Что моё, то моё - Хольт Анне - Страница 23

Сара – маленькая ведьма.

Он мог сказать это и заранее. Следы от зубов на руке покраснели и распухли. Он осторожно провёл пальцем по коже и рассердился на себя за то, что не был достаточно внимателен.

Мужчина взглянул из окна поверх гребня холма, прищурившись от ярких лучей утреннего солнца. Почему он не начал раньше? Он слишком со многим смирялся, многого себя лишил. Он долго терпел. Всё это началось, когда ему было четыре. Может быть, и раньше, но ему особенно отчётливо запомнился именно тот год.

Кто-то прислал ему подарок. Мама забрала его на почте.

Мужчина любил вспоминать. Для него это было важно. Он выключил телевизор и налил себе кофе. Нужно приготовить хлопья и набрать воды. Но он живёт воспоминаниями, поэтому детям придётся подождать. Он закрыл глаза.

…Он сидел у кухонного стола, забравшись с ногами на плетёный стул, и рисовал. Перед ним стоял стакан молока, он и сейчас помнит тот сладкий вкус, обволакивавший нёбо, и тепло, исходившее от плиты, стоявшей в углу. Было самое начало зимы. Мать вошла в комнату. Бабушка только что ушла на работу. Пакет был серого цвета, бумага слегка помялась. На верёвке было несколько узлов, так что матери пришлось взять ножницы, хотя они привыкли беречь обёрточную бумагу и бечёвку.

Внутри оказался костюм из синтетической ткани. Синий, с застёжкой-молнией на куртке. В «собачку» вставлено кольцо. На груди – изображение грузовика с большими колёсами. Штаны были на подтяжках и снизу завязывались тесёмками. Он маленькими глотками пил сладкое молоко. Мать улыбалась. Этот синий костюм был очень лёгким. Он почти ничего не весил. Когда мать застегнула «молнию», он взмахнул руками, согнул колени и подумал, что может взлететь. Куртка, тёплая, гладкая, была ему впору, так что ему сразу захотелось выбежать на улицу, поваляться в снегу. Он засмеялся, глядя на мать.

Мужчина отложил пульт. Было уже почти восемь, времени совсем не оставалось. Конечно, дети не умрут с голоду, если он принесёт им еду после работы, но лучше сделать всё поскорей. Он открыл кухонный шкаф и увидел себя в зеркале для бритья, закреплённом с внутренней стороны на дверце.

Бабушка что-то забыла и вернулась. Она остолбенела, когда увидела его.

Синий костюм получил другой ребёнок. Тот, кто больше его заслуживал, сказала бабушка. Он отлично запомнил эти слова. Мать не протестовала. Кто-то отправил ему подарок. Но его костюм ему не достался. Тогда ему было четыре года.

Мужчина видел в зеркале, как по лицу текут слёзы. Но он не испытывал горя. Он чувствовал в себе силу и решимость. Коробка с хлопьями оказалась пустой. Детям придётся посидеть голодными, пока он не вернётся. Ничего с ними не случится.

26

Ингер Йоханне проработала весь вечер, но всё время отвлекалась. Мужчина, дежуривший ночью в «Огастес Сноу», должно быть, соврал насчёт своего возраста, когда устраивался на работу. Усы были явно подкрашены тушью. К ночи усы сделались пегими: кое-где краска исчезла, зато под носом появились чёрные пятна. Он сообщил Ингер Йоханне коды доступа к локальной сети отеля, так что она смогла выйти в Интернет из своей комнаты. При возникновении неполадок можно было обратиться к кому-нибудь из местной службы. Дежурный загадочно улыбнулся и разгладил большим и указательным пальцами усы. Пальцы почернели.

Наверное, она очень устала. Подумав так, она не смогла сдержать зевок. Было два часа ночи, и она посчитала, который теперь час в Норвегии. Восемь. Кристиане уже давно встала. Она вертится сейчас около Исака, играя со своей собакой, пока отец чутко спит. Собака, конечно же, успела перепачкать все углы, а Исак, безусловно, оставил всё как есть, надеясь, что само высохнет.

