Бешеные псы - Грейди Джеймс - Страница 34

— Меня зовут…

Второй электрический разряд прервал его высказывание.

Изо рта потекли слюни, и Эрик это чувствовал. Он не выдал им свое секретное имя. Просто инженер — бездетный, бессемейный; это была правда, а правда — верный залог лжи.

Охранники оттащили Эрика по коридору и распахнули перед ним черную стальную дверь. Надели на Эрика его очки. От большого стенного шкафа исходило зловоние. Кирпичный пол был неровный. От стены отделялось нечто вроде металлической койки, размером со взрослого человека. Все стены были в красных, синих и зеленых пятнах, похожих на слезы.

— Чека, — произнес мужчина в обычной государственной форме службы безопасности. Неизбежные усы. — Наша чека. В честь чрезвычайных комиссий. Советы, руководившие мятежниками в Испании, любили современное искусство. Кандинского и Клее. Миро. Павлову. Наш славный лидер восхищается Сталиным, поэтому кое-что было позаимствовано с Запада.

— Меня зовут Ханс Вольф. Я — гражданин Германии и нахожусь в вашей стране на привилегированном положении по рабочей визе.

Охранники запихнули Эрика в камеру чека. Тяжело хлопнула дверь, он услышал, как щелкнул электронный замок.

Стоять было невозможно. Он не видел вокруг ничего вертикального, отвесного. Никакой линии, по которой можно было бы ориентироваться. Стены, пол, потолок вращались вокруг, как постоянно менявшие положение плоскости. Эрик споткнулся о выступавший кирпич и рухнул на прикрепленную к стене железную койку. Но не удержался и снова скатился на пол. Изогнутые плоскости, волнистые поверхности, вспышки цвета, меняющееся освещение: он был заперт в сюрреалистическом пространстве.

Через какое-то время охранники выволокли его наружу. Вволю отдубасили резиновыми дубинками Z-образной формы, которые несколько десятков лет назад поставлялись из США в рамках оказания иностранной помощи. Снова бросили в камеру. Он моментально вывалялся в грязи. Они снова выволокли его. Распороли одежду. Стали поливать из пожарных шлангов. И наконец, голого, усадили в кресло.

— Каковы три основных вопроса? — спросил Усач за столом.

— Не знаю!

Электрический разряд так сильно тряхнул Эрика, что у него слетели очки.

Размытое пятно в форме человека, сидевшего за столом, замахало руками в ослепительном свете изогнувшейся, как змея, лампы.

Паспорт. Виза. Потоки компьютерных кодов. Данные ничего не значат. Главное то, что работает. Механизм должен повиноваться. Или инженер. В противном случае это провал. А провал недопустим.

— Три вопроса. Первый: кто вы?

Пронесся очередной порыв электрической бури — и Эрик потерял сознание.

Он очнулся в муках. В чека. Охранники нацепили очки ему на нос и подтолкнули к двум деревянным мискам. В первой была какая-то размазня, которую Эрик зачерпнул ладонью и отправил в рот. Отхлебнул из второй — там была затхлая вода.

Пытка не возобновится прямо сейчас, он это понимал. Им придется подождать, пока они не докажут, что моя история — прикрытие, и тогда разорвут в клочки.

Подсчитай все, сказал он про себя. Союзные силы сгруппировались вдоль иракско-кувейтской границы. В Лэнгли узнают, что меня схватили, когда я был в группе западных инженеров на стройплощадке завода для обогащенного урана. Они узнают, что я пропал без вести. Обнаружат, что я здесь. Танки пересекут иракскую границу, чтобы спасти меня.

Но это будет не скоро.

А до тех пор «Белый лев» пожрет меня.

Три возможности.

Проболтаться — выложить всю подноготную, чтобы убедить их, что от меня живого больше пользы.

Умереть, так ничего и не рассказав.

Или побег.

Он не собирался умирать. Не собирался ломаться. Становиться предателем.

Охранник завопил что-то на иракском. Прошелся дубинкой по ногам Эрика. Его помощник огрел голого пленника деревянным ведром. «Грампе Клод там, в Огайо, нравилась песенка Хэнка Уильямса о дырявом ведре».

