.

Другая тень попадает в поле зрения, и я слышу голос Анны. — Эти же цветы росли и в Большом каньоне, — говорит Анна. — Мы тоже употребляли их в пищу. И я знаю, как их собирать, чтобы было чему взойти на следующий год.

— Да какая разница, даже если искоренят все растения? — говорит один охранник другому. — Если бы мы ушли в Иные земли, нам не пришлось бы собирать никакой урожай.

— Нет, — возражает Анна. — Даже если уйдут все, то цветок все равно должен возрождаться. Мы не можем взять все и ничего не оставить.

— Луковицы такие маленькие,— с сомнением говорит другой охранник. — Я не понимаю, как из них может получиться лекарство.

Кассия попадает в поле зрения, и я вижу, что она держит настоящий цветок и лист бумаги, который прислала ей мать. Они идентичны. — Окер видел, как я доставала этот цветок — бумажный — во время голосования. Я уверена, что именно это растение он хотел найти. — Ее голос звучит самонадеянно, будто она во всем уже разобралась. Возможно, она права: Окер поменял свое мнение сразу после того, как увидел, что она достает этот клочок бумаги.

— Пожалуйста, — мягко настаивает Кассия. — Разрешите нам попробовать. — Разве вы не понимаете? — теперь ее голос звучит задумчиво. — Иные Земли уходят от вас все дальше и дальше.

Наступает тишина, когда мы осознаем, что Кассия права. Я, по крайней мере, точно чувствую, что Иные земли ускользают от меня, как, наверно, ускользал целый мир от Лей и Кая, когда они впадали в кому. Такое чувство, что из моих рук ускользает все подряд. Я последовал за Лоцманом, Окером и Кассией, но все пошло не так, как я ожидал. Я думал, что увижу Восстание, найду лекарство и обрету взаимную любовь.

А если бы они все ушли? Если бы все люди или улетели в Иные земли, или лежали неподвижными, и я бы остался здесь один? Стал бы я и дальше бороться за жизнь? Да. Я должен относиться к этой жизни так, будто она все, что у меня есть, а не так, будто она лишь жалкая часть чего-то.

— Хорошо, — соглашается один из охранников. — Но поторопитесь.

***

Анна предусмотрела все. Она принесла оборудование из лаборатории: шприц, ступку и толокушку, чистую кипяченую и обработанную воду, и несколько основных смесей Окера, со списками ингредиентов. — Как ты узнала, что именно нам понадобится? — удивляюсь я.

— Я не знала, — говорит она. — Это все Тесс и Ноа. Они находят вполне возможным, что Окер изменил свое мнение. Они никак не могли определиться, верить тебе или нет, шансы были равны.

• Предыдущая
• 64/81
• Следующая