Воссоединенные - Каунди (Конди) Элли - Страница 29

• Предыдущая
• 29/81
• Следующая

— Так сложнее, — произносит мужчина, наблюдая, как я пишу прописью. — Но обычным способом тоже не плохо.

— Да, — соглашаюсь я.

— Так почему же мы не делали этого все время? — спрашивает он.

— Я думаю, что некоторые люди делают, — говорю я, и он кивает.

Нам следует быть осторожнее. Среди нас еще остаются приверженцы Общества, которые жаждут воевать и разрушать, и они могут быть опасны.

Восстание не запрещает нам собираться вместе, как сейчас, но Лоцман просил сосредоточить все внимание на нашей работе и борьбе с чумой. Он говорит нам, что спасение людей важнее всего, и я верю, что это правда, но думаю, что мы также спасаем себя здесь, в Галерее. Столько людей долгое время ждали, чтобы создать что-то, или были вынуждены скрывать то, что они уже сделали.

Мы приносим в Галерею все свои поделки. К стене уже прикреплено множество картинок и стихов. Они похожи на рваные флаги — бумага из портов, салфетки, даже обрывки ткани.

Есть одна женщина, которая вырезает узоры на куске дерева, затем затемняет их золой и делает отпечаток на бумаге, запечатлевая свой мир на нашем.

Есть также мужчина, когда-то он был чиновником. Он собрал все свои белые мундиры и нашел способ раскрасить их в разные цвета. Он разрезает ткань на куски и шьет одежду в особом стиле: с неожиданными и правильными углами, расцветками и линиями. Он вывешивает свои творения у самого верха Галереи, и они похожи на предвестие того, кем мы, возможно, станем в будущем.

Есть и Далтон, которая всегда приносит красивые и интересные работы, сделанные из кусочков других вещей. Сегодня она принесла человечка, созданного из ткани и бумаги, с камнями вместо глаз и семенами вместо зубов, зрелище красивое и страшное одновременно. — Ах, Далтон, — говорю я.

Она улыбается, и я наклоняюсь, чтобы разглядеть поближе. Я чувствую острый запах смолы, которую она использует, чтобы склеивать свои творения.

— Ходят слухи, — тихо говорит Далтон, — что кто-то собирается петь, когда стемнеет.

— На этот раз точно? — спрашиваю я. Мы слышали такие слухи и раньше. Но этого никогда не случалось. Стихи и поделки оставлять намного легче, нам не приходится стоять перед людьми и видеть их лица, когда мы предлагаем то, что имеем.

Далтон не успевает ответить, как кто-то дергает меня за локоть. Я поворачиваюсь и вижу знакомого архивиста. Мгновение я паникую — как он нашел Галерею? Затем вспоминаю, что архивисты это не Общество, и мы также не занимаемся здесь торговлей. Это место обмена.

Он вытаскивает что-то белое из подкладки своего пальто и протягивает это мне. Лист бумаги. Может, это сообщение от Кая? Или Ксандера?

Что Ксандер подумал о моемсообщении? Это были самые тяжелые слова, которые мне когда-либо приходилось писать. Я начинаю разворачивать бумагу.

— Не читайте это, — смущенно говорит архивист. — Не при мне. Вы не могли бы развернуть его попозже? После того, как я уйду? Там история, которую я написал сам.

— Конечно, — обещаю я ему. — Я прочту ее вечером. — Я не должна была делать вывод, что он только архивист. Конечно, он тоже имеет право внести свой вклад в Галерею.

— Люди приходят к нам и спрашивают, имеют ли их поделки хоть какую-то ценность, — говорит он. — Мне приходится уверять их в обратном. И я направляю их к вам. Только я не знаю, как вы называете это место.

На мгновение я колеблюсь, а потом напоминаю себе, что Галерея вовсе не тайна, ее невозможно спрятать. — Мы называем его Галереей, — отвечаю я.

Архивист кивает. — Вы должны быть осторожны, собираясь в группы, — говорит он мне. — Ходят слухи, что чума мутировала.

— Мы слышим об этом уже несколько недель.

— Я знаю, но когда-нибудь это может оказаться правдой. Вот почему я пришел к вам сегодня. Я должен был записать это, если у нас закончится время.

Я понимаю. Я уже выучила, — даже если бы не было чумы или мутации, — что времени всегдане хватает.