Охранники менялись, продолжая избивать пленного прикладами и ногами. Он умолял их по-немецки, по-английски. Охранники особенно старались не разбить его очки. Они хотят, чтобы я видел, подумал он, потом понял: им нужно, чтобы меня постоянно крутило в этом разноцветном, меняющем освещение пространстве. Они хотят запереть меня здесь; без меня им никуда не деться.

Они не заметили, что он изучает коридор, видимый ему сквозь частокол ботинок и прикладов. С консольного потолка на проводах свисали какие-то металлические предметы: одни — меньше его ладони, другие — больше баскетбольного мяча. Посреди сплетения проводов на потолке Эрик заприметил металлический корпус.

Установка для камеры. Но без самой камеры. Без ее недреманного ока.

Охранник поднял очки пленного, впервые приобретя более или менее определенные очертания.

Подъем. И снова кресло. Очки лентой приклеили к его распухшему лицу. Во рту вкус запекшейся крови, крошево зубов. Густая щетина на щеках. Ребра, ноги, внутренности словно охвачены огнем. Он голый. Ему холодно. Он снова прикован к креслу перед пустым столом. Один.

«Сосредоточься, — подумал Эрик. — Веди с „Белым львом“ игру, прикидываясь невинным. Ханс Вольф, совсем никакой не Эрик Шмидт. Гейдельбергский университет, а не Янгстаун, США. Инженер. Вечный инженер».

Дверь открылась. Вошел Усач, уселся за стол.

— Так какой же первый вопрос? — спросил он.

— Кто… кто вы?

Усач кивнул:

— Правильно. Меня зовут майор Аман.

Пот каплями стекал с Эрика. Падал на цементный пол.

Майор Аман сказал:

— А какой второй вопрос?

«О боже, я не знаю, он снова будет пытать меня током, он…»

— Не знаете? — Майор Аман пожал плечами: — Уфф…

Мужчина в форме офицера секретной полицейской службы наклонился к нему:

— Второй вопрос и привел нас сюда.

«Соберись с духом, нет, это уже не важно… когда…»

— Но первый вопрос ключевой.

Майор Аман принялся листать папку.

— Итак, Ханс Вольф. Инженер, которого мы наняли в «Фольксготтен констракшн». Вы так это произносите? Я немного говорю по-немецки, конечно, не так хорошо, как вы по-английски, ja? — Майор Аман позволил себе скривить губы в презрительной улыбке. — Один инженер среди сотни других инженеров. Бездетный. Бессемейный. Порочащих связей не имеет. Кто вы?

И снова ударил ток.

«Боже, боже, пожалуйста, нет. Ой-ой-ой». Снова и снова.

— Ответ на вопрос, кто вы, — один-единственный, и это ключ к тому, почему вы здесь.

«Мое прикрытие, моя ложь плюс моя подлинная жизнь… неужели все это ключ к тому, почему я здесь?»

Второй вопрос звучит так:

— Чем вы занимаетесь?

Испепеляющая пурпурная молния. Темнота.

Он пришел в себя, когда его волокли голым по серому цементному полу. Он рискнул приоткрыть один глаз. Длинный коридор. Запертые двери. Никаких камер. Нет стола, за которым сидит часовой. Нет и самого часового.

Охранники бросили его на пол. Эрик видел, как охранник протянул руку к связке ключей снаружи черной стальной двери. Зажужжал электрический замок, и дверь открылась. Из камеры чека вырвалась круговерть красок. Эрик закрыл глаза. Они втащили его внутрь, и он даже не пошевелился. Даже не вздрогнул, когда дверь с грохотом захлопнулась и щелкнул замок.

«Считай каждое дыхание. Фиксируй время. Они могли пойти помочиться, перекурить, вытереть лужи на полу, перекусить. Я здесь. Один».

От побоев, электрошоков и вращающихся красок камеры голова у него так закружилась, что он подполз к двери. Нащупал замок. Четыре гаечные головки.

Всем телом приник к прохладной металлической двери. Замок поддался под его рукой. Такова жизнь в военное время, в особенности в Ираке. Что работает — срабатывает. А что не работает, на то просто не обращают внимания.

Когда охранники распахнули дверь, Эрик по-прежнему лежал возле нее, привалившись к холодному железу. Они подбросили его обнаженное тело, рухнувшее на битый кирпич.

Они не стали бить его.

И даже не отвели в кресло кабинета майора Амана.

Вместо этого они быстро провели его в душевую, где стояло деревянное ведро.