Она энергично помассировала шею и окинула взглядом комнату. На полу, у самой двери, лежало сообщение. Наверное, его доставили ещё до того, как она вернулась. На третий этаж вела старая, скрипучая лестница, а она не слышала чьих-либо шагов. Кроме неё на третьем этаже больше никого не было, единственная комната напротив пустовала. И хотя она три раза готовила себе кофе, выходя из комнаты, записки раньше не заметила.

На сообщении стояло время доставки – 6 РМ.

«Please call Ingvard Stubborn. Important. Any Time. Don't mind the time difference» ^[22].

Stubborn. Стюбё. Ингвар Стюбё. В записке указаны три телефона. Домашний, рабочий и мобильный, сообразила она. Ингер Йоханне не хотелось звонить ни по одному из них. Она медленно провела большим пальцем по имени, а затем сложила бумажку пополам. Вместо того чтобы выкинуть её, она засунула записку в карман и подключилась к интернет-странице «Дагбладет».

Исчезла маленькая девочка. Ещё одна. Сара Бордсен, восьми лет, была похищена в час пик из переполненного автобуса, на котором ехала к бабушке. Полиция пока не располагает никакими сведениями о преступнике. Общественность в панике. В столице и её окрестностях, от Драммена до Аурскуга и от Айдсвола до Дрёбака, на время прекращены занятия во всех детских кружках и секциях. Организованы отряды сопровождения детей до школы и обратно. Некоторым родителям компенсируют затраты, связанные с тем, что им пришлось на время оставить работу, чтобы находиться рядом с детьми. Школы продлённого дня не могут гарантировать постоянного контроля над детьми, а для усиления такого контроля не хватает персонала. Центральный таксомоторный парк Осло организовал специальные детские такси, управляют которыми водители-женщины. Премьер-министр призывал к спокойствию, председатель комитета по охране материнства и детства плакала в прямом эфире. Известная ясновидящая сказала, что Эмили нужно искать в мусорном баке в одной из мясных лавок. Её мнение поддержал шведский коллега. В результате были проверены все мусорные баки во всех мясных лавках Норвегии. Представители Партии прогресса из Сёрлане выступили в парламенте с инициативой восстановить смертную казнь. Ингер Йоханне трясло, потом ей стало жарко, и она сняла свитер.

Конечно, она не собиралась помогать Ингвару Стюбё. Но похищенный ребёнок был словно её собственным. Глядя на фотографии голодающих детей Африки и семилетних девочек-проституток из Таиланда, она всегда представляла себе Кристиане. И всегда выключала телевизор или закрывала газету. Ингер Йоханне не могла на это смотреть. И в этот раз вела себя так же: не хотела связываться с этим делом. Не хотела ничего слышать.

Но сейчас что-то изменилось.

То, что произошло, касалось её лично. Она начала задыхаться от страха и негодования и вдруг поняла, что единственное её желание – вернуться домой на первом же самолёте. Ей стала безразлична судьба Акселя Сайера, неинтересна исследовательская работа, не занимало, что подумает Альвхильд Софиенберг. Она хотела как можно скорее очутиться дома, попросить Исака не спускать глаз с Кристиане, а потом все свои усилия направить на одно-единственное дело: на поиски этого человека, нет, этого чудовища, которое бродит вокруг их домов и похищает детей.

Мысли её сосредоточились на событиях в Норвегии. Она поняла, что после первой встречи с Ингваром Стюбё против своего желания подсознательно уже пыталась составить предварительный портрет преступника. У неё не было достаточных оснований, не было никаких материалов. А перед отъездом она копалась в ящиках, оправдывая свои действия необходимостью уборки, и конспекты, сделанные ею во время обучения в США, стояли теперь на полках в кабинете. Для того чтобы их разобрать, нужно хорошенько поработать.

– Это точно, – сказала она вполголоса, складывая книги в высокую стопку на краю стола.

Ингер Йоханне сейчас больше всего хотелось помочь Ингвару Стюбё. Это дело – словно вызов для неё. Академическая задача. Гимнастика для ума. Соревнование между ней и неизвестным преступником. Ингер Йоханне понимала, что, принимая вызов преступника, обрекает себя на тяжёлую работу, которая не отпустит ни днём, ни ночью во сне, работу, похожую на смертельный марафон, в котором кто-то из них – она или преступник – окажется сильнее, смышлёнее, быстрее. Кто-то выиграет, а кто-то проиграет.