Вот почему я должна была написать Ксандеру все те слова, хотя это было очень сложно. Я должна была сказать ему правду, потому что времени так мало, и оно не должно быть потрачено на ожидание:

Я знаю, что ты любишь меня. Я люблю тебя, и всегда буду любить, но ничто не может длиться вечно. Нужно уметь переступать и шагать дальше. Ты говоришь, что согласен, что дождешься меня, но мне кажется, что ты против, и тебе нужно смириться с этим. Потому что мы слишком много ждали в нашей жизни, Ксандер. Не жди меня больше. Я надеюсь, что ты найдешь свою любовь.

Я надеюсь на это больше, чем на что-либо другое, может быть, даже больше, чем на свое собственное счастье.

И возможно, это означает, что я люблю Ксандера больше всего на свете.

— Куда мы полетим? — спрашивает Инди, поднимаясь на воздушный корабль.

Сегодня моя очередь управлять кораблем, поэтому я сажусь в кресло пилота.

— Как обычно, — отвечаю я, — не имею ни малейшего представления.

Как только Восстание набрало силу, мы перестали получать задания заранее. Я начинаю проверку оборудования. Инди помогает мне.

— Сегодня летим на старой модели, — говорит она. — Это хорошо.

Я согласно киваю. Мы оба предпочитаем летать на старых кораблях, они более маневренные, чем новые, и к ним испытываешь какие-то особенные чувства. А сидя в новом корабле, временами кажется, что это он управляет тобой, а не наоборот.

Все готово, и мы ждем только инструкций. Снова начался дождь, и Инди что-то напевает себе под нос, выглядя счастливой. Это веселит меня. — Хорошо, что нам приказали летать вместе, — говорю я. — Теперь ты не пропадаешь в казармах или столовой.

— Просто я была занята, — отвечает Инди и наклоняется ко мне. — Когда чума отступит, — спрашивает она, — не хочешь ли ты записаться на обучение в истребители?

Так вот почему я стал реже видеть ее: она планирует сменить профиль работы? Истребители, те, кто прикрывает с воздуха наши полеты, должны тренироваться годами. И, конечно же, их учат сражаться и убивать. — Нет, — отвечаю я. — А ты?

Прежде чем она успевает ответить, приходит план полета. Инди тянется к листкам, но я оказываюсь проворнее и перехватываю их, она по-детски показывает мне язык. Я вчитываюсь в пункты инструкции, и мое сердце пропускает удар.

— Что там? — спрашивает Инди, вытягивая шею, чтобы прочитать.

— Мы летим в Орию, — ошеломленно произношу я.

— Странно, — удивляется Инди.

Да, руководство повстанцев неохотно посылает нас в те провинции, где мы когда-то жили. Они думают, что мы попытаемся переправить груз тем, кого знаем, вместо того, чтобы распределить его среди нуждающихся. — Искушение слишком велико, — наставляют командующие.

— Ну, что ж, этот полет обещает быть интересным, — произносит Инди. — Говорят, что в Ории и Центре сосредоточено большинство людей, сочувствующих Обществу.

Я спрашиваю себя, кто же там еще остался жить, из тех, кого я знал. Семья Кассии переселилась в Кейю, а моих родителей куда-то увезли. Интересно, семья Эм все еще живет там? А что с Кэрроу?

Я не видел Ксандера с тех пор, как передал ему записку от Кассии. Через несколько дней после того, как я предложил Инди проникнуть за заграждения Камаса, Восстание отправило нас с доставкой лекарств. Мне кажется, у нее есть идеи насчет задания, но на все мои расспросы она пожимает плечами. — Возможно, они просто хотят посмотреть, сможем ли мы совершить посадку, — предполагает она, — ведь это один из самых сложных маневров в пределах города. — Но я вижу блеск в ее глазах, — значит, она что-то недоговаривает. Я беспокоюсь, но если уж Инди решила молчать, то расспросы продолжать бесполезно.

Нам удалось совершить посадку внутри заграждений, мы помогли Калебу перенести груз, и я передал послание Кассии. Приятно было снова увидеться с Ксандером, и он тоже был рад встрече. Интересно, как долго продолжалась его радость, после того как он заметил, что часть письма испорчена?

• Предыдущая
• 29/81
• Следующая